Сборник (СИ)

Денис медленно выпрямился. Очевидно, от прилившей к голове крови лицо его было совсем красным. Он мрачно смотрел на меня. Глядя ему в глаза, я продолжала ворковать в трубку:

— Да, бывает… Встречаешься с человеком каждый день и не замечаешь, а когда глаза протрешь, уже поздно. И ведь трусишь сказать или что-то сделать, — я непритворно вздохнула. — Так и остаемся — каждый у своего разбитого корыта. Нет, это я не про тебя. Слушай, а, может, давай куда-нибудь сходим? Все-таки День влюбленных… Говорят, кто сегодня начнет встречаться, будут вместе всю жизнь. Ну и подумаешь, что мы друг друга давно знаем. Можем попробовать начать все заново…

Денис сделал один длинный шаг из прихожей и, аккуратно взяв у меня из рук трубку, положил ее на рычаг. Я запротестовала:

— Ты что? Мы же не договорили!

— И не договоритесь, — сообщил Денис. Крепко обнял и крепко же меня поцеловал. Я слабо пискнула. Денис чуть отпустил меня — только для того, чтобы рявкнуть:

— Никаких Валер, поняла? Никаких «заново»! Никаких… Я не для того сюда пришел, чтобы слушать весь этот бред! Не нужен тебе никакой Валера, поняла?

— Поняла, — послушно кивнула я.

— Что поняла?

— Что Валера мне не нужен, — повторила я, как ученый попугай. — А из-за чего ты сюда пришел, что-то не поняла.

Догадалась:

— А-а-а, тебе же теперь галстук завязывать некому!

— Хреново ты его завязываешь, — буркнул он. — Я и то лучше могу.

— И жить тебе негде, — продолжала я гнуть свою линию.

— Да есть мне где жить! — С досадой сказал Денис. — Мы с Иркой уже полгода как разбежались.

— А… — я показала пальцем на сумку в прихожей, — это… что?

— Камуфляж. Разведка боем, — отчеканил Денис.

— Так ты вра-ал…

— Умалчивал, — быстро сказал Денис. — Не договаривал.

— А сейчас — врешь или недоговариваешь?

— О чем?

— О том, зачем все это затеял?

— Затем, — сказал Денис и снова поцеловал меня — в качестве объяснения. Я нашла такое объяснение вполне удовлетворительным, а потому только через длительное время продолжила допрос:

— А тогда зачем весь этот… цирк с Валерой?

— Ну, ты же хотела, — просто сказал Денис. Я некоторое время ошарашено молчала.

— А ты собираешься исполнять все мои желания?

— Которые совпадают с моими — да. Вот теперь… Пойдем куда-нибудь на День всех влюбленных или поговорим еще… об оч-чень сексуальном подарке?

— Ну-у-у… я подумаю, — пообещала я, тоже обнимая его покрепче — на всякий случай.

…А надо ли говорить, что я отключила телефон давным-давно и весь разговор вела не с Валерой, а сама с собой?..

И с Денисом.

Ну что поделаешь, если мужчины такие нерешительные?

Поминки

Опубликовано в журнале «Огни Кузбасса», Кемерово, ном.3, 2007

Сняв плащ, она нерешительно пошла вдоль столов. Люди, в ос-новном мужчины, сидели тихо, переговаривались негромко. Кое-кто ки-вал ей. Зря она постеснялась надеть форму. В пиджаках-костюмах здесь было всего-ничего…

— Аня! — от дальнего стола взметнулась рука, и она с облегчением поспешила на зов. Соболев подвинулся, чтобы она могла сесть рядом. Обнял за плечи.

— Привет!

— Привет, — слабо улыбнувшись, она кивнула сидящим за столом. Кое-кто взглянул с недоумением.

— Здравствуй, Ань, — сказал сидевший за Соболевым Сергей Веш-кин. Она пожала протянутую через стол пятерню бородатого Коли Мичмана и посмотрела в центр зала. Там, на столе стояла большая фотография Жени Фогта, перед ней — свеча, стакан водки и кусок хлеба на нем.

— Не успела на похороны, только сегодня сообщили, — сказала, из-виняясь.

— А чего там смотреть-то? — мрачно сказал сидевший наискось се-дой парень. — В цинковом…

Она окинула рассеянным взглядом стол — блины, кутья, рыба, не-распечатанная водка…

— Сейчас Палыч подойдет, и начнем, — сказал Соболев. — Чего, Оль?

