Играя свою собственную роль (ЛП)

Я кивнула.

– Ну, предполагалось, что я поеду с Джозэфом… Полагаю, ты слышала, что он уехал?

Я снова кивнула.

– Все уже в курсе, как его отец?

Лиз недоуменно моргнула и нахмурилась, как будто этот вопрос не приходил ей в голову, хотя и должен был бы.

Одним из остаточных эффектов нахождения в центре внимания с семи лет для Лиз стало то, что если она не заставляла себя сознательно, то редко думала о других. Это не был эгоизм, а лишь недостаток необходимости слышать или иметь дело с проблемами других людей. Лиз была действительно хорошим человеком, просто не умела этого показывать.

– Джордж говорил, что Джозэф звонил с самолет, но больше ничего неизвестно, – вмешался в беседу Дрю, спасая Лиз от затруднения.

Блондинка улыбнулась парикмахеру и снова повернулась ко мне.

– Да, как бы то ни было, они просили, чтобы со мной поехал Денни, но у него такой тяжелый график на завтра, как и у Генри, и ты знаешь, как Мика…

Я слегка улыбнулась, представив как Мика – который ненавидит прессу и не стесняется нелицеприятно высказываться о них – сидит на этой конференции и толпа репортеров засыпает его вопросами.

– Так что остаюсь только я, – Лиз кивнула. – Но у меня завтра в 8:30…

– Об этом уже позаботились. Они перестроят графики так, чтобы нам не пришлось возвращаться до полудня.

Что означало – меня ждет длинный-длинный рабочий вечер после утренней нервотрепки с прессой. Чудесно.

– То есть, – сказала я, когда Юлия нетерпеливо повернула мою голову обратно лицом к себе, – ты не должна спрашивать меня, а лишь сообщить о том, что мне придется делать.

– Ну, по сути, так. Они подумали, что лучше получится, если я тебе скажу… ну, знаешь Очаровашка-Лиз и все такое.

Я вздохнула, смирившись с судьбой.

– Во сколько?

Лиз улыбнулась – блестящая улыбка, которая украшала обложки бессчетного количества глянцевых журналов и сделала ее известной.

– Встретимся здесь в восемь; автомобиль будет ждать нас.

После еще пары минут беседы, Лиз оставила меня наряжаться. Парой взмахов расческой и кисточкой для макияжа, и критическим взглядом позже меня сочли достаточно презентабельной, и я отправилась на седьмую площадку, чтобы отыскать тихое местечко и почитать сценарий.

Ни на одной из площадок не было съемки, хотя на некоторых проводились подготовительные работы. Я нашла освещенный угол, осмотрелась в поисках места, куда бы присесть, и улыбнулась, заметив неоново-зеленый пластиковый стул у стены. Вытащив его под свет, я удобно устроилась и начала читать.

Я просмотрела листы раз, затем другой. Даже не знала, ликовать или быть испуганной. Сцена была между моим персонажем – Ритой, и персонажем Робин – Джудит Торрингтон, немного скользкой, но достаточно-горячей-чтобы-избежать-неприятностей-с-этим адвокатом от престижной юридической фирмы. В этом эпизоде Джудит защищала педофила – сына государственного сенатора – обвиняемого в изнасиловании и убийстве маленького мальчика. Мой персонаж хотя и была довольно грубой и циничной, но очень трепетно относилась к детям, и в этой сцене она потеряла голову и физически прижала Робин/Джудит к стене.

От мысли о том, чтобы прижать Робин к стене, у меня дрожь по спине прошла.

Очень-очень хороший вид дрожи.

Я закрыла глаза, пытаясь успокоить рваное дыхание.

Стоп. Это что-то новенькое. Видимо, за последние несколько часов я прошла путь от подростка, мучимого желаниями, до видео с рангом NC-17 ^{note 5}.

– Даже не знаю, жалеть ли того, о ком ты сейчас думала, или безумно ревновать к нему.

Я в панике распахнула глаза, низкий хриплый голос застал меня врасплох. Робин стояла рядом со стулом, задумчиво глядя на меня сверху вниз.

Видео снова начало прокручиваться в моей голове, и я отвела глаза.

– О чем ты говоришь? – Шедевр невнятного бормотания.

– Ты выглядела… – Робин надолго замолчала, и я рискнула поднять глаза. Она все так же смотрела на меня. – …голодной.

