Чистосердечные признания (ЛП)

Миз Спенсер сунула очки в сумочку, оставила дверь открытой — на всякий случай — и прошла вглубь дома. Слева располагалась столовая с массивным буфетом и комодом, причудливо украшенным в китайском стиле. И тому и другому не повредила бы чистка лимонным маслом и средством «Уиндекс». Большую часть помещения занимал длинный обеденный стол, под одну из ножек которого были подложены деревяшки и выпуск «Охотничьего журнала». Все покрывал тонкий слой пыли.

Если столовая создавала впечатление изящной небрежности, то гостиная справа напоминала охотничий домик. Выделанная кожа и деревянная мебель, телевизор с «рогатой» антенной, шкура медведя над каменным очагом. В центре возвышалось чучело рыси с оскаленными клыками и выпущенными когтями. Ножки кофейного и журнального столиков были сделаны из рогов оленя, а столешница — из стекла. На стенах красовались опять же рога и впечатляющая коллекция голов животных, на массивных крюках подвешенных к деревянным панелям. Хемингуэю такое бы понравилось, но Хоуп подумала, что все это выглядит словно предвестие катастрофы, только лишь поджидающей жертву. И уже представила себе, как пойдет ночью через эту комнату и на что-нибудь напорется.

Стук каблучков эхом отдавался в пустом доме, пока новая хозяйка направлялась на кухню. Не считая последних трех лет, Хоуп всегда делила кров с кем-то. С родителями, с подругами по колледжу, затем с бывшим мужем. А теперь она жила одна, и, хотя ей так больше нравилось, впервые за долгое время миз Спенсер захотелось, чтобы впереди нее шел большой сильный мужчина, защищая от всего неизведанного. Мужчина, к которому она могла бы прильнуть, за спиной которого спрятаться. Мужчина, размером с того шерифа, что она встретила сегодня утром. Хоуп была ростом сто шестьдесят восемь сантиметров, а служитель закона превосходил ее сантиметров на пятнадцать. И в придачу к росту — тело без грамма лишнего жира, широкие плечи и твердые мускулы.

Хоуп зашла на кухню и зажгла свет. Там все было золотистым. Линолеум, стойка, утварь — все, кроме развешанных над плитой крючков из кованого железа для кастрюль и сковородок. Открыв дверцу духовки, Хоуп обнаружила там дохлую мышь, смиренно покоившуюся на сковородке-гриль. Отпустила дверцу, и та со стуком захлопнулась, а миз Спенсер вновь задумалась о шерифе и о том, по какому принципу мужчины иной раз выбирают себе профессию.

Прежде чем шериф Тэйбер укрылся за темными очками, Хоуп успела отметить, что его темно-зеленые глаза и лицо больше подходили широкому экрану, чем захолустью Айдахо.

Шерифа нельзя было назвать смазливым мальчиком: те теряют свое обаяние, достигнув средних лет. Да и представителя закона ни за что нельзя было спутать с подобными типами. Он был мужчиной до мозга костей: высоченный сексуальный красавец с улыбкой, что с легкостью заставляла вместо «нет» говорить «да», из-за которой женщины послабее держались чуть прямее, выпячивали грудь немного больше, и их постоянно тянуло поправить волосы. Хоуп не считала себя слабой, но даже ей пришлось признать, что она несколько раз задумывалась о своей осанке во время их недолгого разговора.

Она не знала, какого шерифа ожидала увидеть в этой части мира. Может, худого, как палка, полицейского, а, может, кого-то вроде Энди Гриффита [5]. Неотесанного мужлана, перемежавшего речь такими словечками, как «ничё се» и «во блин». Но за этими зелеными глазами и непринужденной улыбкой скрывался несомненный ум, которого у деревенщины не сыщешь.

Хоуп прошла назад через гостиную к лестнице, ведущей на второй этаж, и попыталась включить свет, но ничего не произошло. Либо лампы не работали, либо перегорели. Она постояла минуту, пристально вглядываясь в темноту на втором этаже, но затем заставила себя подняться по ступеням. От страха кровь стучала в ушах.