Он отодвинулся, оборачиваясь, и ей стало холодно от отсутствия тяжелой теплой руки на ее плечах — и от ледяного взгляда подошедшей женщины.

— Здравствуйте, — пробормотала Аня.

Ольга едва кивнула и обратилась к Соболеву:

— Ну и где ваш Лачугин? Сколько еще ждать? Мать же не желез-ная… и Лариса еле на ногах держится.

Соболев посмотрел на часы, переглянулся с друзьями.

— Ну ладно. Давайте начинать.

Соболев встал и сказал. Говорить он умел хорошо и сказал всю правду — и то, как Женю любили, и то, какой геройский Женя был па-рень, и что остались у Жени больная мать, молодая жена и двое дев-чонок-пацанок… Аня слушала, глядя в стакан, который парни, по-свойски, налили ей полный. Выпила следом, села за стол — подаваль-щица разлила всем супа. Соболев подцепил полную ложку кутьи.

— Третий за полгода, — сказал Леша Генкин.

— Еще мало, — подхватил седой, — помнишь, в прошлом году нашу машину…

Она ела, прислушиваясь к разговорам. Народ был еще тих, пере-говаривался негромко, больше про Женю, но не пройдет и полчаса…

Когда поднялась Лариса, она посмотрела, и больше глаз не поды-мала — невелика радость любоваться на чужое горе. Сидела, рассмат-ривая свои руки и слушая сбивчивые слова. Хорошо, когда человек может сказать. Или хотя бы плакать.

Седой потянулся через стол, наливая ей треть стакана.

— Нормально?

— Да…

— Ну что, за Женьку?

Мужики едва не чокнулись машинально, но вовремя спохватились.

— Как живешь-то, Анна? — спросил Коля Мичман, закусывая.

Она пожала плечами.

— Живу…

— Все училка?

— Все училка.

— С их зарплаты с голоду не дохнешь? — спросил через Соболева Вешкин.

Она похлопала себя по животу.

— Зато лишний вес сбрасывать не надо. На шейпинг не трачусь.

— На хрена тебе ихний шейпинг? — заявил Мичман. — И без того все при тебе — и титьки и жопа!

Она перехватила совершенно одинаковые откровенные взгляды мужчин и посмотрела в сторону, скрывая усмешку. Второго такого мас-тера на комплименты еще поискать… Круче только Семицвет.

— Мэр квартиру обещал, — сказал Соболев, мотнув головой на род-ственников.

— Было бы сказано, забыть недолго…

— Палыч проследит. Ты-то, правда, как?

— Лучше, чем он, — теперь она мотнула головой на фотографию.

— Я серьезно, Ань…

— Хочешь и надо мной шефство взять? Квартира у меня есть.

— На работе не обижают?

Она хмыкнула.

— В школе-то? Обычные бабские разборки. Гадюшник. Что, морды пойдешь бить?

— Не-а. Приедем пару раз на джипах — даже бабы зауважают…

— У тебя же 'жигуль'!

— У Витька попросим!

Аня посмотрела на соседний стол. Обычное дело. После войны часть подалась в менты, часть — в братки. Витек — огромный, погруз-невший, в хорошем костюме с кучей наград на нем, — кивнул ей и, встав, поволок за собой стол вместе со всей нехитрой поминальной снедью. За ним, ворча и посмеиваясь, потянулись мужчины.

— Здорово, Анют, — придавив двух соседей, Витек смачно чмокнул ее в губы. — Все хорошеешь!

— Это я-то? — не поверила она.

Витек покрутил в воздухе рукой.

— Ну, в смысле… волосы отрастила. И вообще. Все в порядке? Ни-кто не наезжает?

Она посмотрела на него. На Соболя. В мужиках неожиданно про-снулся инстинкт защитников. Наверное, у нее сегодня какой-то очень сиротский вид.

— Нет, Вить, не наезжает.

— Кто обидит…

— Сразу к тебе.

Витек кивнул с чувством выполненного долга.

— Точ-на. Давайте за Женьку, а?

Выпили за Женьку. Вспомнили и снова выпили.

Потом пришел Палыч — майор Андрей Павлович Лачугин. Постоял, разговаривая с родственниками, пошел по залу, то и дело останавли-ваясь то с тем, то с другим.

— Ого-го! — сказал Соболев, уже не понижая свой зычный голос. — Вот и наш майор пожаловал! Андрей Палыч, ну их, к нам, к нам просим!

Они шумно поднялись, Лачугин пожал руки мужчинам. Повернулся к Ане.