Отвращение

з не могла уснуть и думала о России, великой и несчастной от веку. Стране грандиозных умов и отсутствия элементарных понятий, неописуемой красоты и такой же степени бесстыдства. Она думала о той сбежавшей девчонке, которой она перегородила путь. Почему-то было грустно и щемило сердце от непомерности цен, которая платится за каждую толику добытой правды.

А есть ли правда одна на всех? В том странноватом «круге жизни», который они нашли в диссертации Синициной, – где она это украла? – ничего не было про правду. Как там? Рабство – нищета – жестокость – нелюбовь – опустошение – рабство. Можно и так. А можно иначе. Все начинали с рабства. А потом шли другими путями. Вот приедет русская украинка с еврейским именем Рахиль, и они сядут вместе с ней, немецкой полькой, тоже с еврейским именем Берта, и вычертят свой круг, и он может оказаться совсем другим. С какой ноги спляшешь…

На этой странности разламывалась ее собственная теория, но она этого уже не знала, потому что уснула. И ей снился ее внук. Он целился в нее из лука. Она для него делала вид, что ей страшно, не подозревая, что, увидев вещие сны, мы, как правило, не узнаем их в лицо.