Отражения

 — Я не хочу, чтобы ты уезжала. — Он сильнее сжал пальцами ее плечи. — Я прошу тебя не уезжать.

 Она какое-то время внимательно смотрела на него, ее глаза до сих пор были наполнены эмоциями.

 — А что, если я попрошу тебя не уезжать в Новую Зеландию?

 Он резко отпустил ее и отвернулся.

 — Это не одно и то же. Это моя работа. Она будет закончена через несколько недель, и я вернусь. Это не та сила, которая может управлять жизнью. — Когда он снова повернулся к ней, его руки были спрятаны в карманы. — Будет ли в твоей жизни место для меня и для детей, если ты будешь прима-балериной в труппе?

 — Скорее всего, нет. — Она подошла ближе, но по выражению его глаз знала, что не осмелиться прикоснуться к нему. — Но я никогда не стану прима-балериной в труппе. Даже если бы я хотела этого всем своим сердцем, этого не может быть. И я этого не хочу. Как ты не можешь понять? У меня просто нет такой потребности. Официально я даже не становлюсь членом труппы на время выступления. У меня будет лишь статус гостьи.

 На этот раз отвернулась она, так как не могла оставаться спокойной из-за переполнявших ее эмоций.

 — Я хочу сделать это для Ника, потому что он мой друг. Наши с ним отношения особенные. И для себя. У меня будет возможность закончить эту часть моей жизни чем-то прекрасным, а не смертью моего отца. Это важно для меня. Я даже сама не понимала насколько это важно, до недавнего времени. Я должна это сделать, иначе буду жалеть всю оставшуюся жизнь.

 Теперь тишину нарушал лишь треск огня. Одно из поленьев сдвинулось с места, вызвав столп ярких искр.

 — Значит, ты уедешь, не смотря на мои чувства.

 Линдси медленно повернулась. Ее взгляд был твердым и прямым.

 — Я уеду, и попрошу тебя доверять мне. Я хочу взять с собой Рут.

 — Нет. — Его ответ был быстрым и резким. — Ты просишь слишком много. Чертовски много.

 — Это не так уж много, — ответила она. — Послушай. Она заинтересовала Ника. Он видел, как Рут танцует; он проверял ее, когда был здесь, и он требует ее. Сет, она настолько хороша, что уже к лету может попасть в труппу. Не удерживай ее.

 — Не говори мне об этом. — В его словах слышалась ярость. — Ты сама же мне рассказывала о той жизни, о физической и эмоциональной боли, давлении, требованиях. Она ребенок. Ей это все не нужно.

 — Нет, нужно, — не уступала Линдси. — И она не ребенок, она молодая женщина, и ей необходимо преодолеть эти трудности, если она собирается стать балериной. У тебя нет никакого права лишать ее будущего.

 — У меня есть на это полное право.

 Линдси глубоко вздохнула, стараясь держать себя в руках.

 — По закону это право закончится через несколько месяцев. После ей ничего не останется, кроме как пойти против твоей воли. Она будет очень несчастна из-за этого, и для нее может оказаться уже слишком поздно. Николай Давыдов не предлагает помощь каждой молодой балерине, на которую натыкается. Рут особенная.

 — Не говори мне о Рут! — Он начал кричать, чем удивил Линдси. — Ей потребовался почти год, чтобы снова стать счастливой. Я не стану толкать ее в мир, где ей придется ежедневно издеваться над собой, чтобы только удержаться там. Если ты этого хочешь, то, пожалуйста, я не могу тебя остановить. — Он взял ее за руку и притянул к себе. — Но ты не станешь строить свою карьеру опосредованно через Рут.

 Линдси резко побледнела. Ее голубые глаза стали огромными и недоверчивыми.

 — Так вот значит, что ты обо мне думаешь? — прошептала она.

 — Я не знаю, что о тебе думать. — Его лицо было таким же живым от ярости, как ее — мертвым от шока. — Я не понимаю тебя. Я не могу удержать тебя здесь, моей любви для этого недостаточно. Но Рут — другое дело. Ты не вернешь себе всеобщее внимание через нее, Линдси. Тебе придется добиваться этого самой.

