«Молчи» (СИ)

«Человечность, да?» — Дилан нервно мнет упаковку сигарет в кармане кофты, смотрит перед собой, рукой открывает дверь, сделав шаг за порог. Что человеческого в нем осталось? Он уверен — ничего. С ним все потеряно. Он — гнида. Грязь. Отброс. Самый дерьмовый представитель этого общества. Хладнокровный ублюдок, который получает удовольствие, избивая других.

Человечность? Не смешите, иначе он выбьет это из вашей головы битой.

Останавливается. Дверь медленно, с противным скрипом закрывается.

Человек. Что делает тебя человеком? Что еще осталось в тебе? Что ты не убил внутри себя?

Останавливает дверь рукой, развернувшись, и выходит обратно. Главное, не смотреть на нее, тогда он, возможно, не будет испытывать этой ненависти. Девушка тихо плачет, продолжая стоять у стены, прижавшись к ней всем телом. Скрывает лицо. Не думай, что это Харпер, иначе сорвешься, в худшем случае ударишь ее, хотя на самом деле изначально желаешь иного. Дилан мысленно рвет на себе кожу, режет свои руки от злости, от ненависти к себе. Вот она — реакция на что-то противоестественное для его характера. К счастью, Мэй слишком глубоко забивается в себя, чтобы понять, что до сих пор не находится в одиночестве. Она тихо рыдает, при этом шепча скомкано: «Держись. Держись…» Дилан сжимает зубы, громко выдохнув, и моргает, вновь и вновь оглядываясь по сторонам, словно боится, что кто-то застанет его здесь. Что он хотел сделать? Уже не помнит. К черту. Пошло оно все. Блять. Он ничего не может. Он в принципе не знает, что может сейчас сделать. Это все гребаный Фардж со своей «пьяной философией».

Дилан не такой. Он уже не исправится. Это его роль — быть ублюдком, и парня она вполне устраивает, так что, черт, не лезьте ему в душу.

И на последней капле своей сдержанности, ОʼБрайен делает что-то поистине странное. Его внимание цепляется за то, что Харпер трясется. На улице минусовая температура. Она в футболке. И это все. Бред. Такой чертов бред, но Дилан грубыми рывками снимает с себя кофту, шепотом проклиная и себя, и Дейва, и Харпер, и тот факт, что ведется на слова друга, которые заставляют его задуматься о вещах, что он должен, по своей сути, отбросить в сторону.

Человеку всегда трудно идти против своих принципов.

Забывает про сигареты, не чувствует дикого холода и дискомфорта. Он постоянно ходит в капюшоне, ему так спокойнее, а что теперь? Теперь он ощущает себя голым, открытым перед другими. Сам не понимает, как ему удается набросить на девушку кофту, не касаясь ее. Харпер в ту же секунду замирает, громко шмыгнув носом. Не двигается до тех пор, пока не слышит дверной хлопок. Отрывает лицо от стены, повернув в сторону входа, и опускает хмурый взгляд заплаканных глаз на свои плечи.

Чего?

Приоткрывает рот, пуская белый пар, и не знает, как правильно реагировать на это. Что это вообще такое? Моргает, шмыгая носом, и пальцами касается ткани кофты.

Холодный. Теплый.

Харпер надевает вещь, набрасывая на голову капюшон, и садится у стены, прижавшись к ней спиной. Не собирается возвращаться в школу, пропустит уроки. Плевать. Ей нужна тишина. Необходимо одиночество. Ладонями больно нажимает на мокрые веки, смахивая слезы, и прижимает колени к груди, руки протиснув между ног. Сутулит спину, смотря перед собой.

Холодно. Тепло.

***

А мальчишка не знал.

Он вышел темной глубокой ночью только ради утоления жажды, поэтому спокойно спускался вниз по лестнице, минуя дверь гостиной. Двигался медленно, боясь, что скрип половиц разбудит кого-нибудь из взрослых. Вот только понятия не имел, что один из них бодрствует, пока второй видит третий сон.

Ребенок слышит странный стон. Грубый, хриплый, отчего застывает на месте, обернувшись. Карими глазами исследует темноту в коридоре, зацепившись взглядом за двери гостиной. Мужской стон повторяется. Громче. Мальчик моргает, растирая сонные глаза, и наивно шагает в сторону гостиной комнаты, чтобы заглянуть в щель между дверьми.

Он бы не сделал этого, если бы знал, во что это выльется в будущем.

От лица Харпер.

