Люби меня в темноте (ЛП)

Пока я смотрю на своего французского кавалера, то, ошарашенная, потрясенная до глубины души, делаю пренеприятнейшее открытие: он чрезвычайно хорош собой — хотя своей смуглой внешностью походит, скорей, на злодея, чем на рыцаря в сверкающих доспехах. Его лицо не должно быть столь грешным, а тело столь мужественным. Все в нем — от широких плеч до носа с горбинкой и чувственных губ — создано для того, чтобы ставить женщину на колени, чтобы до беспамятства ее совращать. Он — опасность, приглашающая тебя поиграть, и его приглашение может принять только дура. Или, наоборот, только дура может его не принять.

— Естественно, я ее знаю. Она же со мной, — отвечает опасность опять на английском. Он переводит взгляд на меня — голубые глаза сверкают на смуглом лице — и, ухмыльнувшись, отвешивает моей заднице короткий шлепок. — Верно, красавица?

— Верно. — Яростно покраснев, я награждаю его убийственным взглядом. Он хмыкает, в его глазах пляшет смех. — Прости, что опоздала, — говорю я, сладко ему улыбаясь, потом чувствительно щипаю за бок и, когда он, дернувшись, прячет вопль боли за кашлем, опять улыбаюсь — на сей раз настоящей улыбкой. Попался. — Надеюсь, любовь моя, ты не сильно скучал.

— Очень сильно — до боли. — Уголок его рта приподнимается в нахальной усмешке, а ладонь сжимает мой зад. Медленно. Неторопливо. От его интимного, провоцирующего прикосновения мои глаза округляются, а улыбка сходит с лица. Да он сумасшедший. Это единственное объяснение его поведению.

— А теперь, если ты извинишь нас, Марго, мне нужна минута наедине с моей любимой малышкой, — говорит он, еле сдерживая смех на последних словах.

Марго выглядит сбитой с толку нашим взаимодействием. Взгляд ее прищуренных глаз перепрыгивает с меня на него и обратно — она явно не купилась на выдумку. Качнув головой, она закатывает глаза.

— Как скажешь. Только, когда наиграешься, проследи за тем, чтобы она ушла, — с сарказмом говорит эта вредная женщина на английском — выходит, она все-таки знает его, — и на этом, развернувшись на каблуках, оставляет нас, уводя за собой и охрану. Цирк окончен, разочарованная публика разошлась.

Незнакомец берет меня под руку и уводит вглубь галереи, где, кроме нас двоих, никого больше нет.

— Вы что, ненормальный? — Дрожа от возмущения, я выкручиваюсь из его хватки. — Зачем вы это сделали?

И вижу, что в довершение ко всему этот роскошный безумец явно доволен собой.

— Полегче, красавица. Я, вроде бы, только что спас вашу шею.

— Но… — Проклятье. Он прав. — Спасибо, конечно, но…

— Обращайтесь, — добавляет он дерзко, дернув краешком рта.

— Но вы поцеловали меня. — Моя гордость еще уязвлена тем, как бесцеремонно он со мной обращался.

— Вы, ma chérie, насколько я помню, не особенно возражали. — Его рот опасно кривится, а прикрытый тяжелыми веками взгляд падает сначала на мои губы, а потом на глаза. — Вы ответили на мой поцелуй.

Мои щеки пылают огнем. Внутри каруселью кружится память о его поцелуе, о жаре и силе обнимающих меня рук. Я поспешно выпаливаю:

— В-вы застали меня врасплох. Вот и все.

— Конечно, красавица. — Скрестив руки, он с самым что ни на есть непринужденным и самоуверенным видом приваливается к стене. — Но будь я проклят, если стану извиняться за то, что поцеловал вас.

Он отрывается от стены и преодолевает разделяющее нас расстояние. Мое сердце гулко бьется в груди. Я знаю, что надо уйти, но мои ноги словно приклеились к полу, а все защитные реакции оказались парализованы приближающимся ко мне человеком с дьявольскими огоньками в глазах. Он смотрит на меня так, словно я голая, словно я уже лежу с ним в постели, готовая, чтобы он взял меня. И боже мой, на одну слабую, предательскую секунду, я представляю, каким может быть секс с ним. Диким. Эротичным. Животным. Таким, как он сам.

