Забытый плен, или Роман с тенью

Горячий кофе был душистым, булка из микроволновки – воздушной, апельсиновый сок – холодным. Завтраком неприхотливый москвич остался доволен, чего не мог сказать о себе. Доверенное лицо президента столичного холдинга всерьез заподозрило очередной опрометчивый шаг в своей судьбе и карьере. Однажды уже было такое: так же навязчиво лезла в голову мысль, которая поначалу казалась абсурдной, такой же необъяснимой легкостью наполнялось тело, и беспричинно звенела душа. Это были признаки не влюбленности – дури, к которой рвался свободолюбивый голкинский дух, плюющий на здравый смысл.

– Простите, – вежливо извинился Василий при выходе, задев нечаянно в дверях женщину с сумками.

– Ничего, – устало бросила та и повернулась лицом.

– Майка! – На бывшего одноклассника смотрела соседка по парте, из-за которой когда-то юный Вася путался в устных ответах. – Привет, ты что здесь делаешь? Давай помогу, – он перехватил раздутые матерчатые сумки, – ничего себе! Разве можно женщине такую тяжесть такать? Не бережешь ты себя, Сидорова.

– Ничего, своя ноша не тянет.

– Это, Сидорова, психологический обман. Принадлежность объекту не влияет на массу объекта.

Она скептически хмыкнула, но спорить не стала.

– Говорят, ты вроде в Москву перебрался, правда, что ль?

– Да.

– И как там?

– Нормально.

– А почему тогда здесь?

– Дела, Маечка.

– Деловой, – усмехнулась Майя. – Женился?

– Такую, как ты, не встретил пока.

– Что ж тогда меня проворонил?

– По глупости.

– Поумнел?

– Боюсь, нет.

– А ты не бойся, Голкин, трусливых женщины не любят. Ладно, разболталась я тут с тобой, пойду. Мне еще в аптеку надо, да и вообще, дел выше крыши.

– Заболела, что ли?

– Мама простыла.

Василий вспомнил Майкину мать, добродушную толстуху, вечно подкармливающую дочкиного товарища ванильными сушками.

– Как она?

Сидорова равнодушно пожала плечами:

– Как все. Помнишь кинотеатр напротив нашей школы?

– «Восход»?

– Ну.

– Кажется, Зинаида Ивановна администратором там была?

– Кем она только не побывала, – усмехнулась Майя. – Администратором, билетершей, уборщицей – все равно выгнали.

– Почему?

– Вопрос не по адресу, но могу ответить. В «Восходе» теперь сауна, бар и еще какая-то хрень типа борделя. Когда мама оказалась на улице, я еще в институте училась. Пришлось срочно на заочное переводиться, работу искать. На одну стипендию вдвоем не протянешь, разве что ноги. Устроилась в «Космос». Сначала посуду в ресторане мыла, потом в официантки перевели, теперь вот дежурю на этаже. Мне нравится, работы не пыльная, иногда кто-нибудь из клиентов на чаевые расщедрится или презент какой сунет. Нормально, не жалуюсь.

– А Зинаида Ивановна?

– Мама сначала в детском саду няней работала, после в дизайнерской фирме уборщицей. Правда, фирма через полгода лопнула, но нам повезло. Мамина подруга пристроила ее к себе напарницей в газетный киоск. Слава богу, хоть здесь пока без перемен, трудятся потихоньку на пару.

Напротив гостиничного входа у бровки тротуара остановилась знакомая «Лада», водитель приветливо посигналил. Голкин махнул рукой, дескать, вижу, жди. В памяти всплыл куцый штат «Ариадны».

– У тебя с матерью разные фамилии?

– А что?

– Она Звонарева?

Майя подозрительно уставилась на бывшего одноклассника:

– Откуда тебе известно? Об это никто из наших ребят не знал.

– Слушай, что мы тут торчим? У меня, если честно, сейчас руки отвалятся из-за твоих припасов.

– Это белье из прачечной. Я не крохоборка ресторанные объедки домой таскать.

– Прости, Маечка, не хотел обидеть. Куда, говоришь, тебе надо? В аптеку?

– Ну.

– И все?

– А что?

– Эх, Сидорова, ну что ты за человек такой, честное слово! Мы же с тобой сто лет, можно сказать, не виделись. А когда-то, между прочим, за одной партой сидели, я за тебя задачки по контрольной решал, даже как-то целовались, помнишь?