Я кашлянула.

– Должно быть это потому, что я пропустила завтрак. – Я болезненно улыбнулась, поднимаясь на ноги, прежде чем мой мозг решит добавить к видеоряду картину Робин, возвышающуюся надо мной.

Она смотрела на меня еще одну долгую секунду, после чего перевела взгляд на стул.

– Милый стул.

– Вообще-то довольно удобный. – Я махнула рукой в сторону площадок. – Хотела скрыться от шума.

– Я слышала кое-что об этом стуле. Вообще-то я слышала, что Чэд и Лиз…

– О, Боже, – застонала я, начав отряхивать штаны. – Фу-фу-фу-гадость-гадость…

Громкий довольный смех Робин прервал мои движения, как и любые движения в пределах слышимости.

У нее фантастический смех.

– Попалась, – подмигнула она, направляясь к площадке своей шикарной походкой.

"О, милая. Ты и не представляешь насколько".

Улыбнувшись сама себе, я последовала за ней.

* * *

– Стоп! – Снова завопил Крэйзик, и я заскрежетала зубам, отстраняясь от Робин и поворачиваясь к режиссеру.

Я не знала, сколько еще смогу выдерживать это. Уже шестой дубль сцены между мной и Робин. Шесть раз я прижимала ее к стене, чувствуя ее плечи под своими руками, изучала ее глаза с расстояния менее тридцати сантиметров… я готова была взорваться. Взорваться или поцеловать ее – и то, и другое, вероятно, станет концом моей карьеры.

– Адам, – начала Робин, но он прервал ее властным взмахом руки. Режиссер не покидал своего стула после того, как мы с Робин несколько раз слишком близко подходили к нему. Не нарочно, конечно.

– Нет, мисс Вард, вы делаете все прекрасно. Хотя, если можно, немного больше самодовольства. Вы скользкий адвокат, защищающий насильника и убийцу детей. Аудитория не хочет сочувствовать вам, независимо от того, насколько хорошо вы выглядите.

Я быстро взглянула на Робин, поражаясь тому, что Адам снова оказался прав. Судя по выражению ее лица и сдержанному кивку, она была поражена не меньше.

– Но вы, мисс Харрис. Я видел от вас больше эмоций утром, когда вы насмехались надо мной, чем за все эти шесть дублей. Предполагается, что вы должны быть сердиты! Кипеть! Скользкий адвокат защищает насильника и убийцу детей! Вы – женщина, полицейский детектив; вам отвратительно, что кто-то – особенно, другая женщина – может защищать такого ублюдка! Покажите мне ярость, эмоции, химию! И прекратите быть такой робкой. Вы прикасаетесь к ней, как к фарфоровой кукле. Вы злитесь, черт побери, так действуйте соответственно!

Проклятье.

Я знала, что он прав. Но рядом с Робин я забывала, что должна играть; могла только произносить свой текст и молиться, чтобы это поскорее закончилось.

Черт.

И, раз Адам видит это, можно предположить, что он – наполовину приличный режиссер. Все еще придурок, но придурок, который может руководить.

– Давайте с момента 'если бы вы соблюдали правила снятия показаний', – завопил он, несколько раз щелкнув пальцами. – Ладно, люди – по местам.

Робин пожала печами и отошла обратно на свое место. Я сделала то же самое, на мгновение закрыв глаза, пытаясь придумать, как справиться со своими чувствами.

Тогда до меня дошло, что в этом нет необходимости. Нужно не справляться с ними, а использовать их. И, если все пройдет хорошо, мне придется сделать это только один раз.

– Мотор!

Маска самодовольного тщеславия упала на лицо Робин, будто кто-то щелкнул выключателем. Она скрестила руки на груди и насмешливо усмехнулась, голос ее был полон издевки.

– Если бы вы соблюдали правила снятия показаний, ДЕТЕКТИВ, мой клиент не вышел бы на свободу. Полагаю, я должна поблагодарить вас.

Ладно… Я глубоко вдохнула. Должно получиться.

Я взглянула на Робин, позволив каждой чувственной мысли, каждой фантазии, каждому отчаянному желанию отразиться на моем лице, надеясь, что это примут за гнев, и устремилась к ней. На сей раз, я использовала все свое тело, а не только руки, чтобы прижать ее к стене. Моя рука лежала поперек ее грудной клетки, живот был прижат к ее животу.