Прежняя любовь

— Простите, не могу, — отозвалась я. — У меня есть парень.

Я произнесла это, скрестив пальцы в кармане, потому что мне было неприятно лгать. Но я не могла забыть о том, что я стриптизерша, и считала себя не вправе отправляться с ним на свидание.

— Ну еще бы! Такие девушки, как вы, долго свободными не ходят.

— Такие девушки, как я? — ощетинилась я.

То, что я раздеваюсь перед мужчинами, не означает, что я сплю со всеми подряд.

— Такие хорошенькие.

— А-а…

— Послушайте, вот моя визитка. Если вы расстанетесь со своим парнем, позвоните мне. Можете также позвонить, если вам потребуется разобраться с бухгалтерией. Может, я и не смогу вам помочь, зато это классный предлог еще раз встретиться.

— У вас есть ручка? — спросила я.

Он извлек из внутреннего кармана пиджака синюю шариковую ручку «Бик». Я перевернула его карточку и написала на ней свой номер.

— Если вы узнаете, что где-то есть подходящая работа, позвоните мне, пожалуйста, — попросила я, возвращая ему карточку. — Я помню рабочий номер, так что смогу позвонить вам в офис.

Он кивнул и улыбнулся:

— Отлично. Договорились.

Я не шла, а летела домой, чувствуя себя на седьмом небе от счастья. Я точно знала, что он принесет мне удачу. Так и случилось. Сегодня один из завсегдатаев дал мне сто фунтов.

Да-да, сто фунтов! То есть я хочу сказать, что так просто подобное НЕ ПРОИСХОДИТ! Девчонки чуть не умерли от зависти, но мне было наплевать. Я не стала размахивать этой соткой или хвастаться, но благодаря этому щедрому подарку время пролетело незаметно, поскольку я знала, что теперь мне есть чем заплатить за квартиру и можно особенно не выкладываться.

Более того, я шла домой, улыбаясь до ушей. Вот видишь! Если очень стараться и терпеливо ждать, то обязательно произойдет что-нибудь хорошее.

Спокойной ночи.

С любовью,

Я

Либби

На моей подушке лежит небольшой сверток в розовой оберточной бумаге, перевязанный ленточкой цвета слоновой кости. Под ленточку засунут конверт.

Теперь я понимаю, почему после ужина Джек лишь предложил принести мне из спальни таблетки и поспешил увести Бутча на вечернюю прогулку.

Я тяжело опускаюсь на кровать и смотрю на сверток. Джек любит дарить мне подарки. Для него это способ выразить свою любовь. Они всегда очень красивые, иногда дорогие, но все это я променяла бы на него самого. Я предпочла бы, чтобы он не дарил мне подарки, а разговаривал со мной, делился переживаниями и мыслями, полагался на меня. Я предпочла бы, чтобы наши отношения не становились весьма поверхностными, как только дело касается Евы.

Вот только думать о ней плохо мне становится все труднее и труднее. Чем больше я узнаю о Еве, тем больше я ей сопереживаю, а значит, начинаю понимать, почему Джек до сих пор одержим ею.

Мне отчаянно хочется, чтобы она оказалась сукой. Мне хочется обнаружить, что она удерживает Джека при помощи каких-то зловещих чар. Тогда, глядя в будущее, я смогла бы представить, что, как только эти чары развеются, он сможет всецело принадлежать мне. Но теперь я знаю, на что ей пришлось пойти, чтобы зарабатывать деньги, оплачивать жилье, оставаться на плаву… и это знание разрывает меня изнутри. Как если бы я была с ней знакома. Ведь я могла оказаться на ее месте. Я могла с кем-нибудь переспать, чтобы получить финансирование своей темы. Я могла сделать то, что, по слухам, делают некоторые женщины, оканчивающие магистратуру или аспирантуру. Чтобы свести концы с концами, я тоже могла стать стриптизершей. Когда я ушла, то вполне могла оказаться на месте Евы. А с Евой произошло все то, чего я так боялась.

