В омуте блаженства

– Проститутка! – заорал Бриндизи. Он не чувствовал стыда – Бриндизи отказался от всех прав на жену в тот день, когда избил ее до бесчувствия и бросил здесь умирать. Коул вернул ей жизнь. Она снова принадлежала ему, как и хотела. А он хотел только одного – убить этого борова, который бил Джованну до смерти.

– Как вы смеете! – закричала на него Джованна.

– Прикройся, пьяная тварь! – Он бросил в нее одежду. – Я оставил тебя всего на месяц. И что я услышал, вернувшись? Ты валяешься в постели со священником! Проститутка! – Он поднял руку в перчатке, чтобы ударить ее.

– Стой! – прогромыхал Коул.

– Ты! – повернулся к нему Рондольфо, – ты умрешь, монах! Ни один мужчина не сделает меня рогоносцем! Даже тот, кто общается с Богом!

Он бросился на Коула, взмахнув своим тяжелым мечом, который держал двумя руками. Коул отскочил. Он бросил в Рондольфо скамейку, которую тот отбросил в сторону. Его глаза были красны от гнева, а редкие желтые зубы оскалены.

– Умри за свои грехи, негодяй! – Он снова взмахнул мечом, задев край одежды Коула.

Коул оглянулся в поисках оружия, но в комнате не было ничего, что могло бы противостоять мечу. Он схватил первое попавшееся под руку – это была его ряса – и набросил на голову Рондольфо. Граф зашатался, на минуту ослепленный. Этого мгновения Коулу хватило, чтобы схватить руку, в которой был меч, одновременно нанося ему сокрушительный удар другой рукой. Рондольфо взвыл от боли и выронил оружие, которое с лязгом упало на каменный пол.

– За Джованну! – закричал Коул, ударяя Рондольфо в лицо и в брюхо. Тот, зашатавшись, отступил, не способный ответить на ярость Коула.

– Козимо! – закричала Джованна. – У него нож!

Этот крик на мгновение отвлек Коула от противника – этого времени Рондольфо хватило, чтобы взмахнуть ножом. Коул ощутил боль от кинжала, вонзающегося в его плечо, но он не отступил. Наоборот, барон издал свой боевой клич и с небывалой силой поднял Рондольфо и бросил к противоположной стене.

Изумленный Рондольфо пролетел по воздуху, ударился о стену и упал на свой же нож. Рондольфо застыл, его глаза расширились от ужаса и удивления, он понял, что сам стал причиной своей смерти.

Прежде чем Козимо мог что-то предпринять, он услышал топот на лестнице. Приближенные Рондольфо ворвались в комнату вместе со старухой, которая была так напугана его умением поднимать мертвых.

– Вот он! Убийца! – кричала она. – Колдун! Коул смотрел на нее, не обращая внимания на сочащуюся из раны на плече кровь.

– Граф Рондольфо мертв, – проговорил сержант, убирая свой меч. – Хватайте священника!

Коула схватили за руки и потащили к двери. Джованна спрыгнула с постели, прикрывшись покрывалом.

– Козимо! – закричала она. Джованна бросилась к нему, но ее отогнали. – Козимо! – Ее зеленые глаза светились страхом.

– Я вернусь, Джованна! – прокричал он. – Джованна! Я вернусь к тебе!

Коул проснулся, сердце его стучало, лицо было в поту. Он схватился за плечо, на нем были рубцы от стула, на котором Коул спал возле кровати отца. Коул пошевелил плечом, чтобы рубцы разгладились, но видение не исчезало из головы. Во сне он был Козимо Каванетти. И он дал обещание любившей его женщине, которое из двенадцатого века едва ли мог сдержать.

Несмотря на то, что в комнате было тепло, Коул дрожал. А, может, все-таки вещи, о которых пыталась ему рассказать Джессика, были правдой. Может быть, этот Козимо существует где-то в уголке его сознания. Возможно, то, что он считал снами, было реальными событиями, всплывшими в его памяти. Коул нахмурился и поерзал на стуле. Мысль, что он может быть монахом из двенадцатого века, была очень неудобной.

