Запретный мужчина

Отвары Яримы, несомненно, обладали целительной силой, потому что очень скоро Херман начал вставать, а потом и выходить, сначала из своей комнаты, а вскоре и из дома. Правда, когда он выходил из дома, ему всегда встречался Игнасио и предлагал себя в провожатые, опасаясь его слабости и нездоровья. Херман понял, что за ним все-таки следят. И значит, версия Яримы, может, и не так безупречна. Но пока общество Игнасио Херману ничуть не мешало, он присматривался к окрестностям, решая, в какую сторону лучше всего податься, когда он окончательно наберется сил. Гальярдо понял, что находятся они в горах, и ему придется спускаться вниз по крутым каменистым склонам. Однако это его не пугало.

С каждым днем Херман чувствовал себя бодрее и бодрее.

Зато Ярима изнемогала в борьбе с собой. Как-то вечером, принеся очередное магическое питье Херману, она приникла к его губам страстным жадным поцелуем, пытаясь вдохнуть в него ответную сумасшедшую страсть. И в какой-то момент Яриме показалось, что ее желание близко к исполнению. Губы Хермана шевельнулись в ответ, пусть пока еще и неохотно, сдержанно.

Обрадовавшись, Ярима поняла — завтра! Завтра ее желания исполнятся. Завтра она будет лежать в объятиях Хермана, и пьянящая действительность вытеснит все химеры прошлого и будущего, заслонит все скорби и печали.

Эту ночь Ярима проспала на удивление крепко и спокойно, так тверда была ее уверенность в непреложности того, что должно было свершиться завтра. Проснулась она не слишком рано, и первое, что ощутила, была странная пустота дома. Хермана в нем не было. Это она поняла отчетливо.

Отправилась к нему в комнату. Никого. Он и раньше выходил гулять ранним утром, но сейчас Ярима почувствовала: он ушел, чтобы никогда сюда не возвращаться.

И вновь ослепительным пламенем вспыхнули в Яриме гнев, обида и ненависть. Она вновь готова была пуститься в погоню за только что упущенной добычей. Выследить, подстеречь, поймать и, наконец, вцепиться в горло смертельной хваткой!

Херман шел горной тропкой вниз, поглядывал вокруг и насвистывал. Со стороны он был похож на беззаботного путника. Не в первый раз ему приходилось начинать все сначала. Он был беден, потом нажил богатство, разорился и вновь разбогател. Но теперь лишился не только богатства, но и потерял Ирену, детей, а с ними — и свое будущее! Но, все потеряв, Херман стал непобедимым. Он ни за кого не боялся и ничего не боялся — ни жизни, ни смерти. Пускаясь в трудный, неведомый путь, он не боялся также оказаться в проигрыше, а просто шел, чтобы сделать то, что считал для себя необходимым. И остановить его было невозможно.

Глава 30

Сестра Цецилия сидела, перебирая четки, и подле нее сидела молчаливая Амаранта. Хулито убежал рисовать. Слова матери поразили его, но вокруг было столько всего интересного и неизвестного, что обилие сиюминутных впечатлений постоянно отвлекало его, не давая сосредоточиться на сказанном матерью.

А поскольку и Амаранта, и сестра Цецилия постоянно твердили ему: «Мы ждем твою матушку», то Хулито постепенно привык к этому как к данности и уже не задумывался ни о чем. Перемена должна была наступить, но пока альбом его заполнялся рисунками; Хулио словно спешил до отъезда зафиксировать все красоты здешнего пейзажа. Пытался он рисовать и мать, которая часами сидела неподвижно, погруженная в размышления, и наброски эти выходили особенно удачными.

Трудно описать состояние Амаранты, она как будто бы и впрямь умерла и теперь медленно накапливала другую жизнь. Заново училась молиться, и к ней возвращались впечатления детства, когда ее рано умершая мать горячо молилась Пресвятой Деве и учила молиться совсем крошечную Амаранту.

Но занимали ее мысли и о прожитой жизни, и о будущем Хулио — они текли единым неразрывным потоком, и порой Амаранте было трудно даже сказать, о чем она думает.

Вспоминался ей и Алонсо, но она тут же отстраняла от себя эти воспоминания привычной фразой:

— У него будет то, чего он хотел, он сможет жениться на этой женщине.