Я протягиваю руку к свертку. Для такого маленького предмета он на удивление тяжел. Я развязываю ленточку и разворачиваю бумагу. Внутри лежит сердце. Это прозрачный кристалл толщиной около двух сантиметров, в центре которого виднеются завихрения белоснежного тумана, застывшего во времени и пространстве. Сквозь крошечную петельку в выемке сердца продет черный кожаный шнурок. Это не похоже ни на что из всего, что он дарил мне до сих пор.

Меня охватывает любопытство, и я поспешно вынимаю из конверта открытку.

Я тебя люблю. Дж.

Я с трепетом держу сердце на ладони, а потом прижимаю его к груди и откидываюсь на подушки.

Я больше не буду читать эти дневники. Я не имею права вторгаться в ее жизнь. Я уже немного ее знаю, поэтому больше не буду этого делать. Кроме того, читая их, я в каком-то смысле предаю Джека. Я должна расспросить его, поговорить с ним, заставить его рассказать мне о ней. Теперь я знаю, что это возможно, ведь он подарил мне свое сердце. Прежде я не ощущала, что оно принадлежит мне безраздельно.

Глава 13

Либби

Мы стоим на светофоре внизу Одиннадцатой авеню, возле набережной. Рядом с нами останавливается машина. Это красный «феррари». Водитель нагло посматривает на Джека и ревет двигателем, пытаясь привлечь его внимание. Он явно хочет, чтобы Джек осознал убожество своей малышки Z4.

Я закатываю глаза и поспешно говорю:

— Джек, не обращай внимания.

Чтобы успокоить Джека, я прикасаюсь пальцами к его руке. Такие вещи заводят Джека, и он вполне способен попытаться «сделать» этого идиота на светофоре. Вот только это ему все равно не удастся, и он не на шутку разозлится.

— Вот ублюдок! — сквозь зубы цедит Джек.

— Это видно невооруженным глазом. Но ты будешь ничем не лучше, если затеешь с ним гонки. Неужели тебе необходимо самоутверждаться таким способом? Тебя так легко задеть? А теперь представь себе, что будет, если кто-то захочет перебежать через дорогу как раз перед тем, как загорится зеленый свет. Ты собьешь человека. Как ты будешь себя чувствовать, зная, что покалечил кого-то из-за того, что позволил этому уроду вывести себя из равновесия?

Двигатель «феррари» ревет еще громче, и я практически вижу, как волоски на шее Джека встают дыбом от ненависти.

— Знаешь, я часто спрашиваю себя, как такие придурки могут не обращать внимания на то, что у них изо лба торчит огромный фаллос, — небрежно бросаю я. — Неужели он им не мешает?

Джек отводит глаза от дороги и хохочет.

— Ты и обо мне такое говорила Энджеле, когда мы с тобой познакомились?

Он переводит взгляд на светофор.

— На этот вопрос, мистер Бритчем, я ответить не смогу, не бросив на себя тень.

— Ага, так ты у нас крепкий орешек! — поддерживает он нашу дружескую перепалку.

На светофоре вспыхивает желтый свет. Как только он сменяется зеленым, «феррари» с ревом срывается с места и уносится вдаль. Джек трогается с обычной скоростью, а я с удовлетворением замечаю, что закрепленная над светофором камера мигает — она успела заснять «феррари» в его рывке.

— Я уверена, что теперь, когда ты не принял вызов, он чувствует себя еще большим придурком, — сообщаю я Джеку.

— О нет, миссис, вам так легко не отделаться! — Джек хмыкает. — Признавайся, что ты сказала Энджеле после нашей первой встречи?

— Мы женаты. Какое это теперь имеет значение? — спрашиваю я.

— Никакого, но мне все равно интересно. Так что ты сказала?

— Я тебе уже говорила, что даже не упомянула тебя. Ты вообще не высветился на моем радаре, пока не возник возле салона с кофе и круассанами. Но даже тогда меня больше заинтересовали круассаны и кофе, чем тот, кто их принес.

— Ах, как прав был Оскар Уайлд! Действительно, плохо, когда о тебе говорят на каждом углу, но еще хуже, когда о тебе не говорят вовсе.

— Да не расстраивайся ты так! — утешаю я его. — В этом не было ничего личного.

— Я не могу поверить в то, что был тебе совершенно безразличен, — голосит он.

— К счастью, ты не всем женщинам кажешься неотразимым.