Вероломство

— Мне надо подумать о приличной охране, — продолжала Абигейл. — В последние дни все время жду непрошенных гостей, поэтому волнуюсь. Как давно мы не виделись, Джед. Мне казалось, что ты уже никогда не приедешь в Бостон.

Его глаза чирка — отцовские глаза — так и сверлили тетку.

— Почему же? Потому, что вы приказали мне не возвращаться сюда?

Она справилась с раздражением. Джед с малых лет был таким несносным. Но то, что простительно малышу, трудно терпеть во взрослом мужчине. А Джед — взрослее некуда: красив, умен, ответствен. Ее бы сыну хоть половину его достоинств.

Абигейл изобразила удивление:

— Можно подумать, что ты когда-нибудь слушался моих или чьих-то еще приказов. — Она поднялась, отметив, что Джед не предложил ей руки. — Помнится, я только выразила озабоченность и разочарование из-за того, что ты связался с вьетнамкой и признал себя отцом незаконнорожденной полукровки.

— Не будем ворошить прошлое, — сухо произнес Джед. — И не надо притворяться, что нам приятно видеть друг друга.

— Как скажешь.

Абигейл прошла к садовому столику и ловко отряхнула клеенку. Она всегда была деятельной натурой. Джед в детстве чувствовал, что она томится от неудовлетворенности судьбой. И теперь это заметно, под внешним лоском и скрытностью. Он помнил времена, когда Абигейл Рид была не столь чопорной, меньше заботилась о приличиях, о правилах, заведенных среди представителей высших классов, не так ограничивала себя. Тогда она не боялась сказать не то, что нужно, и даже получала удовольствие, если в результате ее слов возникал скандальчик. Так было до смерти Бенджамина и до той поры, когда она поняла, что сын не собирается оправдывать ее ожиданий. Джед полагал, что он вправе не прощать ей пренебрежение к Май, но что до остального — как знать? Когда тетя Абигейл стала главой процветающей компании «Вайтейкер и Рид», ей оказалось нелегко иметь сына вроде Квентина.

— Садись, пожалуйста, Джед, — сказала она, указывая на стул. — Посидим, посмотрим друг на друга. Солнце опять скрылось, самое время сделать перерыв.

Она тоже села, очистив от налипшей грязи садовый костюм цвета хаки. Одета она была небрежно, но дорого — в желтую хлопчатобумажную кофточку от «Брук Бразерс» с закатанными по локоть рукавами, плотные поплиновые штаны и спортивные тапочки на босу ногу. На лице не было ни следа косметики, пряди волос выбились из-под заколок — во всем этом слышались отголоски той свободолюбивой Абигейл Вайтейкер-Рид, какой она была в молодости. Но потом трагедия, стрессы и ответственность большого бизнеса, а также напрасные поиски своего места в жизни придали усталость, даже суровость, глазам и губам.

Джед сидел напротив Абигейл.

— Я приехал в Бостон из-за фотографий в «Успехе». Вы, должно быть, видели ее. После публикации вновь возник тот человек, что стрелял в меня в Сайгоне.

— Неужели? Как неприятно. — Абигейл с сочувствием посмотрела на Джеда. — Но при чем тут Бостон?

Какая простота. Просто наивность, да и только.

— Тетя Абигейл, вы прекрасно знаете, что мне известно все об участии Квентина в незаконных операциях с наркотиками...

— Ты откровенен, Джед. Но не могу поверить, что настолько простодушен. В 1974 году Квентин уже был богатым, но весьма уязвимым молодым человеком. Он позволил втянуть себя в грязные делишки. Самым простым способом выпутаться — было вернуться домой, что он и сделал. А если ты думаешь, что это имеет какое-нибудь отношение к тому человеку, который стрелял в тебя, то ты очень ошибаешься.

Ее прямоту, доверительный тон и полную уверенность в собственной правоте трудно было игнорировать. Даже Джед ощутил себя чуть ли не идиотом. Может, и впрямь не Жерар шантажировал Квентина?

Он только собрался обсудить это подробнее, как в саду появилась Ребекка Блэкберн.

Джед, увидев ее, окаменел.

Ее волосы, мокрые и спутанные, закрывали пол-лица. Из разбитой губы сочилась сукровица. Щека распухла. Она была бледна и вся дрожала, но бесподобные глаза сверкали. Горели решимостью.

