Плутовка

— Это хорошее правило. Однако мне кажется, что Лиз не очень жалует меня.

— Вас, Жофруа? Какая глупость!

— Она меня часто здесь видела, но, несмотря на это, мы никогда не испытывали симпатии друг к другу. Такое впечатление, что эта угрюмая женщина искренне ненавидела всех приятелей Иды.

— На ее месте я вела бы себя так же. Общеизвестно, что моя мать окружала себя довольно странными личностями.

— В таком случае почему вы меня принимаете?

— Но вы совсем не такой… Так куда же вы меня сейчас поведете? Просто обожаю маленькие бистро на левом берегу Сены…

— И там, кстати, открылось новое заведение, довольно уютное.

— Выпьете еще на посошок?

— Нет, спасибо.

— Тогда подождите одну минутку — я только возьму меховую накидку. Весенние вечера в Париже прекрасны, но довольно прохладны.

Оставшись один в комнате, Жофруа огляделся. Да, тут все было как прежде, кроме одной детали… На круглом китайском столике слева от дверного проема когда-то стояла прекрасная фотография Иды. Это была совсем юная Ида, какой он ее никогда не знал, и очень схожая с только что вошедшей в его жизнь Эдит… Фотография исчезла.

Во время ужина в бистро они болтали обо всем и ни о чем: о тех мелких ежедневных событиях, которые заполняли до сего дня их существование на разных континентах. Он узнал названия колледжей и университета в Пенсильвании, в которых она училась. Ей же стало известно, что после защиты диссертации по праву он открыл юридический кабинет, клиентура которого быстро выросла. Выяснилось, что Жофруа не придавал большого значения материальной стороне жизни, тогда как Эдит, по примеру всех американских девушек, находила очень важным, что мужчина способен прилично зарабатывать на жизнь.

Несмотря на взаимные откровения, оба чувствовали незначительность всех этих фактов; самым важным было то, что они смогли найти друг друга.

Наконец он решился:

— Эдит, есть одна вещь, которую я не могу больше от вас скрывать. Вчера вы спросили, был ли я влюблен в вашу мать. Так вот, я был больше чем влюблен… В течение трех лет ваша мать была моей любовницей, и мы жили вместе в той самой квартире на авеню Монтень… Рано или поздно, если мы будем продолжать встречаться, вы бы об этом узнали, хотя бы даже от Лиз, недолюбливающей меня. Я предпочитаю, чтобы вы узнали правду от меня. Это все.

Во время признания на лице девушки не промелькнуло и тени удивления. Спокойным голосом она произнесла:

— Благодарю за искренность, Жофруа. Вы поступили правильно.

— Вы на меня не сердитесь?

— Я бы вам не простила, если бы вы продолжали это и дальше скрывать. И как я могу упрекнуть вас за то, что вы были любовником моей матери? Вы же тогда не знали о моем существовании… Давайте больше никогда не возвращаться к этой теме!

Он посмотрел на нее глазами, полными благодарности.

— Ведь это к лучшему, что ситуация прояснилась? Уверена — теперь вы должны чувствовать себя свободным от груза, давившего на вас там, в знакомой вам квартире. Именно это было причиной вашего болезненного состояния в тот раз?

— Да…

— Отныне вы можете честно смотреть мне в глаза. Я думаю, мы были достаточно откровенны сегодня. Мне пора, проводите меня!

Когда они расстались, он даже не осмелился спросить разрешения снова позвонить ей.

Проходили дни, а Жофруа все не решался сделать первый шаг навстречу девушке, чувства к которой были странным образом противоречивы: испытывая настоящую потребность вновь увидеть ее, он опасался, однако, новой встречи. Может быть, было бы благоразумнее избегать дочери своей любовницы, память о которой ассоциировалась с длительным и болезненным ощущением одиночества, последовавшего после разрыва? Теперь, когда он наконец смог освободиться от прошлого, не было ли чистым безумием вновь броситься в сладостные коготки другой Килинг? Если бы его отношения с Эдит могли ограничиться простым любовным приключением без перспектив и последствий! Но с такой решительной девушкой об этом не могло быть и речи. Да Жофруа и сам этого не желал: золотоволосая Эдит с первого же мгновения показалась ему идеальной спутницей, может быть, единственной, с кем он был готов связать свою судьбу… Но мыслимо ли было стать мужем девушки, будучи до этого долгое время любовником ее матери? В этом было что-то неприличное и противоестественное.

Он не ходил больше в бассейн клуба «Расинг» из опасения случайной встречи с ней.

