Бриллиантовый пепел, или В моем конце мое начало

— Он за вас испугался, — пришла на помощь врачу медсестра и осторожно дотронулась до ее руки, — да вы не волнуйтесь…

— Послушайте, — сказала Альбина Яковлевна, стараясь говорить спокойно. — Мне будет гораздо легче, если я узнаю правду. У меня был сердечный приступ, так?

Врач и медсестра снова переглянулись. Глаза у обоих затравленные.

— Ну, так, — неуверенно подтвердил врач.

— Я была без сознания, так?

— Так.

— Долго?

Тишина.

— Я спрашиваю, долго?!

— Пять дней, — ответил врач, и снова наступила тишина. — Пять дней…

Альбина Яковлевна уставилась на него испуганными глазами.

— Тогда… Это был не просто приступ, правда?

Врач наклонился и приподнял ей верхнее веко, изучая что-то с весьма озабоченным видом.

— Ответьте мне, — попросила Альбина Яковлевна и расплакалась. — Не могу больше…

Врач вздохнул и откинулся на спинку стула.

— У вас был инфаркт, — сказал он мягко.

— А-а-а!

— Да. Довольно… обширный.

— Понятно.

Как это ни парадоксально, но, узнав правду, она успокоилась. Ситуация немного прояснилась и на душе стало легче. Хотя, конечно, инфаркт — не повод для спокойствия.

— Но сейчас мне лучше?

Врач снова посмотрел на медсестру. Та отчего-то побледнела.

— Что-то не так? — встревожилась Альбина Яковлевна. — Я не поправлюсь?

— Вы почти здоровы, — ответил врач.

— Так не бывает, — не поверила Альбина Яковлевна. — За пять дней? Это невозможно!

— Невозможно, — подтвердил врач. — Именно поэтому вы остаетесь в больнице. Мы пытаемся понять, как это произошло. И, честно говоря, ничего не понимаем.

Альбина Яковлевна напряглась. Мелькнуло в глубине смутное воспоминание о чем-то очень важном, но она не успела его ухватить.

— Я что-то забыла, — сказала она вслух. — Что-то важное.

— Не думайте, — посоветовал врач. — Так легче вспомнить будет.

Она кивнула и ненадолго замолчала.

— Когда мне можно будет вернуться домой?

— Не будем торопиться, — мягко уклонился врач от прямого ответа.

— Но я же почти здорова, как вы говорите…

— Почти. Но мы бы хотели за вами понаблюдать.

— Для чего?

— Хотя бы для того, чтобы подобное не повторилось, — ответил он и поднялся со стула. — Я ухожу, а вы отдыхайте. Завтра договорим, хорошо?

— Хорошо, — покорно прошептала она и вдруг схватила его за руку.

— Доктор, пожалуйста, скажите мне правду! — горячо попросила Альбина Яковлевна. — Мне обязательно надо знать… Дома такая ситуация… В общем… я не умру?

Тот свободной рукой подергал себя за мочку уха и нерешительно сказал.

— Знаете, я, конечно, не должен вам этого говорить… Как врач. Но я скажу. Вы должны были умереть…

Альбина Яковлевна побледнела.

— …но вы не умерли. А раз так, то я совершенно уверен, что второй раз вас туда не позовут. Сейчас, по крайней мере. Это вся правда, которую вы хотели знать. И если после такой моей откровенности вам станет хуже…

Врач наклонился, озабоченно всматриваясь в лицо пациентки. Альбина Яковлевна быстро затрясла головой.

— …то это будет с вашей стороны просто свинством, — закончил врач и с удовлетворением выпрямился.

— А теперь спите, — властно сказал он и по-отечески заботливо натянул на пациентку одеяло.

Они с медсестрой вышли из палаты и погасили свет. Темнота обволокла комнату липким жирным пятном, и женщина испуганно вздрогнула. Подобное ощущение она испытала совсем недавно. Что-то черное, непроглядное, окружало ее со всех сторон, давило и мешало дышать, стягивалось вокруг, как будто она попала в змеиный желудок, пытавшийся переварить еще живую добычу, И она мяла руками дышащую черноту, а та пульсировала вокруг упругим скользким теплом и все сжималась, сжималась, сжималась…

Дверь в палату приоткрылась, и на пол легло узкое пятно коридорного света.

Свет!

