Невыносимый (ЛП)

Слезы текут по лицу, я не могу сдержаться и прижимаю руку ко рту. Боль вспыхивает, когда кончики моих пальцев впиваются в щеки, но я чувствую только горе своего Господина, который поворачивается ко мне лицом.

— Я тоже хотел убить себя, рабыня. Хотел убежать от этой жизни и никогда не оглядываться назад на кошмар, который пережил. Так что, да, я понимаю твою боль. Чувствую ее каждую секунду, и она никогда не уйдет по–настоящему. Тебе будет больно каждый день, но она утихнет достаточно для того, чтобы стать терпимой. Поверь мне на слово. Ты будешь жить, и двигаться дальше, но твоя семья всегда будет частью твоей жизни. Я просто надеюсь, что сделал тебя достаточно сильной, чтобы ты увидела и поняла, что решение жить дальше без них — это нормально.

Рыдания вырываются на свободу, и я отбрасываю его правила, оборачивая свои руки вокруг шеи Севастьяна. Это успокаивающее объятие, словно брат утешает свою сестру, ничего иного. И я не хочу, чтобы он пытался заставить меня почувствовать себя лучше — я хочу быть тем, кто для разнообразия сделает это для него.

— Ты ни за что бы не убил меня, не так ли?

— Нет. Нет, даже если бы мне пришлось держать тебя здесь до конца твоих дней. Я не приемлю неудачу, несмотря ни на что. Не важно, согласны ли люди с моими методами или нет, но я делаю то, что должен сделать, чтобы породить страх сильнее, чем они уже испытывают. Твой… его было очень легко расшифровать с самого начала. Но чего я не ожидал, так это твоей силы духа. Я буду скучать по ней больше всего. Ты будешь в порядке. Я чувствую это всем сердцем. Если бы это было не так, мы бы сейчас не разговаривали.

Я поднимаю глаза и киваю.

— Это означает, что я скоро уеду? — у меня нет других вопросов. Горло обжигает каждое произнесенное слово, и я чувствую, как растет паника от возможных проблем, которые ждут меня впереди. Я знаю, что могу сделать это, но растущий страх перед неизвестностью по–прежнему терзает меня.

— Да, рабыня. Очень скоро. Пойдем, нужно сходить за покупками в магазин. Есть и другие вещи, которые я должен приобрести, пока мы будет там.

Мы встаем, и я позволяю ему вести меня вниз по лестнице. Когда он закрывает дверь позади себя, я по–прежнему задаюсь вопросом, что же там находится. Несомненно, что–то из его прошлого. Мое сердце все еще страдает от его боли. Но эта правда… кажется, все становится на свои места. В горе, которое погрузило меня в темноту, врывается свет. Пламя разгорается и мчится по моим венам словно пожар. Я люблю его. Возможно, он действительно монстр, но одной его частью руководят благие намерения, и я не могу это игнорировать.

— Какое печенье тебе нравится?

Я хмурюсь, глядя на него, и продолжаю идти к своей комнате. Вьетнамки (прим. пер.: вьетнамки — резиновые шлепанцы, держащиеся на ноге за счёт перепонки между большим и указательными пальцами) стоят у двери. Я обуваюсь, и присоединяюсь к Господину, чтобы спуститься по лестнице.

— Мне нравятся все виды. Хочешь купить какое–то определенное?

Он улыбается.

— Обязательно. Овсяное с изюмом. Оно мое любимое. Мое запретное наслаждение, если так можно выразиться.

— А это твое единственное запретное наслаждение?

Выражение его лица меняется от счастливого до совершенно греховного.

— Ты скажи мне это, рабыня. Я думаю, что если кто–то и может знать об этом, то это должна быть ты.

— Хм… — я не могу остановить свою растущую улыбку. Смотрю перед собой, пока мы идем к входной двери. — Я могла бы придумать несколько вариантов по дороге.

С твоим членом внутри меня. Но я не произношу этого вслух, а настроение, распространяющееся в воздухе, передается моему Господину, которого я так и не смогла разгадать. В тот момент, когда мы садимся в его дорогой седан, я могу ощутить, как он меняется. А это не хорошо. Он снова закрывается от меня, и такой Севастьян мне не нравится. Расстояние между нами увеличивается, но я постараюсь обратить на себя его внимание, независимо от того, каким оно будет.

Багажник открывается, и я наблюдаю, как из магазина выходят мужчины и заполняют его бумажными пакетами. Когда там больше нет места, они начинают размещать остальные на заднем сиденье. Молчание затягивается.