 — Отпусти меня, пожалуйста. — На этот раз из них двоих львиная доля самоконтроля и сдержанности достались именно Линдси. Хотя она сама дрожала, ее голос оставался абсолютно спокойным. Когда Сет отпустил ее, она какое-то время изучала его. — Все, что я тебе сегодня сказала — это чистая правда. Абсолютно все. А теперь попроси, пожалуйста, Уорта принести мое пальто. У меня скоро начинаются занятия. — Она повернулась к огню, ее спина была очень прямой. — Думаю, нам больше нечего сказать друг другу.

Глава 14

Быть учителем и быть учеником — две совершенно разные вещи. Большинство девушек в труппе Линдси были на несколько лет моложе ее, даже еще совсем девочки. А те, чей возраст варьировался от двадцати пяти до тридцати, никогда не покидали профессиональную сцену. Линдси усердно работала. Дни казались очень долгими, но усталость помогала уснуть.

 Бесконечные часы тренировок, репетиций, и снова тренировок. Она жила вместе с двумя балеринами, с которыми дружила во время своей профессиональной карьеры. Ночами Линдси спала крепко, ее мозг просто отключался от усталости. С самого утра ее телом завладевали занятия. По мере того, как январь перетек в февраль, мышцы Линдси снова свыклись с болью и судорогами. Распорядок был таким же, как и прежде: невыносимым.

 За окнами было темно из-за ледяного шторма, но никто из танцоров в студии этого не замечал, пока они репетировали первый акт «Ариэль» Давыдова. Музыка была волшебной, вызывая в воображении картины тенистого леса и диких цветов. Именно там юный принц встретится с Ариэль. Смертный и фея влюбятся друг в друга. Па-де-де было трудным и особо требовательным к женской партии из-за комбинации субресо и жете. Огромное количество энергии уходило на то, чтобы сохранять движения легкими и невесомыми. Практически в самом конце сцены Линдси отскакивала от Николая, вращаясь в воздухе. Это делалось для того, чтобы, приземлившись, она смотрела на него, как бы поддразнивая. Приземление получилось неровным, и Линдси была вынуждена встать на обе ноги, чтобы предотвратить падение. Николай ярко выругался.

 — Извини. — Дыхание Линдси было быстрым и неровным после напряженного танца.

 — Извинения! — Его гнев подчеркивался быстрым жестом руки. — Я не могу танцевать с извинениями.

 Остальные танцоры в студии смотрели сейчас на Линдси с разной степенью сочувствия. Каждый из них испытал на себе беспощадный язык Давыдова. Пианист автоматически перевернул ноты на начало партии.

 Тело Линди ломило после двенадцатичасового рабочего дня.

 — Мои ноги едва касались пола на протяжении всей третьей сцены, — ответила она ему. Кто-то протянул Линдси полотенце, и она с благодарностью стерла пот с шеи и лба. — У меня нет крыльев, Ник.

 — Оно и видно.

 Линдси удивило, насколько сильно ее ранил его сарказм. Обычно он вызывал гнев, а наступающий после этого спор разряжал атмосферу. Сейчас она чувствовала необходимость защитить себя.

 — Это трудно, — пробормотала она, заправляя за ухо выбившуюся из пучка прядь волос.

 — Трудно! — заорал он, затем пересек комнату и встал напротив нее. — Значит, это трудно. Разве я привел тебя сюда, чтобы ты крутила на сцене простые пируэты? — Его влажные волосы завивались у лица, глаза горели синим огнем.

 — Ты меня не приводил, — поправила она его, но ее голос дрожал, не имея своей обычной силы. — Я сама пришла.

 — Ты пришла. — Он отвернулся с размашистым жестом. — Чтобы танцевать как дальнобойщик.

 Всхлип вырвался у нее слишком быстро, она не смогла его предотвратить. Потрясенная, Линдси закрыла руками лицо. У нее было время заметить ошеломленный взгляд на лице Николая, прежде чем она вылетела из студии.

 Линдси позволила двери туалета захлопнуться за ней следом. Там в дальнем углу стояла низкая скамейка. Линдси свернулась на ней калачиком и зарыдала так, будто у нее разрывалось сердце. Не в силах больше сдерживаться, она позволила боли вырваться наружу. Ее плач отдавался эхом от стен и возвращался к ней. Когда вокруг нее скользнула чья-то рука, Линдси повернулась, слепо принимая предлагаемое утешение. Ей сейчас был нужен хоть кто-нибудь.