Однажды утром она сама позвонила ему. Звонкий и веселый голос ее зазвучал в трубке:

— Куда же вы запропастились, Жофруа? Я тут много размышляла после нашего последнего разговора. Вы можете принять меня за ненормальную, но я должна вам также признаться: помните, я говорила, что ни один мужчина до сих пор мне не понравился? Однако с момента нашего знакомства вы показались мне непохожим на других, и мне кажется, я нашла ответ на эту загадку: я думаю, вы единственный, кто способен ухаживать за мной… Я вам также говорила, что американки очень сентиментальны; каждая из них мечтает однажды покорить европейского мужчину. Это глупо, но это так: в душе американских девушек существует тайный уголок, где спрятано желание познать большую любовь с потомком римлян… Я, должно быть, из того же теста, что и мои романтические соплеменницы. Вы понимаете меня, Жофруа? Мне бы очень хотелось, чтобы вы за мной поухаживали! Я вам разрешаю начать это с сегодняшнего вечера: заходите за мной в восемь часов. Но особенно не обольщайтесь — это вовсе не означает, что я буду готова любить вас… Да, кстати, я по достоинству оценила вашу искренность в тот вечер. До скорой встречи…

Несмотря на щелчок на другом конце провода, он еще долго стоял в задумчивости, забыв повесить трубку, и все спрашивал себя, не послышался ли ему этот голос, произнесший такие магические слова.

В этот вечер им вовсе не хотелось уединяться в ночном ресторане. После ужина в том же маленьком бистро на левом берегу Сены, куда она захотела непременно вернуться, как будто совершала какое-то священное паломничество, Эдит любезно произнесла:

— Я вас приглашаю ко мне на бокал шампанского!

Что это? Последствия его недавнего признания? На этот раз он не испытал ни малейшего замешательства, оказавшись вновь в гостиной, и она ему уже не казалась пропитанной навязчивыми воспоминаниями об Иде. Присутствие приветливо улыбающейся Эдит стерло все — грусть и сожаление.

Никогда девушка не была с ним такой нежной, никогда еще он не ощущал ее такой близкой. Внезапно почувствовав, что это его судьба, Жофруа произнес сдавленным голосом:

— Эдит… Вы бы не согласились выйти за меня замуж?

Произнеся эти слова, он испытал досаду на себя за безумный вопрос. Последовавшее молчание показалось ему вечностью. Наконец с ее чувственных губ слетело:

— Я пока не знаю.

Затем Эдит добавила певучим голосом:

— Если бы я вам ответила «да» сразу же, вы были бы вправе меня презирать. Дочери трудно занять место собственной матери в жизни мужчины… Только время может все утрясти. Хотя я не сомневаюсь в вашей искренности, но мне кажется, что все происходит слишком быстро. Мы так мало знакомы, Жофруа. Временами меня пугает чувство привязанности к вам: оно гораздо сильнее и глубже поисков того «римского шарма», о котором я вам говорила утром по телефону… Я не знаю, действительно ли это любовь. Всякий раз, как я начинаю в это верить, неведомая тень встает у меня на пути и возвращает меня к действительности… У этой тени силуэт моей матери, но мне никак не удается рассмотреть лица, чтобы понять — смеется ли она над нами или ненавидит нас. Вот и сейчас у меня такое ощущение, что Ида следит за нами, спрятавшись за мебелью или за драпировкой, слушает наши разговоры, следит за нашим поведением… А вас эта тень не смущает?

— Теперь уже нет!

— А на меня она до сих пор наводит страх. И чем дальше, тем больше. Доходит до абсурда: я начинаю верить, что именно она незаметно привела меня к вам, а не чудесное стечение обстоятельств. Я уже не уверена, сама ли я решила приехать во Францию, или Ида подала мне такую идею. И не она ли говорила мне о клубе «Расинг», советуя туда пойти, в надежде, что я вас там повстречаю? Ида — эгоистичное чудовище, Жофруа! Чудовище, которое вы, тем не менее, обожали и черты которого вы с радостью узнаете во мне… Не испытываете ли вы, находясь со мной, ощущения, что обретаете вновь то, чего вам недоставало весь этот год? Да, мне страшно… Страшно оттого, что вы меня любите только по этой причине. Я не сомневаюсь — моя мать смогла стать для вас женщиной в полном смысле этого слова, но и я — другая женщина — способна, как и она, быть всем в жизни мужчины, которого полюблю. Когда вы меня узнаете лучше, то быстро поймете разницу между мной и Идой. Я не могу допустить и мысли, что вы будете разочарованы! Не обижайтесь на меня, Жофруа, но если я однажды соглашусь стать вашей женой, то лишь убедившись, что вы во мне любите меня, а не нечто, позволяющее вам освежить ваши лучшие воспоминания о прошлом!