Горбун

— А ты не знаешь, его родственник без горба или с ним? Представляешь, из двух дромадёров составился бы один двугорбый верблюд.

Мы ещё долго издевались над несчастным человеком, придумывая ему то одно прозвище, то другое, пока я не вернулась к неразрешённому вопросу о приглашении родственника нашего горбатого знакомого.

— Ну так что передать Риголетто? — спросила я.

— О чём? — не поняла Ира.

Пока мы веселились за счёт Дружинина, моя подруга начисто забыла о теме предыдущего разговора.

— О его родственнике, — ответила я.

Мне вдруг очень захотелось, чтобы у нас в гостях появился англичанин. Я была знакома с немцами, вьетнамцами, датчанами, но с англичанами ещё не общалась.

— Я не хочу, чтобы он его приводил, иначе не избавишься от обоих. А так чёртов горбун пореже будет здесь появляться.

Этот аргумент мне в голову не приходил, но теперь решил все сомнения. Я вовсе не хотела, чтобы Дружинин прекратил свои визиты, которые всегда вносили в наше общество оживление. И кроме того, он был мне интересен как человек со сложным, изломанным характером, и в этом случае во мне говорил писатель.

— Ир, я не могу сказать ему, чтобы он не приводил своего родственника. Я ему почти обещала, что ты его пригласишь.

— Не надо было обещать, — безжалостно ответила Ира.

Тут уж я взмолилась:

— Ну, Ирочка, ну, пожалуйста, разреши его пригласить. Ну, хочешь, я сейчас пол вымою? Или лучше завтра.

Ира думала.

— Тогда сама ему скажи, что не разрешаешь приходить с родственником, — предложила я.

— Пол мыть не надо, — смилостивилась она, и у меня отлегло от сердца. — Лучше вскопай несколько грядок.

— Вскопаю, — огорчённо пообещала я, подумав, что ради Дружинина приносятся слишком большие жертвы.

На другой день рано утром Ира уехала к родственникам Мартина. Мне делать было нечего, но отправиться на прогулку я не решилась из уважения к общему горю. Чтобы как-то убить время и заодно выполнить обещание вскопать несколько грядок, я сразу после кофе приступила к сельхозработам. Прежде всего надо было выбрать место для возделывания грядок, а это представляло собой сложную задачу. Как честный человек, я не могла выбрать самый лёгкий для обработки участок, но, благодаря галантности горбуна, я достаточно чётко усвоила, что я не лошадь и не бык, а девушка, и, следовательно, по общечеловеческим законам, не должна поднимать целину. Приходилось выбирать золотую середину, и я долго смотрела на заросшую сорняками землю, подбадривая себя и набираясь решимости. Здесь, как и во всяком деле, лучше всего было призвать на помощь вдохновение, а это такая капризная штука, что мне пришлось тяжко. Я перебрала в памяти множество книг и фильмов, герои которых помогли бы мне своим примером, но тщетно. Приёмной дочери Сайлеса Марнера вскапывал землю для цветника её жених, в "Таинственном острове" Жюля Верна землю обрабатывали крепкие и умелые мужчины, а в польском фильме, не помню названия, в распоряжении Антонии были такие замечательные механизмы, что любо-дорого поглядеть. Ире тоже следовало бы заиметь мини-плуг, а не пользоваться примитивной лопатой. Нет, вдохновения, западными примерами, как видно, не вызовешь.

— "Есть женщины в русских селеньях", — еле слышно пробормотала я, но энтузиазма не вызвал и этот родной образ, потому что сейчас же полезли посторонние мысли, а именно: почему Некрасовскому идеалу "не жалок нищий убогий". С моей «совковой» точки зрения, пословица "от сумы да от тюрьмы не отказывайся" очень верна, поэтому не стоит презирать нищих, если каждому честному человеку грозит безработица, а значит голод и нищета, так что я не могла согласиться с пренебрежительными словами "вольно ж без работы гулять". В конце концов, когда кормилец умер, примерная русская женщина, сильная, красивая и гордая, у которой всё спорилось в руках и у которой "не решится соседка ухвата, горшка попросить" (почему?), не вынесла тягот жизни и надорвалась на работе.