Альбина Яковлевна откинулась на подушку, крепко зажмурила глаза и глубоко задышала, пытаясь не упустить воспоминание. Память начала возвращаться рваными деталями, которые постепенно дополняли друг друга, образуя картинку.

Она увидела узкую щель где-то впереди, и оттуда просочился маленький кусочек яркого света. Словно змея, пожравшая ее, приоткрыла пасть, и жертва в последний раз увидела теплое сияние солнца.

Она отчаянно заработала руками и ногами, пытаясь дотянуться до ясного маленького пятнышка, сиявшего перед глазами. Черная слизь вокруг не поддавалась, тормозила движение, засасывала ее в свою мерзкую глубину, но она не сдавалась; всхлипывая и замирая от отвращения, отталкивалась двумя руками от сжимающихся живых стен, рвалась вперед, к свету, теплу, жизни…

И пятнышко стало расширяться. Живая чернота вокруг еще пульсировала горячо и отвратительно, но она уже почувствовала, что побеждает. Рванулась из последних сил и вывалилась из змеиного желудка прямо в сияние летнего дня, в благоухание цветов, омытых теплым дождем.

Минуту она лежала на траве, пытаясь отдышаться. Затем медленно повернула голову и со страхом заглянула через плечо, туда, где ей удалось найти маленький проход на стыке темноты и света.

Но везде вокруг, насколько доставал взгляд, простирался океан дня. Она лежала посреди луга, покрытого пестрыми цветами. Цветы были странными; ни одного знакомого найти не удалось, но пахли они упоительно. Она поднялась на ноги и еще раз огляделась вокруг.

Пусто.

Сделала несколько неуверенных шагов, и вдруг поняла, что ноги плывут над землей, не касаясь ее. Ей стало страшно. И, как только она испугалась, тело немедленно опустилось вниз, и ноги ощутили мягкую бархатную траву. Минуту гостья стояла на месте, не решаясь повторить опыт. Потом снова неуверенно оттолкнулась от земли, и тело легко поднялось в воздух.

Не может быть!

Ощущение было невозможно сладким и ликующим, как во сне. Когда-то она умела летать, и всегда удивлялась (во Сне), отчего не делала этого раньше. Ведь это так просто! Легкий толчок — и земля мягко уходит из-под ног. Легкое усилие — и она снова под ногами. Приземлиться было труднее, чем взлететь, наверное, потому что приземляться не хотелось.

Она снова опустилась на землю и только теперь заметила, что на ней белое платье с широкой развевающейся юбкой. Такого платья в ее гардеробе не было даже в юности, и гостья слегка удивилась. Впрочем, это было настолько несущественной деталью, что удивление сразу покинуло ее. И вообще, ничего, кроме ощущения свободы и радости, невозможно было испытать в этом летнем, благоухающем цветами мире.

Гостья снова оттолкнулась от земли и начала подниматься выше, пытаясь достать взглядом до границ горизонта. Веселая разноцветная поляна все увеличивалась в размерах, превращалась в размытое акварельное пятно.

Гостья взглянула себе под ноги и вдруг испугалась, осознав, на какую высоту ей удалось подняться. И не успела она отдать себе отчет в своем страхе, как тело мягко спружинило (само!), и она снова оказалась стоящей на земле.

Она даже засмеялась от удовольствия — так невозможно безопасен был мир, окружавший ее теперь.

Да, но куда же идти?

Гостья огляделась, и вдруг увидела в трех шагах от себя единственный знакомый ей цветок. Огромная оранжевая лилия выглядела неуместно и странно посреди этого луга, а черные тигровые полосы на длинных лепестках казались даже… угрожающими.

Гостья нахмурилась.

Почему-то цветок ей не понравился.

«Нужно убрать его отсюда», — решила она.

Подошла, протянула руку и наклонилась над длинным стеблем. Сомкнула пальцы вокруг него, но лилия исчезла, а в кулаке осталась только пустота.

Недоумевая, гостья выпрямилась.

Лилия качалась в трех шагах от нее, и она снова сделала шаг к оранжевому тигровому цветку.

Наклонилась, сомкнула пальцы и тут же разжала их.

Снова пустота.

Она распрямилась, удивленная, немного обиженная. Подняла глаза. И заморгала, ослепленная.

Сначала ей показалось, что кусочек солнца опустился с небес, и остановился прямо перед ней, заливая немыслимым золотым светом все вокруг. Но она не испугалась. В этом мире не было страха.