Адреналин. Коллекция бонусных материалов к серии Потерянная дружба (ЛП)

Мама выпрямляет спину.

– Осторожней, – говорит она ровным тоном, практически дерзя. – Ты так привык, что жизнь до сих пор вращается вокруг твоих команд. Может, тебе следовало оставить меня своей шлюхой.

Мне трудно дышать; я моргаю, чтобы избавиться от рези в глазах. Шлюхой? Что это значит?

Не сводя с нее глаз, папа медленно выпрямляется. Он выглядит разъяренно. Мама перегнула палку.

Она разворачивается. Я напрягаюсь, когда вижу, что мать идет в мою сторону, но до двери она не доходит. Папа огибает стол, хватает ее за талию и притягивает к себе, спиной к груди.

Мама удивленно охает, когда он крепко обнимает ее и утыкается лицом ей в шею.

– Прости, – шепчет отец.

Она закрывает глаза и, потеряв самообладание, тихо рыдает, пока он поворачивает ее лицом к себе.

Тяжело дыша, я отступаю назад и закусываю губы. Я в таком недоумении. Почему они ссорятся? И что мама имела в виду, когда сказала, что была его шлюхой?

Я разворачиваюсь и замираю, резко вздохнув. Позади меня стоит темный силуэт.

– Шшш. – Лукас прикладывает палец к губам.

Сквозь пелену слез сморю ему в глаза. Я знаю, что они голубые, но в темном коридоре ничего толком не разглядеть. Он протягивает палец; я моргаю, когда Лукас ловит слезу, зависшую на моем нижнем веке.

– Все хорошо, – говорит он мягко, потом дергает головой в сторону. – Идем.

Я сглатываю застрявший в горле ком и следую за другом своего брата в кухню, затем через дверь, ведущую в подвал.

– Куда мы идем? – спрашиваю, в то время как он включает свет.

– За пиццей.

Он говорит так, будто это все объясняет. Наверное, в каком-то смысле объясняет.

Мы любим пиццу.

Я двигаюсь следом за ним по плюшевому ковру через основную комнату, мимо бильярдного стола, удаляясь от развлекательного центра с широкими кожаными диванами и Стены Стыда и Славы, где собраны все наши семейные фотографии, и вижу, как Лукас открывает французские двери, выходит первым, придерживая створки рукой, чтобы не закрылись.

– Тут дождь идет! – выкрикиваю я, остановившись и глядя на легкий, но стабильный дождь.

Он просто бросает мне улыбку и идет дальше к летней кухне, оборудованной маленьким холодильником, раковиной, духовкой и каменной печью для пиццы.

Штанины его джинсов немного волочатся по земле. Я делаю выдох, даже не осознав, что задержала дыхание. В серой футболке и вьетнамках Лукас не кажется таким устрашающим, каким был в последнее время.

После окончания магистратуры в прошлом году он начал часто носить костюмы на работу, и к этому трудно было привыкнуть. Он выглядел как совершенно другой человек. Хоть я и знала, что Лукас взрослый, только никогда не думала о нем как… о мужчине.

И сейчас не замечать это становилось все сложнее. Мне нравился семнадцатилетний мальчишка, который в пять лет научил меня надувать пузыри из жвачки. Теперь же… ощущение такое, будто он опережает меня. Стремительно уносится вперед, пока я все еще разгоняюсь.

Перед лицом пролетает москит. Я отгоняю его, но замираю на месте, когда замечаю вспышки света вдали. Круглые огоньки хаотично мечутся туда-сюда, после чего исчезают среди деревьев.

– Кто там? – спрашиваю у Лукаса, добравшись до кухни и укрывшись под навесом патио. – Я вижу свет фонариков.

– Ну, раз идет дождь, берусь предположить, что это Тэйт. – Он разжигает печь, подбрасывает больше дров. – Думаю, они с Джаредом проверяют дом на дереве.

Мои брови взметаются вверх.

– Что ж, давай тоже посмотрим.

Однако Лукас качает головой.

– Э, нет. Мне кажется, они не обрадуются, если им помешают.

Я сдвигаю губы вбок. Мои плечи немного поникают. Провожая взглядом меркнущие огни, слышу, как позади меня открывается и закрывается дверца холодильника, потом шорох, пока Лукас собирает нужные ингредиенты.

– Нужно растопить масло и намазать им сковороду или побрызгать тесто кулинарным спреем? – спрашивает он.

