Израненный (ЛП)

Какого хрена? Блаженная тишина исчезает. Три сильных удара кулаком по входной двери моей квартиры пугают Эйли до чёртиков и она просыпается. Я ненавижу, что нас прерывают, но ещё больше ненавижу страх в её глазах.

— Кто это? — спрашивает она тихо, пытаясь сесть, но я не позволяю ей.

Держа руку на её тонкой талии, я так же тихо отвечаю:

— Не знаю. Не важно, — прижимаю руку к её шее и целую в лоб. — Спи дальше.

Я знаю, что это не Дро, потому что у него с собой всегда есть ключи. Я никого не жду. А это значит, кто бы, блядь, не стучал в эту дверь, он либо останется там, либо вернётся позже, потому что, во-первых, мне очень комфортно: обнажённое тело Эйли прижато к моему, и эта чёртова роскошь, от которой я не собираюсь отказываться. И во-вторых, если ты заявляешься ко мне в квартиру без телефонного звонка или сообщения, это довольно весомая гарантия того, что твоя задница останется снаружи.

Так что, понимая, что оба варианта маловероятны, я игнорирую стуки и возвращаюсь к наслаждению каждой проведённой секунды с ней.

БАМ!

БАМ!

БАМ!

БАМ!

На этот раз стуки более сильные, громкие, а затем раздаётся крик:

— Йоу, Макс, открой эту чёртову дверь, чувак! — всего лишь звука требовательного голоса Уилки достаточно, чтобы заставить меня подняться. Эйли садится и тянется за одеялом, чтобы прикрыть наготу. Я ухмыляюсь, когда она встречается с моим взглядом и опускает голову, пытаясь скрыть румянец на щеках. Это определённо моя вторая любимая её реакция. Первая — когда она нервно облизывает язычком нижнюю губу.

Надевая боксеры и джинсы, я наклоняюсь и беру её за подбородок.

— Оближи свои губы.

— Макс…

Я усмехаюсь, проводя большим пальцем по её губе.

— Ты должна чаще называть меня так. Мне нравится, как оно звучит из твоих уст. А теперь... — мои глаза опускаются вниз от курносого носика и задерживаются на её пухлых губах. — Оближи. Свои. Губы.

Мой член пульсирует, когда она высовывает свой язычок и облизывает нижнюю губу, касаясь им моего большого пальца. Она захватывает его между своих губ, и жар от её рта и эротическое скольжение языка заставляют меня оказаться на ней в мгновение ока. Беру её лицо в ладони и обрушиваю свои губы на её, вкушая сладость рта. Я готов оказаться внутри её тепла снова, когда громкий возглас: «МЭДДОКС!» возвращает меня к проклятому кайфообломщику Уилки.

— Я вернусь и мы продолжим, — оставляя последний поцелуй, я неохотно поворачиваюсь к ней спиной, чтобы открыть дверь. У этого куска дерьма должна быть очень хорошая причина, почему он находится у меня дома прямо сейчас.

— Да, да, блядь, заткнись ты уже, — бубню я, когда он снова стучит.

Открыв дверь, я готов спросить, какого хуя он хочет, но парень сразу проносится мимо меня.

— Дро взяли, мужик. На его гараж устроили рейд, он кишит копами. Меня там не было, но Баз был. Он позвонил мне полчаса назад и сказал, что всё очень плохо.

Всё испаряется, когда я прихожу в действие.

— Где он сейчас?

— В центре города. Ничего не слышал от База, с тех самых пор, как это произошло.

Стремглав влетая назад в свою комнату, я говорю ему через плечо:

— Я захвачу несколько вещей, и мы выезжаем.

В своей спальне я нахожу Эйли на кровати в той же позе, какой я её и оставил минуту назад. Она смотрит на меня с ожиданием, доверием и любовью такая ослепительно красивая, что всё, чего я хочу — это нырнуть в это великолепие и утонуть в этой чистоте. Сразу становится ясно, что мои приоритеты меняются, когда моей первой мыслью оказывается не Дро, а Эйли и её безопасность. Я хочу оставить её здесь, но это не безопасно. Инстинкт подсказывает мне, что это только вопрос времени, прежде чем полицейские придут и всё здесь перевернут. Только четыре человека знают, что Дро хранит большую часть своего товара в гараже и отмывает деньги за наркотики под прикрытием автомагазина. Если полицейские знают о гараже, то это означает, что у нас завелась крыса. Какой-то козёл настучал копам, и какую бы сделку этот сукин сын не заключил, ему лучше попасть под грёбаную защиту свидетелей, потому что мы надерём ему задницу, как только найдём.