– И что?

– Давай сделаем так. Сначала заедем в аптеку, потом накупим всего, что любит Зинаида Ивановна, заскочим в цветочный и дунем к вам чай пить, идет?

– Голкин, ты прилетел из Москвы, чтобы чаи со мной распивать?

– Сидорова, ты попала в десятку! А если серьезно, Майка, я никогда не забуду ванильные сушки, которыми угощала твоя мама. Если б ты знала, чем они тогда для меня были, позволила бы не то что в гостях посидеть часок – навечно поселиться под дверью и сторожить вас, как самый преданный пес.

– Слушай, это ты в своей Москве так наловчился лапшу на уши вешать? – В ответ он молча расплылся в улыбке. – Тебя, что ль, такси ждет? – кивнула одноклассница на желтые шашечки.

– Меня.

– Тогда почему мы до сих пор не в машине?

...Вернувшись в гостиницу ближе к вечеру, Василий Иванович понял, что родной город сделал ему подарок. Снова завел своих бесконечных «орлят», поплескался под душем, переоделся в джинсы, сменил пуловер на простенький свитер, затем спустился поужинать в гостиничный ресторан. А весь следующий день бесцельно шатался по Майску, с удовольствием стирая подметки новых замшевых башмаков.

– Мне бы смотаться в Питер. – Невыразительный взгляд зашарил по кабинетному потолку.

– Отчего не на Марс?

– Пока нет нужды.

– Где отчет по этой поездке? Почему его нет?

– Разве?

– Я имею в виду не деньги, которые ты вернул, а информацию. Черт бы тебя побрал, Василий! Ты почему позволяешь себе так разговаривать? Не забывайся!

– Не буду. – Голкин невозмутимо поднялся со стула. – Могу идти?

– Сядь, – вздохнул президент «Оле-фармы». – Пойми, чудило, я же не могу тебя постоянно срывать с работы в личных целях, пусть даже моих. Тебе фирма платит как заместителю начальника службы безопасности, а не как фавориту. Я не король, ты не подданный. Мы с тобой делаем одно дело, каждый в силу своих возможностей и способностей, ясно?

– Да.

– Больше ничего не хочешь добавить?

– Управлюсь за выходные.

– Признайся, нарыл что-нибудь?

– Кое-что. – Василий твердо решил прежде времени карты полностью не раскрывать.

Андрей Ильич всмотрелся в помощника, чьему упорству мог бы позавидовать гвоздь, вбиваемый шляпкой в стену. Сонная физиономия, отсутствующий взгляд, каждое слово вытягивается клещами – эта хитрая белобрысая флегма больше не выдаст ни слова даже под пыткой, хоть и явно держит что-то в уме. А может быть, достаточно той информации, которая уже имелась? Старый Васькин отчет до сих пор под рукой, с тем, что там изложено, получить нужный адрес не составит никакого труда. Но Лебедева интересует не адрес, ему позарез надо знать, как становится живым человеком бесплотная тень, совпадающая с любым чужим силуэтом. И помочь в этом способно только прошлое, за которым охотится его незаменимый помощник.

– Хорошо. – Шеф достал из ящика стола конверт. – Вот, думаю, этого хватит. Если будет нужно что-то еще, звони. Жду с отчетом во вторник.

– В понедельник.

Когда захлопнулась дверь, президент «Олефармы» довольно усмехнулся и нажал кнопку переговорной связи.

– Да, Андрей Ильич?

– Принеси-ка, Настя, кофейку покрепче. Пять минут меня ни для кого нет, поняла?

– Конечно, Андрей Ильич.

...Лебедев наслаждался не кофе – игрой, в которую снова втянулся. Игроков по-прежнему оставалось двое, только первый ход делал теперь другой. Он принимал подсказки, возможно, путал ходы, играл скорее ради процесса, нежели на результат, – при таком раскладе проигрыш очевиден. Но в нем проснулись азарт, одержимость и то, что, казалось, уже не просто спало – уснуло навеки: желание вернуться к себе. Не к психопату с безумными снами и мучительным чувством вины, каким был недавно, а к полному сил и желаний мужчине, способному сделать счастливой любимую женщину. Вот это пробуждение и станет тем незыблемым правилом, по которому стоит играть.

Андрей Ильич включил громкую связь.