— Мне нужно зайти внутрь, чтобы кое–что взять. Ты забрал мой кошелек, он все еще у тебя?

Взгляд, который он мне посылает, заставляет меня вздохнуть.

— Если у тебя его нет, то мне нужны деньги. Я не могу просто войти туда и получить все бесплатно.

— Ну, ты не пойдешь туда одна. Ладно, — он вздыхает, говоря мужчинам, что скоро вернется, и захлопывает дверь, когда они заканчивают. Небольшой продуктовый магазин почти безлюден и настолько мал, что я без труда нахожу ряд с товаром, который мне нужен. Жар ползет вверх по моим щекам, но я не останавливаюсь. Хватаю первую попавшуюся пачку презервативов и протягиваю их ему. Господин округляет глаза, когда его взгляд перемещается от упаковки ко мне и обратно.

— Для чего это?

— Для тебя, — выдыхаю я. — Я хочу быть надежно защищена.

Он кладет их обратно.

— Я сказал тебе, что это надежно. Я не буду… — его челюсти сжимаются. — Ты в безопасности, черт возьми. Неважно, мы покончили с этим.

— Вранье, — взрываюсь я. — Ты мне задолжал, — я понижаю голос, пытаясь успокоить свой нрав. — Ты обещал, что займешься со мной любовью, и я не позволю тебе включить заднюю. Не после всего, через что мы прошли. Я хочу тебя, и тебе придется мне это дать.

Рука Господина обхватывает мое горло прежде, чем я успеваю сдвинуться. Его взгляд сканирует пространство и возвращается ко мне.

— Ты не знаешь, о чем просишь. Если я говорю "нет" — это серьезно. Кроме того, тебе будет лучше без этого. Пришло время двигаться дальше.

Я давлюсь глотком воздуха, который наполняет мои легкие. Слезы застилают глаза, но из–за страха я их игнорирую.

— Не могу поверить, что ты меня обманул. Я так разочарована в тебе, — не нужно быть гением, чтобы заметить, какое влияние на него оказывают мои слова, но я не дожидаюсь его ответа. Я разворачиваюсь, направляясь обратно к машине. Господин оказывается сбоку от меня через несколько шагов и сжимает мою руку.

— Еще одна такая выходка, и я закину тебя на плечо и надеру задницу прямо здесь, в этом магазине. Если ты мне не веришь, то скажи что–нибудь.

Ох, я ему верю. Я зла и раздавлена его отказом, но не глупа, чтобы проверять сдержит ли он свое слово.

— Мистер Тайлер! — Господин заставляет меня остановиться, а на его лице расцветает улыбка при виде пожилой женщины, идущей к нам. — Севастьян Тайлер, а я думала, ты ли это. Как хорошо видеть тебя в городе. Ты собираешься навестить Генриетту, как обустроишься здесь?

— Вы знаете мои привычки, — смеется он. — Это именно то, что мы собираемся сделать. У миссис Клоусон наверняка есть мое любимое печенье. Вы же знаете, что я не смогу упустить такую возможность, пока нахожусь здесь.

— Овсяное печенье с изюмом. Все верно. Она говорит мне о твоем пристрастии к сладкому каждый раз, когда я ее навещаю.

Хватка на моей руке ослабевает.

— Вы же меня знаете. Мне нужна моя доза. Кстати говоря, я уже опаздываю. Вы идете на пикник в компанию, которая устраивает вечеринку, посвященную болезни "Альцгеймера"? Я послал приглашение вам и Джорджу. Вы их получили?

Улыбка женщины становится до невозможного широкой.

— Мы получили и не пропустим одну из твоих чудесных благотворительных акций. У тебя такая добрая душа.

Я саркастически смеюсь себе под нос, не в силах сдержаться. К счастью, Господин смеется одновременно со мной.

— Отлично. Увидимся там в субботу.

Он отступает к двери, и мы разворачиваемся. Быстро шагая, Севастьян ведет меня к машине, из–за этого я вынуждена практически бежать, пытаясь его догнать. Он открывает дверь, и я храбро смотрю на него.

— Залезай, — вымученно произносит он.

И я неохотно выполняю его приказ. Скатываюсь вниз, когда он хлопает дверью и обходит вокруг. Автомобиль все еще заведен. Возможно, я могла бы заблокировать дверь и пересадить свою задницу. Такое искушение, но я остаюсь на месте, точно зная, что он сделает со мной за это. Вероятно, я уехала бы раньше, чем он сообразил, что происходит.