Под солнцем любви (сборник)

— Просто мы вчера совершили обмен, — шептала в ответ Наташа. — Я ему свой ноутбук, а он мне билеты.

— Серьезно?

— Да. Обещал посмотреть.

— С каких это пор он стал таким сговорчивым?

— Не знаю, — пожала плечами Наташа и принялась расправлять большой плакат, нарисованный на листе ватмана. На сцену вышла команда инженерного факультета.

— Джонни СМС прислал, — сообщила Алсу. — Предлагает вечером посидеть где-нибудь всем вместе. Ты как?

Я махнула рукой.

— Отлично, — улыбнулась она и убрала мобильный в карман.

Набоков на сцене уже пять минут изображал бабулю из институтской библиотеки, а весь зал сотрясался от хохота.

Успешное выступление команды инженерного факультета отмечали долго. В восемь Наташа уехала домой на выходные. К одиннадцати вечера остались только мы с Алсу и Джонни с Набоковым. Мы долго сидели в «Сити», играли в бильярд, а после закрытия до двух гуляли по ночному студгородку и громко смеялись.

Я не помнила, когда мне в последний раз было так же хорошо. С Сашей тоже вот было хорошо, но все время чего-то не хватало. Мне все время казалось, что я случайно перепутала местами несколько кусочков в сложном пазле, из-за чего последний, но самый важный элемент не умещался в пустую ячейку.

Джонни и Андрей купили по большому пирогу с грибами в круглосуточной палатке.

— Андрюха, а нас пропустят? — спросил Джонни, протягивая Алсу пирог с грибами.

— Пустят, — уверенно ответил Андрей. — Сегодня же знакомый охранник на смене. Вы постойте здесь, а я поговорю с ним.

— А что, если не пустят? — спросила Алсу.

— Придется лезть на второй этаж по стене, — сказал Андрей. — Полезешь за Димкой?

— За Джонни хоть на край света… — издевалась Алсу, передавая ему пирог обратно.

– Умница, – кивнул Набоков. – Хочешь к нам в команду КВН?

Андрей вернулся и сказал, что всех пропустят. Дрожа от ночного холода, мы зашли в девятый блок и поднялись пешком на четвертый этаж, сняли сапоги, надели мужские шлепанцы и, порывшись немного в мужском холодильнике, пошли на кухню варить сосиски. Ничего более съедобного и вкусного там не было.

Я и Набоков сидели на пустой кухне. Он варил самый вкусный кофе, смешнее всех говорил голосом Николая Дроздова и лучше всех рассказывал самые глупые анекдоты. Да чего он только не рассказывал.

Я внимательно изучала его лицо и тихо удивлялась предсказуемости природы. Почему в комплекте с длинным носом и волнистыми волосами человеку всегда достается пара вечно-хитрых глаз и оттопыренных ушей? Как у Джонни, например. И почему при мягких густых бровях всегда есть приятно-пухлые губы в едва заметной улыбке, как у Набокова? Которые так и тянет поцеловать последние пять часов.

Андрей рассказывал, как в прошлом году их группа сдавала «вышку» в присутствии деканатской комиссии:

— …Диман впереди меня сидит, подходит к нему завкаф и просит посмотреть. Нашел какую-то мелкую ошибку и давай на него орать: «Ладно, вы меня не уважаете! Но как вы можете не уважать такую офигенную древнюю науку, как математика!..» — Еще кулаками по парте при этом колотит со всей дури. «Да ты даже на единицу не знаешь!» Ну, Диман тут начинает злиться. Понимает уже, что сидеть тут бесполезно — все равно ему экзамен не поставят. Встает, сминает листок со своими интегралами и идет за рюкзаком. Завкаф скачет за ним, чуть ли не матюгаясь уже, и голосит что-то вроде: «Отдай сюда листок!» А Диман уже листок порвал и спрятал. Тогда завкаф решил отобрать у него самое ценное — рюкзак. Препод к себе тянет, Дима — к себе, оба злые, красные, бычат по-страшному! Такой экшен был! И тут зав схватил Васильева за шиворот и начал трясти. Диман-то высокий, а зав мелкий, до носа ему и то не достает. Вообще, у этой истории известно два финала. По легенде Васильев врезал преподу, а на самом деле просто вышел, громко хлопнув дверью.