Обернувшись, я вижу, что в рабочей зоне уже стоит одна сковорода для пиццы с лепешкой из заготовленного теста, которое мы с Эдди, нашей домработницей, храним в холодильнике. Лукас достал пепперони, американский сыр, лавровые листья и… кетчуп.

Кетчуп?

– О, мой Бог, – я испускаю стон. – Давай я сама все сделаю.

Я подхожу к стойке, подталкиваю его, чтобы освободил мне путь, и начинаю убирать… Ну, все, кроме пепперони.

– Срабатывает каждый раз, – ликует он, отходя в сторону. – И поторопись, я голоден.

Я закатываю глаза, но не могу сдержать улыбку. Кулинария – мое единственное любимое занятие, и мне нравится, когда люди хотят, чтобы я им что-нибудь приготовила.

Пока я, принявшись за работу, достаю из холодильника моцареллу, соус и маленькую миску специальной заправки, накрытую пищевой пленкой, Лукас выуживает из шкафчиков ананасовый и апельсиновый соки, а еще бутылку газировки Squirt.

У меня мгновенно начинают течь слюнки. Он делает мой любимый пунш.

Я распределяю соус по тесту и начинаю посыпать его сыром, в то время как Лукас наливает равные части соков и содовой в шейкер, после чего добавляет лед. Едва услышав всплески смешиваемого им коктейля, я улыбаюсь. Это мой самый любимый напиток.

Он наливает его в высокий стакан, вставляет туда соломинку и маленький зонтик, затем ставит на стойку предо мной. После этого Лукас опять лезет в холодильник, откуда достает пиво, а я склоняю голову и делаю быстрый глоток.

– Изумительно. – Я смеюсь, ощутив вкус на языке.

Он снимает крышку со своего пива и садится на стул возле стойки, быстро мне подмигнув.

– Приятно видеть твою улыбку, мелкая.

Напряжение, сковавшее мои плечи, начинает спадать, несмотря на озноб, пробегающий по ногам из-за прохладного ветра, который проникает в крытую кухню. Мы молчим несколько минут, и мои мысли вновь возвращаются к родителям.

Я редко вижу, как мама с папой ругаются, однако все больше и больше любопытствую по поводу некоторых услышанных мной комментариев. Они меня озадачивают. Вещи, которые я не замечала раньше, но начинаю замечать сейчас. Например, как получилось, что они были влюблены друг в друга целую вечность, но при этом папа успел сменить двух жен перед мамой?

Или то, что у меня создается впечатление, будто их отношения начались не так, как в моем понимании должны начинаться нормальные отношения.

Услышав крик у себя за спиной, я бросаю взгляд на просторную лужайку, мимо бассейна, и вижу своего племянника Хоука, который всего на год младше меня. Он поймал футбольный мяч в практически кромешной темноте. Того, кто его бросил, не видно.

Повернувшись к Лукасу, я обрызгиваю сырую пиццу своей секретной заправкой.

– Могу я задать тебе вопрос?

Он поднимает бутылку к губам.

– Ты можешь сделать все, что захочешь.

Сглотнув, я глубоко вздыхаю.

– Что мама имела в виду? – интересуюсь нерешительно. – Сказав, что она была папиной шлюхой?

– Тебе нужно у мамы спросить.

Я опускаю взгляд и сосредотачиваюсь на своей задаче, чтобы скрыть разочарование. Лукас практически всегда отвечает на мои вопросы, только я понимаю: он чувствует, что не должен ничего мне рассказывать. И ощущаю толику негодования оттого, что ему известна информация, которой не знаю я.

– Брак – сложное дело, – поясняет Лукас. – То есть, мне так говорили. Связать себя обязательствами с одним человеком до конца жизни – подобная идея кажется нереалистичной.

Я сдвигаю брови вместе.

– Но если они любят друг друга…

Он нежно улыбается, однако я понимаю, что Лукас потакает мне.

– Как думаешь, люди меняются? – спрашивает он. – Порой даже не осознавая этого?

Пожимаю плечами. Я немного запуталась, но ему этого не сажу.

– Не знаю.

– Ну, а мне кажется, что меняются, – говорит Лукас. – Я думаю, человек, с которым тебе было хорошо на определенном жизненном этапе, может оказаться неподходящим для тебя в будущем. Думаю, опыт меняет нас. Чем дольше мы живем, тем больше меняемся. Мне кажется, иногда люди перерастают друг друга, или их желания меняются со временем, и они становятся другими. По-моему, некоторым отношениям не суждено длиться вечно.