Опасная рапсодия

– Что же он хочет? Кроме своих денег, конечно.

– Он хочет меня. По крайней мере, мои профессиональные услуги. Ему нужна няня и воспитательница для его дочери Аннабель. Это его цена.

Джонни передернул плечами и скривился.

– О, ну это не так ужасно, не так ли? Я имею в виду, что, работая на Торна, ты не будешь вкалывать задаром, да? Я сначала подумал, что ты имела в виду... – он замялся. – Но почему у тебя такое кислое выражение? Работа у Торна будет гораздо легче, чем твой каторжный труд в больнице.

Эмма смотрела на него, широко раскрыв глаза, как будто только в первый раз увидела его по-настоящему.

– Честно говоря, Джонни, это уже предел всему! Ты же прекрасно знаешь, что я люблю свою работу, к тому же в конце года меня ожидало повышение. Я вовсе не хочу бросать свою работу, чтобы быть нянькой у маленького ребенка. Но тебе нет дела до меня, не так ли? Лишь бы тебе выйти сухим из воды!

Джонни несколько смутился.

– Ну, не надо так, старушка.

– И не называй меня «старушкой», – воскликнула она рассерженно. – Может быть, ты не будешь так доволен собой, когда я скажу тебе, что я уезжаю из Англии. Аннабель живет на Багамах, у Деймона там дом.

– Что? – Джонни был обескуражен. – А я... А квартира?

Так как больница, где работала Эмма, была недалеко от ее квартиры, она могла все свое свободное время проводить дома. Она была и экономкой для Джонни, и кухаркой, и уборщицей, покупала продукты и чинила одежду. Она безропотно несла весь этот груз обязанностей – с тех пор, как она рассталась с Деймоном, не было мужчин, которые бы играли в ее жизни сколько-нибудь серьезную роль, и Джонни привык полностью полагаться на нее.

– Мне жаль, – сказала она. – Но это цена, которую мы должны заплатить. Или я соглашаюсь поехать на Санта-Доминику и заботиться об Аннабель, или ты отправляешься в тюрьму, все очень просто.

Джонни в гневе, сжал кулаки.

– Как типично для него – выставлять свои условия, – воскликнул он раздраженно.

– Джонни! Ты сам втянул нас в эту историю, – ответила Эмма, непроизвольно защищая Деймона Торна. В конце концов, его условия не были такими уж суровыми.

– Я знаю, знаю. Можешь не напоминать мне. Но это типично для него – сделать какую-нибудь подлость, чтобы заставить меня потом страдать.

– О, Джонни!

– Но ведь это правда! Боже мой, в Лондоне полно агентств, где можно найти и няньку, и компаньонку, и гувернантку, или что он еще хочет – и гораздо более квалифицированную, чем ты. Да и сколько лет его дочери? Ей не может быть больше шести. Это просто смешно. Почему он хочет именно тебя? Почему он не мог разрешить мне просто внести деньги и закрыть это дело?

Эмма покачала головой.

– Я знаю не больше, чем тебе рассказала. Я не знаю, почему он хочет нанять именно меня. Из его сегодняшнего поведения очевидно только, что он совершенно явно презирает меня.

– Вот видишь! Он забирает тебя, чтобы насолить мне.

Эмма вздохнула.

– Но, какие бы ни были у него причины, мы должны принять его условия. Я не думаю, что ты готов сесть в тюрьму, чтобы насолить ему, или я не права?

Джонни наклонил голову.

– Нет, – недовольно буркнул он. – Сколько ты собираешься отсутствовать? И что мне делать, когда ты уедешь?

– Я не знаю, Джонни. Я честно не знаю. Это очень беспокоит меня, так же как и тебя, ты уж поверь мне.

– А его планы? Он все решил подозрительно быстро.

Эмма закусила губу.

– О, Бог мой, я забыла тебе сказать. Он уже знал, что ты натворил и ждал моего прихода.

– Свинья, – выкрикнул Джонни взбешенно. – Мне следовало знать, что в конторе не происходит ничего, о чем бы он не был осведомлен.

– В конце концов это не имеет значения. Это избавило меня от тягостных объяснений. А сейчас нам ничего не остается, как принять его условия.

Эмма сбросила туфли и взглянула на часы.

