Мистер Писатель (ЛП)

Однако если появится хотя бы намёк на доказательство, что слизняк причастен к этому делу, Уилл с нескрываемым удовольствием запихнёт его за решетку.

А пока, глядя на затенённую детскую площадку, он думал. Думал о невинных малышах, что здесь играли. И о произошедшем здесь отвратительном преступлении.

Уилл знал, что сделает всё возможное, чтобы поймать ублюдка. Подобный ужас не должен повториться.

Глава 20

«Определённо любитель раскидать руки и ноги во все стороны», - размышляла Сара, ютясь на своём жалком уголочке кровати. Ни один из них, строго говоря, не отличался особой миниатюрностью, что приводило к недостатку свободного места для манёвра.

И милостивый боже, какой же Такер горячий! Этот парень способен продуцировать жар, словно среднестатистический ядерный реактор. Под потолком пыхтел вентилятор, в окно дул свежий ветерок, и всё равно Сара чувствовала себя так, словно её завернули в электроодеяло и заперли в сауне.

Но когда, с мелькающими в голове видениями об утреннем кофе, желательно со льдом, она попыталась вылезти из-под небрежно лежавшей сверху руки, Такер ловко привлек её к себе.

– Останься, – сонно пробормотал ей в волосы. – Мне нравится, как ты теснишь меня с кровати.

– Извини, но это не я заняла три четверти пространства.

– Я больше. – Он зарылся носом Саре в шею. – А пока мы беседуем, становлюсь ещё больше.

Она рассмеялась. Не сдержалась.

– Извращенец. – И стукнула его подушкой.

– Дай мне хоть полшанса, тут же им стану. – Вцепившись в подушку, Такер перекатился с Сарой в обнимку и пригвоздил её к матрацу. Именно так она и провела большую часть ночи. – Только посмотри на себя. – Он откинул волосы с её лица. – Вся взъерошенная, раскрасневшаяся, сексуальная.

– Имеешь в виду, мне нужна расческа и немного воды? Пусти…

– С какой стати?

– Потому что я собираюсь заварить кофе?

Явно приободрившись от этих слов, Такер в раздумье склонил голову.

– Позже.

И вошёл в Сару.

Она чуть не ошалела от удовольствия, и это после ночной вакханалии. Новый день едва успел окрасить воздух розовыми переливами, за окном распевала птичка… Они двигались в ленивом ритме, настроение было лёгкое и игривое – идеальный утренний воскресный секс.

Когда всё закончилось, Такер провёл пальцами по её влажному животу.

– Есть вероятность, что к кофе прилагается ещё и завтрак?

Сара придала своему взгляду суровости:

– Так ты занялся со мной сексом лишь в надежде умаслить, чтобы я тебя чем-нибудь накормила?

– Я занялся с тобой сексом, потому что мне это нравится. А ты должна меня накормить, потому что тебе это тоже понравилось.

Посмеиваясь про себя, она потянулась за отброшенной футболкой Такера.

– В каком виде ты любишь яйца?

Он любил болтунью, да побольше. А когда вниз, мечтая чем-нибудь поживиться, притащился заспанный Мейсон, Сара согласилась и ему приготовить варёных яиц и то, что он называл «подрумяненный хлеб с сыром».

– Странный вы народ, – резюмировал Такер, глядя, как Мейсон втыкает ложку в слегка затвердевший желток. – Подозреваю, ваши вкусовые рецепторы каким-то образом атрофировались из-за недостатка в Англии солнечного света.

– Это очень вкусно, – возмутился Мейсон.

– Кто ест плавленый сыр на завтрак?

– Просто радуйся, что тебе не подали копчёную сельдь. – Он свёл брови, затем нагнулся, подобрал что-то с пола и протянул Такеру… блестящую розовую пуговицу. – Твоё?

Тот прищурился. Мейсон ухмыльнулся, затем с неожиданным отвращением нахмурился:

– Боже, Петтигрю, обязательно было заниматься этим на чёртовом столе? Знаешь… – Он мастерски повысил голос, чтобы Сара услышала его со своего места у плиты: – Мне не помешает немного свежего воздуха. Думаю, я позавтракаю на террасе.

Едва друг со своей тарелкой удалился, Такер опять перевёл взгляд на Сару.