Встав напротив меня, он наклоняется так, что его губы почти задевают мои. Его дыхание, сладкое, мягкое, овевает мне кожу.

— Потому что мне это понравилось. Очень. Скажу больше, меня так и тянет поцеловать вас еще раз.

Я на шаг отступаю назад. По моим венам разносится страх и, возможно, еще возбуждение.

— Вы не посмеете.

— Вы знаете, что посмею, и вам это понравится не меньше, чем в первый раз.

— Какую чушь вы несете. — Я недоверчиво, потрясенно смеюсь. — Все. Я ухожу. Благодарю за спасение, — добавляю с сарказмом.

Я не дожидаюсь ответа. Я разворачиваюсь и, оставив его стоять позади, слепо иду. Каждая моя клетка молит меня бежать со всех ног, из галереи и как можно дальше от этого человека, но я принуждаю себя идти четким, уверенным шагом, чтобы показать ему, что он до меня не добрался.

— Подождите, там… — говорит он мне вслед, но я его игнорирую. И оказывается, что зря, поскольку я попадаю не к выходу, а в какое-то соседнее помещение. Нет, серьезно? Серьезно? Я не склонна к истерикам, но сейчас очень близка к тому, чтобы топнуть ногой.

С красным от злости лицом и руками, сжатыми в кулаки, я возвращаюсь назад — лишь для того, чтобы обнаружить его расслабленно стоящим на том самом месте, где я его бросила. В его глазах пляшет веселье.

— Не туда повернули?

— Идите к черту.

Последнее, что я слышу, — его смех у себя за спиной.

Глава 3

На следующий день…

После утренней пробежки я останавливаюсь на углу, чтобы перевести дух. По моему лбу катится пот, и все мышцы болят, но мне хорошо. Пока я стою, наклонившись и опершись о колени, в меня врезается какая-то парочка. И не взглянув на меня, они быстро и равнодушно извиняются на французском, после чего исчезают внутри. Отлично. Судя по всему, я только что встретилась со своими соседями.

Со вздохом качнув головой, я тоже захожу в дом. И вижу, что в лобби ждет лифта та самая парочка. Они слишком увлечены друг другом и не замечают, что уже не одни. Его лица мне не видно. Только ее. Он толкает женщину к стенке, она хрипло смеется, но смех исчезает, как только он начинает лениво ее целовать, пока она держится за его плечи.

Невпечатленная, слишком уставшая для того, чтобы из-за невоспитанности этой парочки ощутить дискомфорт, я встаю подальше от них и несколько раз нажимаю на кнопку вызова лифта. Чтобы отвлечься, я смотрю на мраморный пол и методично считаю черные и белые плитки.

Помогает не очень.

Мне все равно слышно, как между поцелуями женщина тихо постанывает, а мужчина шепчет ей на ухо соблазняющие слова. Я их не понимаю, но оно и не нужно. В каждом гипнотизирующем слоге, который он произносит, вибрирует удовольствие и сводящая с ума плотская страсть. От мысли о том, что именно он может ей говорить, к моим щекам приливает тепло.

Я стараюсь на них не смотреть, но в итоге любопытство, как всегда, побеждает. Парочка, слившись в жарких объятиях, ничего не замечает вокруг. Мужчина уткнулся лицом в шею женщины, и мой взгляд следует за каждым движением ее рук, поглаживающих его по спине. Эротичность происходящего действует на меня как наркотик. Очень сильный наркотик. Я хочу отвернуться, но не могу. Уильям не верит в публичные проявления чувств. Он считает их отвратительными, недостойными себя и своего имени. Он никогда не притронулся бы ко мне таким образом за пределами спальни, да и я наверняка не позволила бы ему.

Но в глубине души я очарована. Непристойная сцена, разворачивающаяся перед моими глазами, полностью захватила меня, и на мгновение я начинаю завидовать им, этим мужчине и женщине, которые во имя желания могут с легкостью показать средний палец приличиям и правилам этикета. Когда-то давно меня тоже не волновало, что обо мне думают люди. Свобода была слишком прекрасна, чтобы переживать. Но это было много лет и жизней назад. Мои мысли переносятся ко вчерашнему вечеру, к нахальному незнакомцу, к проклятому поцелую, ко всему, что я ощутила, но я сердито выталкиваю их из головы. Жалея, что не могу изгнать этот опыт из памяти навсегда.