Нет ни единого шанса, что я позволю копам явиться сюда и найти Эйли. Меня внезапно осеняет, что её старик — коп, и пока мой мозг мечется от одного к другому, я начинаю думать, что он тоже приложил руку к рейду.

Иисус, блядь.

— Всё хорошо?

Я киваю.

— На гараж моего приёмного отца был устроен рейд. Копы забрали его, — забавно, но вместо того, чтобы солгать или обойти детали, я рассказываю ей правду.

Эйли едва заметно хмурит брови от истинного беспокойства.

— Ох, мне так жаль. Ты знаешь, что произошло? Насколько всё серьёзно?

Направляюсь к комоду, хватаю телефон, который ставил на беззвучный режим ранее, и смотрю на экран, обнаруживая двадцать сообщений и десять пропущенных вызовов. Блядь. Большая часть сообщений от Винн. Они все зашифрованы. Для кого-то другого они не имеют никакого смысла, но она волнуется об остальной части товара, спрятанной в квартире.

— Я не знаю всех подробностей. Но планирую выяснить.

Отправляю ей в ответ также зашифрованное сообщение, давая знать, что позабочусь об остальной части товара и деньгах, спрятанных в разных местах по квартире, а затем прячу телефон в задний карман.

— Эйли, я ненавижу делать это...

Она поднимает руку и улыбается.

— Тебе не нужно объясняться. Я всё предельно понимаю, — она поднимается на ноги и ищет свою одежду. — Я понимаю, что он нуждается в тебе сейчас.

Помогаю ей надеть рубашку и не могу удержаться, чтобы не оставить поцелуй на изгибе её плеча.

— Ты просто не догадываешься, как сильно я хочу тебя удержать.

Положив руку мне на плечо, она поднимается на носочки.

— Я твоя, — шепчет она с поцелуем. — Держи меня, Макс.

Да, охренеть, чёрт возьми. И самое страшное, что я не имею ничего против этого.

*****

Эйли

Около восьми вечера Макс высаживает меня в квартале от моего дома. Не заглушая грузовик, он просит у меня телефон, и, порывшись в своей сумке, я вкладываю сотовый ему руку. Заглядывая, я вижу, как он открывает клавиатуру, вбивает номер и сохраняет контакт под простой буквой «М». Отдав телефон, он молча выпрыгивает из автомобиля и становится со мной на тротуаре. Мне не хочется, чтобы он уезжал, но я вспоминаю, что его приёмный отец нуждается в нём, и отодвигаю в сторону свой эгоизм. Мэддокс сокращает расстояние между нами одним длинным шагом и, обхватив моё лицо обеими ладонями, наклоняется и очень медленно целует меня. Затем он отстраняется, но прижимает свой лоб к моему.

— Не сомневайся звонить мне, если я буду тебе нужен.

Я вздыхаю. Просто уйти становится слишком болезненно.

— Не буду. Надеюсь, что твой приёмный отец будет в порядке.

Моей единственной отрадой остаётся то, что он не выглядит так, словно хочет уезжать.

— Я напишу тебе, чтобы ты была в курсе событий. Попробуй добраться до своей комнаты и запереть дверь. Я вернусь за тобой…

Следует длинный гудок из чёрного «Аккорда», припаркованного позади грузовика Мэддокса.

— Йоу, Мэддокс, поехали!

— Иди, я буду в порядке, — я кладу руку ему на грудь, чтобы оттолкнуть его, но он не двигается с места. Я смотрю с любопытством. — Макс?

Он отпускает меня только чтобы снять серебряный браслет со своего запястья. Взяв меня за руку, он дважды оборачивает его вокруг моего левого запястья, прежде чем застегнуть замочек.

— Оставайся в безопасности ради меня, хорошо? — тихо спрашивает он негромко после того, как целует меня.

— Хорошо. Я… — «Люблю тебя» застревает у меня в горле. — Останусь. Иди, или твой друг заработает аневризму.

Мэддокс усмехается и в последний раз целует меня в лоб, прежде чем запрыгивает на водительское сиденье и уезжает. Я не сдвигаюсь с места, пока не вижу, как фары его автомобиля исчезают за углом.