— Какой кошмар… о, боже мой! — с чувством сказала я, усаживаясь на ступеньку.

Именно в эту минуту подъехала машина, и Дружинин, у которого была очень веская причина для отказа подвезти Иру, появился передо мной собственной персоной.

— Good morning, Jane! What do you think about?

— About many things. Какими судьбами?

Мне было неприятно, что он наврал про встречу родственника, из-за которой не мог помочь Ире. Если он сумел приехать сюда, то, наверное, успел бы довезти мою подругу и вернуться. Более того, мне не понравилось, что он окинул потёртые джинсы Ирины, к слову сказать, прекрасно на мне сидящие, всего одним, но зато не очень восхищённым взглядом, что могло означать неодобрение. Возможно, мне гораздо больше шли платья и юбки, но нельзя же так ясно выражать своё отношение к рабочему наряду застигнутой врасплох девушки.

— Что-то произошло? — спросил горбун, почувствовав, что я чем-то недовольна.

— Ира разрешила привести вашего родственника сюда, — сказала я. — Вы его уже встретили?

— Ещё нет. Он приезжает сегодня, но позже.

До сих пор не могу понять, почему я сразу взяла с ним такой вольный тон, но он молча терпел мои придирки и только оправдывался.

— Тогда почему вы отказались отвезти Иру? — прямо спросила я.

Хорошо ещё, что он не пытался врать и изворачиваться, а то он навсегда бы упал в моих глазах.

— Слишком долго объяснять, — терпеливо ответил он, глядя поверх меня. — Поверьте, что у меня были веские причины для отказа от поездки вдвоём.

Я сразу же вспомнила о предупреждениях держаться от горбуна подальше и о своём решении не принимать его, когда буду дома одна, но он стоял передо мной, не спрашивая, удобно мне это или не удобно, и избавиться от него возможности не представлялось.

— Что вы собираетесь делать? — спросил незваный гость, который был для меня уж точно хуже татарина.

— Почему вы думаете, что я собираюсь что-то делать? — рассеянно поинтересовалась я, прикидывая, что бы такое взять в руки, чтобы отбить у него недостойные желания, если таковые у него возникнут.

— Потому что вы заняли моё место, — объяснил Дружинин. — Я привык к тому, что вы предпочитаете шезлонг.

— Если я сяду в шезлонг, то уже не заставлю себя встать, а меня ждёт работа.

Я наконец-то догадалась, чем мне вооружиться, и взяла в руки камень, которым ранее заложила дверь, не давая ей закрываться. Горбун ошеломлённо смотрел, с каким непринуждённым совершенством я перекладываю булыжник из руки в руку, но словесно не выразил своего изумления.

— Какая работа? Осведомился он, не сводя зачарованных глаз с моих рук.

— Важная, тяжёлая и грязная, — охотно объяснила я. — Она-то и заставила меня вспомнить о русских крестьянках вообще и о Некрасове в частности.

Дружинин рассмеялся и, заметив воткнутую в землю лопату, сделал правильный вывод.

— Время у меня есть. Если вы не против, я выполню эту работу за вас.

Я сочла, что это было бы справедливо, потому что только его английский родственник вынудил меня дать твёрдое обещание заниматься земледелием.

— Другая на моём месте была бы против, но я уважаю русское гостеприимство и удовлетворяю все желания гостя. Электроплуга здесь нет, но испытанная веками лопата в полном вашем распоряжении.

— А дома вы пользуетесь электроплугом? — поинтересовался горбун. — Или вы типично городской житель и на природу выезжаете только отдыхать?

— Нет, почему же! У меня есть фазенда аж в десять соток.

— Вы сами обрабатываете столь гигантское поместье?

— С мамой. У нас не принято обзаводиться невольниками или крепостными, вот почему это всего лишь чуть облагороженные джунгли. Примерно то же самое, что находится перед вами.

— Извините за задержку, но вы упомянули больную для меня тему. Что конкретно вы вспомнили из Некрасова?

По-моему, горбун попросту отлынивал от работы, но, не прекращая вертеть в руках булыжник, я охотно раскритиковала примерную русскую женщину, доставив горбуну огромное удовольствие.