Солнечный свет лился в коридор из четырех или пяти открытых дверей, и слабый запах чего-то смутно знакомого еще с детства — словно позабытое воспоминание — ощущался в воздухе. Она прошла к первой из комнат и заглянула в нее. Тяжелые шторы не позволяли проникнуть свету внутрь, но удалось различить очертания кровати и комода, прикрытого чехлом от пыли. Еще Хоуп рассмотрела контур старого платяного шкафа с открытыми дверцами. Запах усилился, теперь можно было распознать нашатырь — и в памяти Хоуп всплыло слабое воспоминание о лете семьдесят пятого года — первый и последний раз, когда она поехала в скаутский лагерь для девочек.

Хоуп потянулась к выключателю за дверью. На полках были пятна, а чехлы от пыли напоминали засохшую глину. Все это миз Спенсер рассмотрела за секунду до того, как услышала громкий писк, шорох острых когтей и хлопанье крыльев внутри шкафа.

Две тени метнулись к ней. И словно ей снова было десять, и она стояла в дверях своего домика в «Лагере сосен и гор», Хоуп открыла рот и закричала. Но теперь, двадцать пять лет спустя, она развернулась на каблуках и рванула прочь. Теперь она не стала дожидаться, чтобы крылья летучих мышей захлопали по ее щекам, а их когти запутались в волосах.

Хоуп слетела с лестницы, пронеслась мимо стены с рогами и выскочила из входной двери. И все еще кричала, когда спрыгнула с крыльца и бросилась прочь. Сердце стучало быстрее, чем каблуки сапог, и она не остановилась, пока не оказалась в безопасности, спрятавшись за своей машиной. В груди закололо, когда, упав на колени в грязь, Хоуп принялась жадно втягивать горячий воздух в легкие.

— Боже мой, боже мой, боже мой, — прохрипела она, приложив руку к горлу. Перед глазами плыли пятна, а под пальцами пульс стучал как сумасшедший. Если сердцебиение не замедлится, то она потеряет сознание или схлопочет приступ, или в голове лопнет какой-нибудь жизненно важный сосуд. Хоуп не хотела умирать. Не в грязи. Не в захолустье Айдахо.

Она сделала глубокий вдох и опустила голову между коленями. Этого риелтора убить мало! Как только удастся перевести дух, она запрыгнет в машину, примчится в Сан-Вэлли и прибьет его. Хоуп представила себе лицо риелтора и услышала смех. Настоящий смех — впервые в жизни.

Она подняла взгляд и посмотрела влево на двух согнувшихся пополам мальчишек. Оба были без рубашек, в голубых нейлоновых шортах и коричневых ковбойских сапогах. Один показывал на нее пальцем, а второй держался за живот, будто пытаясь не описаться от смеха. Они здорово веселились за ее счет. Хоуп было все равно. Она просто-таки чувствовала, как еще чуть-чуть — и в голове разорвется аневризма, и была далека от того, чтобы переживать из-за унижения.

— Ты… ты… ты… — смог выдавить первый мальчишка, прежде чем свалиться на дорогу, хохоча так сильно, что тряслись даже его костлявые плечи.

Хоуп достаточно оправилась, чтобы глянуть на дом из-за машины.

— Вы видели, как летучие мыши бросились за мной? — спросила она, перекрикивая звонкий смех мальчишек.

Тот, что держался за живот, покачал головой.

— Уверены? — Хоуп встала и принялась отряхивать джинсы.

— Ага, — мальчуган хихикнул и, наконец, опустил руки. — Просто увидели, как ты выскочила.

Она потянулась за очками, но сумочки на плече не оказалось. Хоуп поставила ладонь козырьком и посмотрела через грязный двор. Ни сумочки от Балли. Ни очков. Ни ключей от машины. Видимо, сумка осталась внутри. Возможно, наверху. В комнате с мышами.

— Ребята, хотите заработать пару баксов?

При этих словах мальчишка, валявшийся на земле, вскочил на ноги, хотя еще и не отсмеялся полностью.

— Сколько? — смог выдавить он.

— Пять долларов.

— Пять долларов! — ахнул тот, что раньше держался за живот. — На двоих или каждому?

— Каждому.

— Уолли, мы сможем купить еще пачку дротиков для наших ружей!

Впервые Хоуп заметила ярко-оранжевые пистолеты и такие же резиновые дротики, заткнутые за пояс у обоих мальчишек.

— Ага, и конфет, — прибавил Уолли.

— Что нам надо сделать?

— Пойти в дом и принести мою сумочку.

Улыбки мальчишек увяли.

— В дом Доннелли?