– О, уже почти час. Мне в два заступать на дежурство, а я еще должна написать заявление об уходе.

Джонни беспокойно прошелся по комнате.

– Когда ты уезжаешь?

– Думаю, что через две недели или раньше. Его секретарь должна позвонить мне и сообщить более подробную информацию. Я думаю, мне придется купить летние платья. Хотя сейчас и январь, на Багамах тепло круглый год.

Джонни недовольно повел рукой.

– Только представить себе, – пробормотал он. – Я должен буду торчать здесь, а ты собираешься классно развлечься.

Эмма резко повернулась к нему. Без туфель она была только ненамного ниже его.

– Ты самый эгоистичный человек из всех, кого я знаю, – воскликнула она. – Меня не очень занимает, куда мне придется ехать – я хотела бы остаться здесь, где у меня есть друзья, моя работа. Неужели ты серьезно полагаешь, что какой-то уединенный островок, даже если там и великолепный климат, может компенсировать то, что я здесь оставляю? И, главное, как, ты думаешь, я буду чувствовать себя, живя в доме Торна, находясь у него в услужении?

Джонни слегка смутился.

– Да, наверное, это будет не слишком весело. Одно дело жить в Нассау, а другое – в его доме. Извини, Эм, я не подумал. Я буду ходить куда-нибудь есть, и буду сдавать белье в прачечную, обо мне не волнуйся.

– Да, – медленно произнесла Эмма. – Если бы ты так делал... Но ради Бога, не одевайся неряшливо только потому, что меня нет рядом и я не могу проследить, как ты одет.

Джонни скривился.

– Я не полный идиот. Но что будет с моей работой? Они меня не уволили?

– Он говорит, что ты можешь остаться, а деньги, которые ты должен, будут, естественно, еженедельно вычитаться из твоего жалованья до погашения долга.

– Естественно, – мрачно проворчал Джонни. – Ну ладно, раз такие дела.

Эмма взглянула на него и, повернувшись, прошла в ванную. Ей еще надо было переодеться, и, возможно, ей еще удастся перехватить что-нибудь в больничной столовой до начала работы.

В течение следующих двух недель у Эммы не было времени размышлять о причинах, скрывавшихся за требованием Деймона Торна поступить к нему на службу. Ее дни были заполнены работой, посещением магазинов, где она купила кое-какие летние платья, оформлением необходимых для переезда в Нассау документов. А ночами, когда она не могла уснуть, то принимала снотворное и отказывалась думать о последствиях.

Коллеги в больнице знали о ее предстоящем уходе и не скрывали любопытства. Ей пришлось сказать, что она устраивается работать к Торну и переезжает на Багамы.

– Но, дорогая, – воскликнула, услышав это, ее подруга Джоанна Денхем. – Ты ведь когда-то, по-моему, его хорошо знала? Я хочу сказать, мне знакомо его имя. Он – тот американский миллионер, с которым ты когда-то встречалась?

Эмма постаралась скрыть свое смущение и ответить небрежно.

– Он только наполовину американец. Его мать была англичанкой. Я действительно знала его раньше, но... не слишком хорошо.

Когда она встречалась в Деймоном, Джоанна еще не работала в больнице. Она, безусловно, слышала об этом разные сплетни, но у Эммы не было желания посвящать ее в свое прошлое. Вместо этого она постаралась создать у Джоанны впечатление, что они с Торном были едва знакомы.

– Ну, тем не менее, – продолжала Джоанна, – я думаю, что ты правильно поступаешь. Хорошо работать в больнице, но я сама отдала бы все на свете за возможность погреться на солнышке.

Эмма, естественно, давала понять, что она сама решила оставить работу в больнице, и отнюдь не по принуждению. Ее только очень огорчало, что сестра-хозяйка, которая всегда к ней очень хорошо относилась, теперь могла разочароваться в ней, решив, что Эмма забыла все хорошее, что для нее делалось. Но объяснить ситуацию, не раскрыв роль Джонни в ней, было невозможно.

Вечером предпоследнего дня ее работы в больнице девушки, с которыми она работала, устроили ей проводы, а потом все они отправились к ней домой. Кроме пяти ее коллег-медсестер и двух студентов, работавших в госпитале на практике, к ним присоединился Джонни и его друг Мартин Вебстер.