Счастье приходит летом

— Мы уже почти приехали к дедушке на остров. Пошли в машину — через несколько минут паром будет у пристани.

Кэйси слез с ее колен, и Джоанна поднялась. Ее ноги были словно из ваты, но она сказала себе, что они просто затекли.

Трюм наполнился шумом заводящихся моторов. Джоанна продвинула свою красную малолитражку на несколько сантиметров вперед, поглядывая на другие машины, которые тоже пробирались к выходу с парома. Кэйси забыл о своей усталости и весело подпрыгивал на сиденье.

Вскоре они уже ехали по главной улице залитого солнцем Винъярд-Хейвена. Пассажиры, не взявшие с собой машин, садились на велосипеды, стояли в пунктах проката или на автобусной остановке.

Джоанна приостановилась на перекрестке и задумалась, по какой дороге лучше ехать. ЕЙ больше нравилась дорога, идущая вдоль берега, но ехать по ней надо было долго, а Кэйси уже достаточно наездился за этот день. Она переключила скорость и направилась по более короткой дороге, проходившей по тихой, удаленной от моря холмистой местности. Как хорошо она помнила все это: дороги, старые дома, окруженные каменными стенами, поля, леса. Ей казалось верхом несправедливости, что здесь ничего не изменилось и что время не властно над этими местами. В душе снова усилились опасения, на которые она весь день старалась не обращать внимания.

Чем ближе они подъезжали к океану, тем холоднее становился воздух. Джоанна свернула с шоссе на узкую, с выбитыми колеями дорогу.

— Скоро мы приедем? — спросил Кэйси. От нетерпения он взгромоздился на сиденье с ногами и смотрел в окно, стоя на коленях.

— Скоро.

Машина нырнула в низину, а потом поднялась на гребень холма, и тут перед ними открылся захватывающий вид: белый песчаный пляж, абсолютно пустой, насколько хватал глаз, и бесконечная череда волн с белыми бурунами. Кэйси ахнул.

— Это южный пляж, Кэйси. Здорово, правда? А это — Атлантический океан.

Южный пляж шел вдоль длинной отмели, о которую разбивались волны прибоя, а у берега они успокаивались, наполняя вдающиеся глубоко в берег заливы. Некоторые из них, потеряв связь с океаном, превратились в лагуны. Коттедж стоял на пригорке возле одной из таких лагун. Это был типичный для Новой Англии 20-х годов летний коттедж с верандами спереди и сзади, с дорожками, посыпанными выцветшей на солнце галькой серебристо-серого цвета. За оградой разросся шиповник, вокруг буйно росли дикая слива, восковница, жимолость, стояли дубки и пестрело от множества полевых цветов — воздух был насыщен их ароматом.

Джоанна въехала в ворота и остановилась у ступеней, ведущих в дом.

— Ну, вот и приехали.

Кэйси облокотился о приборную доску и взглянул на дом.

— Мне очень нравится, — сказал он серьезно, как взрослый, и на лице у него появилась улыбка. — А у дедушки есть парусник?

Джоанна проследила за его взглядом и увидела дюжину белых парусов, сверкающих под вечерним солнцем. Она улыбнулась.

— Нет, детка. У него есть только лодка с веслами, но я не знаю точно, спустили ее на воду этим летом или нет.

Взгляд Джоанны снова остановился на доме, на крыльце, на входной двери, ждавшей, когда ее откроют. Шесть лет прошло с тех пор, как она была здесь, шесть доверху наполненных событиями лет.

Тогда почему она так волнуется? Откуда эта безотчетная тревога?

Даже если у них с Майклом здесь что-то было, даже если все кончилось нелепо и плохо, ну и что? Всем подросткам рано или поздно приходится испытать, как ноет сердце. Подумаешь! Она давно уже выкинула эти мысли из головы.

После тех событий у Джоанны началась серьезная жизнь — брак, появление ребенка, работа, а теперь вот ей пришлось стать вдовой. По сравнению с пережитым Майкл теперь представлялся чем-то малозначительным. Он женился на Банни той же осенью, и они переехали в университетский городок в Вирджинии. Как сказала Вивьен, чудесная пара. Конечно, он, как всегда, блистает, конечно, у них самый дорогой дом и, конечно же, избранный круг друзей. У них все прекрасно. И если бы отец случайно не проговорился, Джоанна так бы и не узнала, что беременность Банни закончилась выкидышем.