Она собрала волосы в узел на макушке, и то тут, то там небрежно струились огненные локоны. На фоне молочно-белой кожи смотрелось особенно впечатляюще. И наблюдая, как Сара протирает пожелтевшую от времени эмаль его плиты, Такер восхищался проворностью её длинных рук.

«Яркая», – подумал он. Да, она яркая. Вспышка света, цвета и движения на его обычно унылой кухне.

К разочарованию Такера, она сняла его футболку. Сбегав к себе за яйцами, кофейными зёрнами и, ну, почти всем, что нужно для завтрака, Сара вернулась в зелёной майке и бежевых шортах.

Не то чтобы он не оценил, как ткань обтягивает её формы. Но вид Сары в его футболке разбудил в нём… собственнические чувства. Его. Его футболка. Его плита.

Его женщина.

Такер резко выдвинулся из-за стола.

– Тебе не надо этим заниматься. – И шагнул к ней.

– Уже всё. – Она последний раз провела по плите и бросила влажную губку в раковину. – Надеюсь, ты не собираешься избавиться от этой вещицы, когда будешь тут всё обновлять. Готовить на ней – одно удовольствие. Я…ох.

Сара обернулась, и он прижал её к столу.

– Ты оделась.

– Ага, люди часто так поступают.

– Мне ты нравишься раздетой.

– Что ж, когда я сегодня поеду в оранжерею, это может стать серьёзной проблемой.

– В оранжерею? – Такер побаловал себя, покусывая её изящную шею.

– Ну, знаешь, растения и цветы, и мульча, и… держи себя в руках, Петтигрю.

– Я бы лучше подержал в руках тебя.

Сара засмеялась, тревожно взглянула на крыльцо и сбросила блуждающие по её телу руки.

– Потише, парень. Мне нужно поторапливаться, если хочу успеть поработать до наплыва посетителей.

Сообразив, что больше ему ничего не светит, Такер поцеловал её в плечо и отстранился.

– Эта твоя оранжерея… там продаются горшки?

– Имеешь в виду, для цветов?

– Нет, ночные.

– Очень смешно. Конечно, там есть горшки. А что?

Такер подумал о жёлтых бутонах, что видел у банка.

– Может, я захочу несколько этих, – он неопределённо махнул рукой, – цветущих штуковин, о которых ты упоминала.

Сара прикусила щёку:

– Цветущих штуковин?

– Откуда мне, чёрт возьми, знать, как они называются?

– Гибискус. – И тут веселье в её глазах сменилось алчностью. – Хотя у тебя достаточно солнца, чтобы прямо здесь, наверху лестницы, посадить прелестный карликовый цитрус. Забавно будет, правда? И, например, вдоль каждой стороны дорожки разобьёшь клумбы с лантаной. Она цветёт просто офигительно, и видит бог, всё лучше, чем нынешняя облезлая трава. Конечно, для посадки сейчас не самое удачное время, но если добросовестно поливать…

– Сара. – Такер поднял руки. – Я сказал, пару горшков. Не ботанический сад.

– Расслабься. – Она потрепала его по щеке. – Это будет весело.

– К твоему сведению, – жаловался Такер, выезжая с оранжерейной парковки, – выкинуть сотню баксов на растения – это не то, что я называю весельем.

– Девяносто семь. К тому же как минимум сорок из них ты отдал за горшки. – Сара обернулась, чтобы полюбоваться разноцветным морем цветов в кузове. – Только посмотри, какие они миленькие.

Он нахмурился в зеркало заднего вида:

– Предполагается, что пикап должен выглядеть сурово и мужественно. Не миленько.

– Нет причин, почему он не может сочетать и то, и другое. Ты суровый и мужественный, но твоя работа, плоды твоих рук милы в своём роде.

Такер ещё сильнее сдвинул брови:

– Я не пишу… цветисто.

– Вообще, я говорила о твоих поделках из дерева. Стулья, которые ты смастерил для заднего крыльца, прекрасны. Но, – раз уж он поднял эту тему, – чтобы называться изящной, проза не обязательно должна быть цветистой или возвышенной. Изящная по определению – приятная, с красивым слогом. Если следовать этой логике, то с полным основанием можно утверждать, что ты пишешь мило.