Удивительное приключение Эми и графа

Но здесь нет ни одной серебряной безделушки.

– Граф на портрете очень похож на вас. Странное ощущение, особенно если вспомнить, что он уже две сотни лет как лежит в могиле.

– И я, и мой брат – копии нашего прапрадеда. Кстати, мы близнецы, – посчитал нужным пояснить Саймон Уэст.

Что ж, до сих пор они не задали ни одного вопроса, который можно было бы назвать нелогичным. За исключением разве что горячей просьбы разрешить немедленно посмотреть на портрет. Саймон вновь обернулся, чтобы увидеть Уэнтворта Арбакля, и не нашел его. Проклятье, куда исчез экскурсовод? Может быть, американка специально заговаривает ему зубы, а этот пройдоха шныряет по дому, выискивая, что бы ему сунуть в карман? Саймон готов был уже пристрелить их обоих, когда сотрудник музея с синей дверью беззвучно поднялся с повернутого к камину кресла с высокой спинкой и, как в прошлый раз, молча кивнул.

– Близнецы, – повторила Эми.

– Да. Поэтому мне привычно видеть рядом человека, с которым мы похожи как две капли воды. Кроме того, бьюсь об заклад, что если вы поставите рядом собственную фотографию и портрет своей прабабки или какой-нибудь дальней родственницы, любой скажет, что у вас много общего. Так что разница, полагаю, невелика.

– Но разница между пожелтевшей фотографией в семейном альбоме и огромным портретом, который у тебя каждый день перед глазами, огромная, – Эми рассмеялась над этим сравнением. – Так, значит, вы сын и брат графа, вы преподаватель, время от времени работаете в баре, а остальные часы своей жизни проводите здесь. Что вы изучаете?

Девушка взяла со стола книгу в синем переплете и прочитала вслух ее название:

– «История Ост-Индской компании».

«Ну вот, теперь ей потребовалось знать, чем я занимаюсь. Следопытка! Но зачем? Все это касается только меня и моей семьи, а больше никого».

– О, теперь понимаю, – прощебетала Эми так, словно только сию секунду сделала свое открытие. – Вы пытаетесь выяснить, какая связь существует между графом на портрете и монетой?

– Вам-то что до этого? – не слишком вежливо вопросом на вопрос ответил Саймон. – И чем это может быть интересно для вас лично?

Девушка резко отшатнулась от стола, словно на нее замахнулись.

– Простите. Я действительно сунула нос туда, куда меня не просят. Просто мне кажется странным, что я оказалась здесь с монетой, которая нарисована на портрете. Мне хочется понять, в чем тут дело. А разве вам это не кажется странным?

– Кажется.

– Слава Всевышнему! Хоть в чем-то вы со мной согласились. И вот что еще. Если вы хотите, чтобы я ушла, я уйду.

– Сначала я хочу рассмотреть монету, – Саймон протянул руку. – А потом вы можете уйти.

– Конечно, конечно, мистер Уэст. – Она постаралась произнести это, старательно копируя интонацию Тэнди, так, чтобы слово «мистер» прозвучало на самых высоких нотах и приняло благодаря этому оскорбительный оттенок.

Эми вытащила из кармана джинсов монету, отдала ее Уэсту и демонстративно повернулась к нему спиной.

К ним все так же молчаи беззвучно подошел Арбакль. Даже паркетные половицы под ним ни разу не скрипнули.

– Я боялась, что вы ушли, – с явным облегчением вздохнула Эми.

Теперь они изучали портрет графа Уэстона вдвоем, дружно игнорируя его праправнука.

Монета казалась теплой на ощупь и блестела точно так же, как на картине. Саймон вновь и вновь крутил ее в руке, чувствуя разочарование оттого, что его многолетние поиски закончились так неожиданно и так прозаично. Он положил монету на стол и подумал, не продаст ли ее эта американка. Саймон был готов произнести сей вопрос вслух, но тут неожиданно после долгого молчания подал голос экскурсовод.

