Земля несбывшихся надежд

Слишком много тяжелой работы. Я оставила шпинат поджариться немного дольше. Когда я нарезала баклажан, полностью окунувшись в собственные мысли, послышался визг колес. Визг, которого я приучилась бояться, визг, который мог значить только одно. Нож замер в воздухе на мгновение и выпал из моей ослабевшей руки прежде, чем я вскочила и подбежала куличному окну. Два джипа, заполненных молчаливыми японскими солдатами поворачивали на нашу грязную улицу. Мое сердце начало бешено стучать в груди. В панике я закричала на детей. Я открыла люк, и Анна, которая была ближе всего, заскочила в него.

— Японцы! Быстрее, Мохини! — закричала я, подбегая обратно к окну.

Солдаты уже разбивались по парам и шли в направлении нашего дома. Я отвернулась от их мрачных желтых лиц и увидела, что Мохини и Лакшмнан, запыхавшись, вбегали в гостиную. Она собиралась заскочить в дыру, а Лакшмнан должен был закрыть люк за ними с Анной. Я отвернулась и увидела, что два солдата уже начали подниматься по нашей лестнице. Один из них был с орденской лентой, и я знала, что это полковник Ито.

— Быстрее, Мохини, — слышала я быстрый шепот Лакшмнана.

В его голосе был животный страх, и я думаю, именно Лакшмнан виновен в том, что случилось дальше. Когда он подтолкнул ее, то сам потерял равновесие и упал в люк. Тяжелые черные ботинки были уже за дверью. Японцы никогда не стучались, они открывали дверь ногой. И в эти последние мгновения Мохини приняла ужасное решение. Она решила, что уже слишком поздно вытаскивать Лакшмнана, а для нее там места уже тоже не осталось. Поэтому глупая девчонка сделала непостижимое: захлопнула люк и перетянула сундук на место над ним. Когда я отвернулась от окна, то увидела, что она стоит перед сундуком.

Я так долго держала дочь взаперти, что фактически перестала обращать на нее внимание и забыла, как люди раньше на нее реагировали. Теперь же мои глаза округлились в полнейшем ужасе, на мгновение я взглянула на нее похотливыми глазами японских солдат. Она была изящной, восхитительной девушкой, обворожительная Мохини вернулась. Убогое платье только подчеркивало ее красоту. Ее зеленые глаза, освещенные солнцем, казались огромными и сияющими. Годы, проведенные взаперти, превратили карамельный цвет ее лица в кремовый, цвета магнолии. От испуга ее рот немного открылся и был похож на розовый спелый фрукт, с такой тонкой и беззащитной кожицей. Перламутровые зубы блестели. Старая блуза, в которую она была одета, слишком плотно обтягивала ее грудь, а на новую одежду необходима была невообразимая сумма «банановых» долларов и, кроме того, единственными, кто смотрел на нее, была ее семья… Каждый раз, когда Мохини вздыхала в страхе, ткань растягивалась и еще плотнее облегала ее молодую грудь так вызывающе, что я не могла на это смотреть. Мой взгляд упал на узкую талию и задержался на животе, который был виден в том месте, где уже давно не было двух пуговиц. Старая, давно испорченная юбка просвечивалась на свету, который лился в окно позади нее. Бедра были соблазнительны — гладкие и округлые. Детские, но, о, такие притягательные. Она была действительно четырнадцатилетней богиней. А для них она будет большим подарком. Я встряхнула головой, все еще не веря. Нет, нет, нет! Мой самый страшный ночной кошмар становился явью. Я не могла поверить, что это происходит. Как это может случиться сейчас? Война закончена, мы почти справились с бедой. Замерев в состоянии полнейшего ужаса, я могла только вытаращить глаза.

Внезапно дверь открылась, и четыре черных ботинка загрохотали в мертвой тишине. Время остановилось, пока мои глаза, как в замедленной съемке, поднимались на этих животных в коричневой форме. Да, я знала, что увижу. Они неотрывно и не веря себе уставились на мою малютку. Я никогда не забуду их маленькие черные глазки: обычно такие безразлично жестокие, теперь они светились от жадности. Как шакал, который наткнулся на целого буйвола и который всю жизнь считал, что глаза, внутренности и яйца, которыми побрезговал лев, — это пир. Даже сейчас я помню, как у них загорелись глаза, когда они увидели свежее мясо.

Затем один из них пересек комнату. Полковник Ито. Он взял мой нежный цветок за подбородок своей грубой рукой и повернул ее лицо сначала в одну сторону, затем в другую, как бы пытаясь убедиться, что собственные глаза не обманывают его. Он издал жадный гортанный звук. Его рука опустилась ей на шею, и толстые пальцы охватили ее, а один палец аккуратно погладил горло. Одним быстрым движением рука полковника, как желтая змея, оказалась сзади ее головы и схватила резиновую ленту, удерживавшую ее волосы. Шелковистые восхитительные волосы рассыпались по ее лицу, и я услышала ее шумный выдох. Его трепет от неожиданно обнаруженного сокровища ужасал. Мохини стояла, парализованная страхом. Я видела, как напряглась ее шея, и, положив руку ей за спину, Ито подтолкнул ее вперед.