Комиссия в полном ауте, молчат. Пять минут искали списки, что-то сверяли. Васильев забрал свой листок, в итоге никто из преподов не знал его фамилии. Завкаф просто хотел заяву на него в деканат накатать. Потом он принялся за меня. Немного остыл, проверил интегралы и уже открыл зачетку, чтоб поставить тройку, и тут говорит мне такой: «Скажешь его фамилию — поставлю экзамен. Не скажешь — не поставлю!» Я ошизел. «Не скажу», — отвечаю невозмутимо так. А он как долбанет кулаком по моему столу, как схватит зачетку и хрясь ее об пол!.. И орет: «Вон отсюда!..» Ну а за мной точно так же вышли Анька, Андрюха, Ромео и Олег. Завкаф все понять не мог, почему мы не выдали Димана. «Почему? Зачем вы так поступаете?» — «Он мой друг…» — просто и гордо сказал тогда Андрюха. Блин, вроде глупость, а так весело было…

— Ну вы даете! — смеялась я. — Я тут подумала. Ты ведь с первого класса в нашей школе учился, а я тебя не помню совсем. Ну, до девятого класса.

— Зато я тебя помню. Ты мне понравилась со второго взгляда, когда я тебя увидел на уроке физики. Физик любит апельсины и чай из термоса. Я стал выходить и задел термос… а потом увидел тебя.

С каждым словом лицо Набокова было все ближе и ближе к моему. Мы снова поцеловались. Я не помню, каким по счету был этот поцелуй, но по ощущениям он был точно такой же, как наш первый. От прикосновений и близости Набокова мурашки пробегали по телу и горели щеки. Снова происходило что-то необъяснимое.

Пять часов утра. Мы сидим на пятом этаже на общей кухне студенческого общежития. Пьем кофе, рассказываем истории и целуемся.

— Что ты делаешь на следующих выходных?

— Пока не знаю. А что?

— У Димки день рождения, поедем на дачу, — сказал Андрей. — Наташка едет.

— Меня парень не пустит, наверное, — пыталась отмазаться я.

— А ты предложи ему поехать с тобой.

— А можно?

– Без проблем.

* * *

Утром в понедельник мы с Алсу сидели в читальном зале инженерного факультета и притворялись студентами. Алсу ждала Джонни, а я сидела за компанию.

— Так, я не поняла, где вы с Набоковым торчали всю ночь! — говорила Алсу. — Проснулись вчера в три, а никого нет! Как это понимать?

— Да мы на кухне сидели до восьми утра. Говорили, пили кофе.

— И это все?

— Нет.

— Ну, целовались еще.

— Да что ты говоришь, — смеялась Алсу. — Сколько?

— Три раза, — призналась я. — Как-то само собой получилось.

— И как?

— Как всегда. Офигительно.

— Ты влюбилась.

— Нет.

— Это был не вопрос.

— Нет, я не могу в него влюбиться, — рассуждала я. — Ты забыла, что он Наташке обо мне говорил?

— А что он говорил? — спросила Алсу. — Я уже забыла, напомни.

— Ну, он куда-то звал Наташку, она сказала ему, что меня еще позовет, а он ей ответил, что рассчитывал на более прикольную компанию. Понимаешь, я недостаточно прикольная для него. Поэтому я не должна в него влюбляться. Ни под каким предлогом.

— Ах, это. Мне кажется, ты неправильно его поняла. Он имел в виду что-то другое и явно не хотел задеть тебя.

— Ну не знаю, мне было очень неприятно.

— Но ты с ним целуешься.

— Это минутная слабость.

— Ну-ну, — качала головой Алсу. — Хочешь, я узнаю у Наташки, что он там говорил на самом деле?

— Ути мои цыпля-а-а-точки! Что, разгова-а-аривать любите?

Я подняла глаза. Напротив стояла маленькая старушка с двухлитровой бутылкой воды в руке.

— С вами пообща-а-аться, может?

Мы кусали губы, еле сдерживали улыбки и тихо здоровались. А бабушка продолжала:

— Так, ну вы посмотрите на них! В курточках! Вы что, приказ ректора не читали?

— Мы уже почти уходим, — тихо отвечала Алсу, собирая в пакет журналы, разбросанные по всему столу.

— Выходите! — подгоняла бабушка. — С куртками и водой нельзя!

— Хорошо-хорошо, — кивала Алсу. — Саш, в столовой посидим. В нашей читалке нельзя только четыре вещи: спать, чертить, работать с ноутом и разговаривать.