Коул посмотрел на отца, который мирно спал без помощи транквилизаторов или снотворного. Видел ли отец когда-нибудь во сне Козимо Каванетти? То ли это, о чем отец хотел рассказать сыну много лет назад, когда тот думал только о футболе? Отец пытался говорить о наследии Каванетти в ночь, когда праздновали окончание школы, пытался вовлечь сына в особого рода ритуал, но Коул посмеялся над такими древними деревенскими глупостями. Теперь, когда он вернулся к своим итальянским корням, Коул понял, что в этом нет ничего смешного и глупого. Он наклонился и положил руку отцу на запястье:

– Папа, я готов выслушать тебя, когда ты сможешь.

Глава 23

Джессика проснулась в четыре утра. Она покосилась на светящийся радиобудильник и опять опустилась на подушку. Несколько минут она крутилась, пытаясь заставить себя уснуть, но сон не шел. Что-то мешало ей, как будто она забыла сделать что-то важное. Наконец она отбросила одеяло и встала. Может быть, это из-за едва начатой работы ее посетила бессонница. Через четыре дня ей отправляться в Калифорнию с пустыми руками и страшной историей об убийстве.

Она оделась, почистила зубы и пошла в кабинет. Стопка около пишущей машинки отца стала потолще. Вероятно, он действительно продолжал работу над пьесой. Джессика почувствовала легкую надежду, но тут же избавилась от нее по той же причине, что и всегда. Лучше ничего не ждать.

Она взяла папку, в которой лежало несколько листков ее работы. Быстро прочитала текст, качая головой над вычурностью своего стиля. Джессика взяла ручку и вычеркнула незаконченное предложение. Хотела написать его заново, но рука плохо слушалась, и почерк был неразборчивым.

Джессика положила дрова на каминную решетку, и вскоре в очаге разгорелся огонь. Она поднялась и пошла на кухню поставить чайник, пока комната нагреется.

Чайник засвистел. Она опустила пакетик чая в чашку. Джессика подумала, может быть, все изменится к лучшему. Может, ее жизнь тоже перевернется. Может, и отец, как это принято говорить, начнет новую жизнь. Можно ли на это надеяться? А какое место займет в ее жизни Коул? Она выловила из чашки пакетик и выбросила его в мусорное ведро.

Джессика понесла чашку с блюдцем в кабинет и была удивлена, увидев там темную фигуру монаха, стоявшего около камина.

– Доброе утро, мисс Ворд.

– Козимо! – проговорила Джессика. – Что ты здесь делаешь в такой час?

– Николо спит, а ты нет. Я воспользовался предоставившимся случаем.

Джессика поставила чашку на письменный стол:

– Хочешь чаю?

– Нет, благодарю.

Она села на край стола и посмотрела на монаха, силуэт которого вырисовывался на фоне горящего камина.

– Козимо, я не говорила тебе раньше, но я так благодарна тебе за то, что ты пришел в пещеру – ты спас мне жизнь.

– Я всегда стараюсь приходить, когда ты нуждаешься во мне.

Никто не помогал Джессике с тех пор, как она помнит себя, даже отец. Один Козимо был постоянной поддержкой.

Но она утаила от него правду, хотя чувствовала, что они были когда-то связаны. Джессика чувствовала себя несчастной и нечестной из-за того, что боялась сказать Козимо правду. Хотя бояться было совершенно нечего.

– Скоро я буду тебе не нужен. – Козимо подошел к ней. – И меня здесь не будет.

– Что ты имеешь в виду?

– Я пришел сказать тебе до свидания, Джессика.

– До свидания? – «О чем он говорит?»

– Николо принимает наследство Каванетти благодаря тебе. И скоро не будет необходимости в моем присутствии.

– Не будет необходимости в твоем присутствии? – Джессика вопросительно посмотрела на Козимо. – А как же я? Что я буду делать без тебя, Козимо? Ты мне нужен!

Он ничего не сказал, просто стоял перед ней и слушал. Джессика слышала свои слова как бы со стороны, удивлялась своей вспышке. Она никогда ни в ком не нуждалась, или, наконец, никогда не позволяла себе в ком-то нуждаться. Она подняла подбородок, пряча появившиеся на ее глазах слезы.

– У тебя будет Николо! – ответил наконец монах.

Джессика сжала губы, стараясь сдержать слезы.

– Но Коул – это не ты.

– Да.

– Но, Козимо, как же наши разговоры, наши...

– Но, Джессика, я не могу остаться. Николо принял наследство, он больше не нуждается в защитнике. И если я попытаюсь что-то изменить, то поврежу этим нам обоим. Кроме того, – его голос стал мягче, – я понимаю, что будет слишком болезненно для меня, если я останусь.