– Я вот что хотел бы узнать, – Арбакль обращался к Эми, но при этом так, чтобы его хорошо было слышно Саймону. – После кораблекрушения монеты были вновь найдены только в тысяча девятьсот восемьдесят пятом году. Вот я и хочу спросить вас. – Он повернулся к Уэсту и повысил голос: – Каким образом эта монета снова оказалась в эпохе Регентства? Я хорошо знаю историю того периода, и ответ на этот вопрос ищу намного дольше, чем вы можете себе представить.

Эми показалось, что ответ-то очевиден, и она сказала:

– Но разве не могло случиться, что часть монет попала в оборот?

– Нет, – на этот раз в один голос ответили Саймон и экскурсовод.

– Прямо на монетном дворе все монеты были уложены в бочонки, запечатаны воском и оттуда перевезены на судно, – сказал экскурсовод, сам того не зная, подтверждая историю, которую она услышала час назад от бармена-преподавателя.

– Да, – кивнул Саймон. – И хотя жульничество и продажность стары как мир, никто и никогда не упоминал о том, что часть монет была украдена.

Он помолчал, глядя на портрет, а затем негромко сказал, обращаясь к экскурсоводу:

– Еще сложнее ответить на другой вопрос, сэр. Как отчеканенная в тысяча восемьсот восьмом году монета оказалась на портрете, написанном тремя годами раньше?

3

Да, черт побери, он был прав. Как могла оказаться на картине монета, если до 1808 года она просто не существовала?Это что-то сверхъестественное.

Теперь все трое смотрели на портрет, словно ожидая объяснений от предка Саймона. Монета сверкала так, словно хотела поведать свою тайну. Граф глядел с полотна серьезно и внимательно, и Эми подумала, что ему-то, наверное, было известно нечто такое, чего они не ведают и не могут понять.

– Я знаю, как это произошло, мистер Уэст, – сказал наконец экскурсовод. – Если я возьмусь доставить вас в то место, где все это случилось, вы согласитесь туда отправиться?

Эми кивнула, как если бы хотела подсказать Саймону ответ.

– Разумеется, – моментально откликнулся молодой человек. – А пока мы здесь, не могли бы вы рассказать, куда дел третий граф Уэстон картину Гварди, которая принадлежала нашей семье?

– Какую картину? – спросила Эми.

– Картину художника Франческо Гварди. Он написал ее во второй половине восемнадцатого века. Второй граф купил полотно в Венеции во время путешествия по континенту. В то время все так делали – покупали на память картины Гварди или Каналетто. Теперь каждая из них стоит миллионы фунтов.

– И третий граф потерял ее?

«Черт, какая досада!» – подумала Эми и вслух продолжила:

– Или продал? Ведь даже в те времена содержать имение или большой дом было очень дорого. Готова держать пари, это была просто прорва, даже без нынешних диких цен на все.

– Такое объяснение лежит на поверхности, однако никаких документов, подтверждающих это, нет. Только запись в дневнике дворецкого о том, что десятого апреля тысяча восемьсот пятого года картина исчезла. Согласно семейному преданию, впрочем ничем не подтвержденному, третий граф отдал полотно Гварди своей любовнице. Как бы прощальный подарок.

– А подарить ей вместо картины какую-нибудь золотую побрякушку он не мог?

– Нет. Граф как раз перед этим купил превосходную скаковую лошадь, нанял для нее тренера-испанца и поэтому имел долги. Записи об этомимеются. А о картине мы знаем лишь то, что десятого апреля тысяча восемьсот пятого года обнаружили ее пропажу, – Саймон покачал головой и прервал свой рассказ. – Простите. Пропавшая картина Гварди занимает меня не меньше, чем монета.

Не слишком ли он разговорился? Но какая польза американке от этой информации? И по-прежнему ли он убежден, что сия парочка хочет от него что-то получить?

– Мистер Уэст, если вы будете столь любезны и загадаете на монете желание, то, возможно, узнаете, что случилось с работой Гварди, – снова разомкнул уста Арбакль.

– Загадать желание на монете? До или после того, как вы ответите на мой первый вопрос? – по тону можно было понять, что терпение Саймона на исходе.

– Я могу ответить относительно монеты, – тем не менее спокойно кивнул Арбакль, – а если известен ответ и о судьбе картины, то его даст монета.

Саймон раздраженно пожал плечами.