Больше она не слышала никаких новостей. Вскоре после того, как родился Кэйси, Джоанне позвонил отец, но звонок перехватила Дороти и велела ему не лезть больше со своими семейными дрязгами.

Джоанна иногда думала, что можно было бы спросить у отца о Майкле, но так и не сделала этого — гордость не позволяла. А потом заболел Фил, и ей пришлось думать о куда более важных вещах.

А уж теперь та первая любовь и вовсе не имеет никакого значения. На одно короткое лето их с Майклом жизни переплелись, а потом они снова пошли разными дорогами. Джоанна не хотела, чтобы бесполезные воспоминания выплывали на поверхность и мешали целительной безмятежности, в которой они с Кэйси так нуждались. Это лето предназначено не для того, чтобы оглядываться назад, а для того, чтобы начать новую жизнь.

— Давай, Кэйси, вылезай, пойдем в дом.

На крыльце она пошарила в сумочке, чтобы найти посланный отцом ключ, и вставила его в замок. Но не успела Джоанна прикоснуться к двери, как та внезапно распахнулась сама собой.

Ошарашенная, Джоанна замерла на пороге и прошептала:

— Боже, что это?

Нахмурившись, она вошла в холл. Все было тихо, все на своих местах желтые дождевики на вешалках, удочки в углу. Но Джоанне все равно казалось, что в дом кто-то забрался. Она бесшумно скользнула в кухню и робко спросила:

— Есть тут кто-нибудь?

Кэйси понял, что Джоанна встревожена, и взглянул на нее.

— Все нормально, Кэйси, — успокоила она. — Хочешь, обойдем весь дом?

Ребенок согласился, но осторожности ради взял ее за руку.

— Тебе здесь понравится. Смотри, вот гостиная, — сказала она и провела его в большую удобную комнату со стенами, отделанными под дерево. Главным украшением ее был камин, возведенный по центру дома, над ним висели старинные корабельные «склянки», отбивавшие каждый час. Перед диваном песочного цвета с большим количеством подушечек стояла накрытая толстым стеклом верша для ловли омаров, превращенная в кофейный столик. На полках под окнами красовались искусно вырезанные из дерева миниатюрные изображения морских птиц.

Если бы в дом забрался вор, он бы, конечно, украл их. Но нет, комната была такой же, какой Джоанна видела ее в последний раз. Точно такой же.

Она поймала себя на том, что смотрит на кресло, в котором сидела тем далеким вечером, когда отец и Вив поведали ей о жестоком обмане Майкла. Вдруг ей показалось, что в этом кресле сидит она сама — смущенная, уязвленная и глубоко потрясенная. Тут Джоанна встряхнула головой и сделала над собой усилие, чтобы вернуться в настоящее.

— А за этой дверью столовая — моя любимая. В комнате стояли восемь виндзорских стульев, большой дубовый стол и резной сервант, в котором морских раковин было не меньше, чем посуды. На стенах висело такое количество барометров, колоколов и морских пейзажей, написанных местными художниками, что голова кружилась. Джоанна прошла мимо телефона, стоявшего на столике под лестницей, и вдруг ее память непроизвольно вызвала образ Майкла, который вел бесконечную беседу с какой-то девушкой. Губы ее дрогнули. Чтоб они провалились, эти призраки прошлого! Они были всюду, куда бы она ни повернулась. — А эту дверь видишь, Кэйси? — произнесла Джоанна. Она ведет прямо в кухню.

В его больших синих глазах сквозило замешательство. Кэйси отпустил ее руку и на цыпочках подошел к двери. Вскоре он понял, что комнаты расположены вокруг камина, так что из кухни можно попасть в гостиную, оттуда — в столовую, а потом снова в кухню и так далее, по бесконечному кругу.

Пока мальчик знакомился с обстановкой. Джоанна вышла на заднюю веранду, залитую солнцем и обдуваемую ветерком. Отсюда открывался вид на лагуну. Но как только Джоанна осмотрелась, ее опасения усилились: клумба с геранью была недавно полита, виднелся круг мокрой земли. Может, отец попросил какого-нибудь соседа присматривать за домом? А тот в результате оставил дверь незапертой? Это было наиболее подходящим объяснением. Джоанна с облегчением вздохнула и присоединилась к сыну.