И она была так прекрасна, что Джед понимал — когда он вскочил со стула, чтобы спросить, что, черт возьми, стряслось, — потребуется еще четырнадцать лет, прежде чем у него появится хоть слабая надежда забыть ее.

— Семейный совет Вайтейкеров? — с насмешкой спросила Ребекка. Даже в таком состоянии она полностью контролировала себя. Она подвинула к себе стул, но не села. — Ах, забыла поздороваться, миссис Рид.

— Добрый день, Ребекка, — царственно промолвила Абигейл.

Ребекка не считала нужным оставаться невозмутимой под стать престарелой женщине. Всю дорогу от Коммон на Бикон-Хилл она пыталась остыть. А теперь — плевать. Она тяжело дышала, голова гудела, лицо ныло от боли. А то, что Джед сидит рядком с Абигейл, отнюдь не улучшило ее настроение.

— Бросьте ваш постный вид, — сказала она председателю компании «Вайтейкер и Рид». — Если бы вы не заставили Квентина уволить меня, то я сейчас трудилась бы над новым графическим имиджем фирмы, и у меня не было бы времени ходить по библиотекам, получать пощечины и докучать вам всякой чепухой.

Абигейл захлебнулась от возмущения.

— Я прошу тебя уйти из моего дома.

— Из дома или из сада? Что ж, превосходно. Но прежде вам придется ответить на пару вопросов. Давайте начнем с 1963 года. Некий человек — наемник из Иностранного Легиона — сидел за рулем джипа в день злополучной засады. Знаете что-нибудь про него?

— Какого дьявола я должна о нем что-то знать? Опомнись, Ребекка...

— Он француз. Вьетнам был сто лет французской колонией. А у вас дом во Франции.

— Дорогуша... — Абигейл как могла сдерживала гнев и страх. Милосердный Боже, что известно этой маленькой дряни? Овладев собой, она продолжала: — Дорогая моя, очевидно, ты не в себе после всего... Надо приложить лед к синяку. Да, вспоминаю, я слышала что-то о водителе-французе, но откуда мне его знать? Да, у меня дом на Ривьере и я немало времени проводила во Вьетнаме, но едва ли я была знакома со всеми французами, которые там побывали. Джед — холодильник стоит там же, где и раньше. Будь любезен, сходи за льдом.

Он не спускал глаз с Ребекки. Что-то случилось, и он должен увести ее отсюда, но очень осторожно. Она готова взорваться в любой момент.

— Конечно, — с готовностью отозвался он.

— Мне не нужен лед, — отрезала Ребекка.

— Ребби...

— Я не знаю, что именно все вокруг недоговаривают и почему. Но знаю, что тут не все чисто. Поэтому я не успокоюсь, пока не выясню, что произошло на самом деле с моим отцом в 1963 году и с Там в 1975-м. А если вам, миссис Рид, не нравится то, что я делаю — или тебе, Джед, а также деду, Квентину или кому-нибудь еще, то мне плевать, так и знайте.

«Браво!» — подумал Джед, когда Ребекка закончила.

Абигейл смотрела на Ребекку с нескрываемым изумлением. Насколько было известно Джеду, тетя обвиняла в гибели мужа не только Томаса Блэкберна, но и Стивена — потому, что тот был другом Бенджамина, потому что пригласил его с собой в роковой день — и просто потому, что он Блэкберн. В глазах Абигейл Рид все Блэкберны были виноваты. И она подчеркивала это год от года, раз от раза.

— Ребекка, — сказала она, — я не имею представления о том, что с тобой случилось и на что ты намекаешь, но поверь: никто ничего не скрывает и не умалчивает. Впрочем — поступай, как знаешь. Блэкбернам это свойственно. — Взгляд ее стал холодным. — А страдают от вашего упрямства простаки вроде меня.

— Кем-кем, — заметила Ребекка, — а простушкой вас не назовешь.

— Ничего другого от внучки Томаса Блэкберна я и не ожидала услышать. Хочешь откровенно? Не понимаю, как ты можешь жить под одной крышей с убийцей твоего родного отца. — Абигейл сделала глоток лимонада и добавила: — Но это, конечно, не мое дело.

— Довольно, — вполголоса проговорил Джед.

Тогда свирепый взгляд тети остановился на нем:

— Я не позволю указывать мне в моем собственном доме. Полагаю, ты проводишь мисс Блэкберн до дома.