—… Ты понимаешь, как это безответственно?! Ты хочешь угробить все мои труды?! Как ты смеешь себя вести так неуважительно по отношению к окружающим?! Я вся из кожи вон лезу, чтобы сделать из тебя человека, так какого черта ты все портишь?! Думаешь, сможешь выйти в люди без моей помощи?! Нет! Ты ни на что не способная соплячка, которая даже вякнуть не смеет без моего разрешения! — вот и приоткрылся занавес «идеального образа» женщины, которая больше часа держит меня на кухне, мучая своими нравоучениями. Ей поступил звонок из школы с просьбой объяснить, почему я не посещаю занятия, плюс последние важные работы завалены полностью. И моя мать в гневе. Нет, хуже. Такой её свет не видел.

— Смотри мне в глаза! — кричит, хлопнув ладонью по столу. Не дергаюсь, продолжая сохранять равнодушие на лице. Пальцы переплетаю на коленях. Женщина бродит рядом со мной, наклоняясь, и меня пробирают неприятные мурашки, когда она принюхивается:

— От тебя пахнет сигаретами! Ты куришь?! — кричит. Нет. Это просто не моя кофта, но лучше умолчать, иначе она начнет докапываться по поводу того, что я веду себя, как шлюха. Только проблема в том, что я не принадлежу Причарду, с которым она так отчаянно меня сводит. Я не являюсь шлюхой только потому, что могу интересоваться другими людьми.

Мать смотрит на мое лицо. Её белки в глазах краснеют от лопающихся сосудов:

— Объясняйся, Харпер! — нет, я устала оправдываться. — Что у тебя с лицом?! Это ожоги?! Ты куришь, да?! Черт возьми, почему ты всё портишь, Харпер?! Откуда синяки?! С кем ты связалась?! Что это за слухи, бродящие по школе о том, что ты спишь со всеми направо и налево?! — нет, мам. — Что подумают Пенриссы?! Что о тебе подумает Причард?! — он меня изнасиловал, мам. — Если завтра он не придет к нам, чтобы учиться с тобой, то я лично придушу тебя! Ты мне потом спасибо скажешь за ту жизнь, которую я тебе устроила! — смотрит мне в глаза, но я не отвечаю на зрительный контакт, отводя взгляд в сторону. — Черт, смотри на меня! — кричит. А за криком следует удар. Моя голова слегка дергается, отворачиваясь, наклоняется к плечу, но веки не распахиваются шире. Думаете, это что-то необыденное? Думаете, обычно моя мать себя так не ведет? Ошибаетесь. Даже отец порой страдает от её рук. Поэтому мне приходится столько времени уделять внешнему виду.

Чтобы никто не видел следы этого тирана в юбке и на каблуках.

Ещё удар. По той же щеке. Смотрю в сторону, в стену, сжав губы. Не меняюсь в лице. Взгляд пустой. Мать рычит от злости, вновь и вновь бьет меня по щеке, пока моя голова не идет кругом. Вдыхаю, моргая, и пытаюсь не потерять равновесие. Женщина отходит от стола, шипя:

— Завтра я жду перемен, Харпер. Не мешай мне делать твою жизнь лучше! — кричит, выходя с кухни, и хлопает дверью.

Выдыхаю. Тяжесть из легких не пропадает. Глотку сдавливает боль. Пальцами касаюсь щеки, хмуря брови, прикрываю веки, глубоко и тяжко вдохнув запах никотина, который заставляет тут же распахнуть глаза. Оттягиваю шнурки кофты, капюшоном скрываю голову, опустив руки висеть вдоль тела. Запрокидываю лицо, с пустотой во взгляде уставившись в потолок.

Идеальная миссис Харпер. Идеальный мистер Харпер. Их идеальная дочь, Харпер. Идеальная семья Харпер.

Вас уже не тошнит?

На моем бледном лице дрожат губы. В какой-то нервной и жалкой улыбке. Усмехаюсь, качнув головой, и резко наклоняю голову, сутулясь, ладонями прикрываю лицо, тихо смеясь. Громче. Ещё громче. В голос. Безумно. И давно забытое желание возвращается в грудь. Окутывает темнеющее сознание, я пьянею от мысли, что врезается в голову, давя на виски.

Я ведь… Я ведь агрессивна, так?

Смеюсь, опять запрокинув голову, но не открываю лицо, хохоча в ладони.

Мне больше не под силу сопротивляться желаемому.

И сейчас я начну разрушать.

Глава 10.

У этой темноты есть имя?