— Иди, — жестко сказал он.

Я подалась вперед.

— Подождите, подождите! Пожалуйста, подождите! — закричала я.

Без малейшего предупреждения его нож оказался прямо у меня перед грудью. Я остановилась, открыв рот.

— Отойди, — приказал холодно японец.

— Подождите, вы не понимаете! Она же еще ребенок!

Он бросил на меня взгляд, полный высокомерного удивления.

— Она индианка! Не китаянка. Японские солдаты берут только китайских девушек… Пожалуйста, не забирайте ее, — лепетала я бессвязно и отчаянно в жестокое усатое лицо.

— Отойди, — повторил Ито, и я увидела, как он покосился на кончик своего ножа. Ярко-красное пятно расплывалось по моей блузе: нож вошел в мое тело. Я не мигая смотрела в его бледное лицо. Да, я знала этого человека. Я знала его три года. Я давала ему самых лучших цыплят и самые молодые кокосы.

— Пожалуйста, уважаемый полковник, позвольте мне готовить для императорской армии. У меня хорошие продукты. Очень хорошие продукты.

Внезапно я почувствовала удушающий запах подгорающего на сковороде шпината. Я увидела, как скривились его губы. Я упала на колени, плакала, умоляла. Я знала этого человека. Он столько раз спрашивал меня с холодным мрачным юмором: «Где ты прячешь своих дочерей?» Я сильно обхватила его ноги обеими руками.

С отвращением на желтом лице он сильно ударил меня в живот. Боль была, как взрыв. Я упала, схватившись за живот. Японец грубо толкнул Мохини к двери. Стоя на руках и коленях, я завыла, как волк на луну. Они не должны покинута мой дом с моей дочерью! Неожиданно самым важным стало не пропустить их в двери. Мой рот открылся, и оттуда стали вылетать слова. Слова, которые я ни за что на свете не хотела бы произнести.

— Я знаю, где вы можете найти китайскую девственницу. Тело, которое никогда не чувствовало мужской ласки, — сказала я, задыхаясь и ужасаясь от понимания того, что я делаю и что уже не в силах остановить.

Его солдаты остановились, но полковник продолжал идти к двери.

— Она необычная и красивая, — добавила я рыдая. — Пожалуйста, пожалуйста!

Я не могла позволить им уйти.

Ито остановился. Рыбка захватила наживку. Его желтое лицо повернулось. Два злых бездонных глаза уставились на меня. Он убрал свою руку от Мохини. Странная улыбка появилась на его грубом лице. Он ждал, пока я поднимусь. Я поманила Мохини, и она пошла ко мне, спотыкаясь, как слепая. Поднявшись, я крепко взяла ее за руку, держа поближе к себе. Моя дочка дрожала, как умирающая маленькая птичка майна. Это неправильно! — кричала кровь, стучащая в моих висках.

— Следующий дом, — всхлипнула я. — У них девочка за шкафом.

Полковник сухо кивнул головой, подражая мне. Я сглотнула большой комок страха. Его маленькие миндалевидные глазки смотрели зло и холодно. Я задрожала от страха и тотчас поняла, что пожертвовала бедной А Мои напрасно. Он шагнул вперед и толкнул меня так сильно, что я ударилась о стену. Оглушенная, я упала и увидела, как он схватил Мохини за руку и вытащил на свет. Я слышала, как их тяжелые ботинки затопали на террасе. Весь дом трещал и шатался от их подбитых ботинок, ужасный звук, который часто посещал меня в моих кошмарах. На мгновение я восстановила равновесие, опершись на руки и колени, и застыла от абсолютного ужаса — после всего они ее все-таки забрали! С усилием я поднялась и побежала. Я выбежала на террасу, затем скатилась по деревянной лестнице, которую помыла еще этим утром, а теперь она покрыта грязными отпечатками ботинок. Я бежала с протянутыми руками по дорожке, засыпанной щебнем. Ублюдки были еще недалеко. Мохини уже поднималась в машину. Ее маленькое овальное личико повернулось в мою сторону. Она посмотрела на меня, но не издала ни звука, не произнесла ни единого слова. Ни «спаси меня, мама», ни «помоги мне!» Ничего. Я добежала до джипа, даже коснулась его, но как только моя рука дотронулась до горячего металла машины, та заревела, и смеющиеся нелюди исчезли в облаке пыли под скрип колес.