Потому что, как ни странно, Амаранта теперь испытывала перед мужем чувство вины. Болезненное напряжение нервов, в котором она жила все последнее время, оставило ее, и стало очевидно, что она, возможно, преувеличивала враждебность Алонсо к себе. Задним числом Амаранте казалось чудовищным и то решение, которое она едва не осуществила. Но Господь остановил ее вовремя, и все запутанные проблемы разрешились сами собой.

— Он женится на этой женщине, — произнесла Амаранта вслух, даже не заметив этого.

— Не женится, — ответила ей сестра Цецилия.

Ее поразительная способность читать чужие мысли уже не удивляла Амаранту, но все-таки она каждый раз вздрагивала, получая ответ на самое сокровенное.

— На этой, — повторила Цецилия, — не женится. Она жадная к чужая, он об этом знает. Ты еще научишься его жалеть, поймешь, что он заблудился и страдает. Ты еще будешь ему в помощь. А сейчас и он прозревает, как и ты. Обоим вам больно, но боль эта неизбежна.

Разговор их прервался нежданным шорохом, обе они повернули головы и стали всматриваться в заросли кустов, сквозь которые вилась тропка.

Да, им не почудилось — шаги становились все громче, громче. И вот на поляну вышла женщина, высокая, рыжеватая. Амаранта сразу узнала ее, только на лице женщины теперь не было страдания и скорби.

Амаранта встала и пошла ей навстречу.

Они сближались медленно, жадно вглядываясь в лицо друг друга. Потом обнялись и заплакали.

— Благослови вас Господь, — сказала Цецилия, — поговорите, а я пойду за Хулито. Когда пора будет, мы с ним придем.

И ушла, оставив женщин наедине.

Они сели рядом, как две сестры. Амаранта заговорила первой, и говорить ей было легко. Она словно бы исповедовалась перед этой женщиной, как исповедуются перед самым близким человеком, готовясь отойти в иной мир.

Пилар уже много знала из того, о чем рассказывала Амаранта, — сон оказался вещим, в нем все соответствовало действительности. Но лишь теперь Пилар стали понятны загадочная история с кольцом и слова старушки: «Отдай мне мертвую воду».

— Да, мы были на волосок от гибели, но спаслись, — такими словами заключила Амаранта свой рассказ.

Обе молчали и сидели, держась за руки. Покой величавых гор снисходил на их истерзанные души.

И опять раздались шаги, зашевелились кусты, и оттуда вышли Цецилия и Хулито. Мальчик торопился, почти бежал, но внезапно остановился, глядя на Пилар во все глаза.

— Это ты моя мама? — спросил он.

— Я, — отвечала Пилар.

— С тобой я теперь буду жить? — продолжал спрашивать мальчик.

— Со мной, — отвечала Пилар.

— Посиди с нами, — позвала его Амаранта, и он сел прямо на землю между ними двумя, и обе они сплели свои руки, положив их на острые худенькие плечики, а мальчик, задрав голову, смотрел то на одну, то на другую маму.

Их взаимная нежность благотворно действовала на него. Он прижался к коленям мамы Амаранты, рассматривая при этом Пилар.

— Мне кажется, я тебя знаю, — наконец сказал он.

Пилар ласково, с улыбкой кивнула.

Все, что она себе воображала — объятия, поцелуи, хрупкое тельце, золотые волосики, — было так далеко, было глупой фантазией, мать и сын всматривались друг в друга, всматривались пристально, глубоко, они пустились в путь друг другу навстречу, но их настоящая встреча еще только должна была произойти. И всеми силами помогала им встретиться Амаранта.

— Твои каникулы затянулись, Хулито, — сказала она, и мальчик узнал голос прежней строгой матери, которого не слышал уже очень давно.

— Да, мама, — послушно сказал он.

— Завтра вы вернетесь с мамой Пилар в город. Тебе нужно учиться. Я скоро навещу вас, посмотрю, как твои успехи.

Жизнь предстояла долгая, им некуда было торопиться, и все решения должны были осуществляться медленно, постепенно…

Пилар благодарно посмотрела на Амаранту. Только теперь она поняла, какая ответственность ложится ей на плечи. Свидания, подарки, игрушки, совместные каникулы — она представляла себе все как развлечение. А может быть, как способ отвлечься от собственных проблем? Теперь ей виделось все иначе. Она вступала в новую жизнь, и, конечно, ей очень нужна была помощь. Поэтому Пилар была так благодарна Амаранте за поддержку.