Только не Эбигейл!

— Это совершенно нетрудно! Им лишь надо дарить подарки и говорить, что они красавицы. — С улыбкой умудренного опытом Джефф поднял пивную кружку. — Это совет знатока. И кстати, если ты меня очень попросишь, то я скажу тебе, что идеальная для тебя женщина — у тебя под носом.

Обслуживавшая их официантка принесла еще пива. Когда она удалялась, покачивая бедрами, Макс внимательно оглядел ее с головы до ног. Это была девушка лет двадцати пяти с весьма недурной фигурой. Его немного смущали огненно-рыжие волосы и татуировка на шее, но во всем остальном она выглядела очень привлекательно.

— Пожалуй, слишком молода.

— Я не об официантке тебе толкую. — Джефф грохнул кружкой по столу и расхохотался. — Я говорю о твоей помощнице!

Максу потребовалось несколько секунд, чтобы сообразить, кого приятель имеет в виду.

— Эбигейл?

— Именно. Женщина, которая чинит тебе карандаши. Это идеальный случай.

— Только не Эбигейл!

— Почему?

— Ну, понимаешь, потому что она действительно чинит мне карандаши, следит за моей одеждой и… нет, ты пойми, она все делает для меня. Честно говоря, я не уверен, что мог бы нормально жить без нее. Я не хочу остаться без Эбигейл.

— И не останешься, ты на ней женишься. — Джефф хитро подмигнул. — Она будет по-прежнему чинить твои карандаши, если ты понимаешь, о чем я.

Максу не нравилось, что Джефф говорит о его помощнице в таком тоне, хотя и не мог бы объяснить почему.

— У Эбигейл есть приятель, — сказал он так, словно это обстоятельство решало все.

Макс открыл эту малоизвестную подробность жизни Эбигейл, когда несколько лет назад сделал полушутливую попытку куда-то ее пригласить. Девушка задохнулась от возмущения, словно он предложил предаться любви на его письменном столе. Всего лишь пригласил ее пообедать, но она почему-то стала тяжело дышать и даже вынуждена была присесть. Когда он спросил, в чем дело, Эбигейл стала бормотать о том, что сегодня среда и она принесла из дома салат с яйцами. Тогда он предложил оставить ее традиционный коричневый пакет в общественном холодильнике, но девушка продолжала трясти головой и наконец шепотом призналась:

— Я не могу, у меня есть приятель.

— Таинственный любовник? — воскликнул заинтригованный Джефф. — Не могу сказать, что это меня так уж удивляет. В Эбигейл что-то есть. Она, знаешь ли, тот самый чертик, который водится в тихом омуте. Я всегда чувствовал вокруг нее эдакое магнетическое поле, изобилующее протуберанцами, которое возбуждает мужское… воображение. — Он откинулся на спинку стула, любуясь произведенным эффектом. — К тому же я люблю светлых шатенок с буйными, вьющимися легкими волосами.

— Буйными и вьющимися?

— Да, она скорее всего потому и закалывает их на затылке, что это единственный способ их обуздать.

Макс снова хотел было произнести: «Только не Эбигейл», — но запнулся. Что-то неясно тревожило его. Он в упор посмотрел на приятеля.

— Ты можешь себе представить Эбигейл Гастингс танцующей в свободное от работы время на кофейном столике? Только честно.

— Может быть, и не могу. Но ведь этот пункт содержался в моем перечне требуемых от идеальной женщины хачеств. У тебя же — собственные претензии.

— Правда? А где мой список?

— Откуда я могу это знать, Макс, дорогой? Это же твой список.

Макс швырнул недоеденный сандвич на тарелку, расстроенный тем, что не может запомнить даже того, что он обычно ест, приходя сюда. Не лучше было и то, что перед его мысленным взором навязчиво прокручивался некий клип, от которого он никак не мог отделаться. Героиней клипа была Эбигейл — его Эбигейл. Она давала безупречный крученый пас, и ветер трепал ее непокорные вьющиеся светло-каштановые волосы. Девушка была похожа на нимфу, танцующую спиной к солнцу в прозрачном платье, сквозь которое он видел ее всю.

Обычно Макс не предавался подобным фантазиям, однако в этом видении ничто его особенно не удивило, даже крученый пас. И лишь одно обстоятельство сбивало с толку: ведь у Эбигейл вовсе не светло-каштановые волосы. Или все-таки светло-каштановые?

— Что это ты такое жуешь? Выглядит отврати-и-ительно.

Она чуть не подавилась. Мейвис только что вошла в их уютную кухню-кофейню и, покачиваясь, остановилась перед маленьким круглым столиком, за которым сидела Эбигейл. Взгляд секретарши словно бы говорил: «Ну когда же ты наконец научишься жить?»

— Это то же самое, что я всегда ем по вторникам, — объяснила Эбигейл, запив застрявший в горле кусок глотком обезжиренного молока. — Сандвич с арахисовым маслом и бананом. И вовсе он не отвратительный — спасибо за «комплимент».

Мейвис сделала вид, что ее сейчас стошнит.

— Я иду в ближайшее кафе поесть копченого сома. Почему бы тебе не присоединиться ко мне? — предложила она. — Выкинь ты этот диетический сандвич и живи рисково, со вкусом!

Но у Эбигейл уже снова был полон рот, и она не смогла ответить. Подняв коричневый пластиковый пакет с сельдереем, морковными палочками и черничным йогуртом, она лишь тряхнула им перед Мейвис. Этот жест означал: «Взгляни на питательные продукты, которые я должна съесть. В них содержатся четыре основных компонента полезной пищи».

Мейвис закатила глаза:

— Деточка, тебе нужно хоть время от времени выводить отсюда свою худшую половину.

Было трудно жевать и улыбаться одновременно, но Эбигейл забавляло то, что подруга полагала, будто в ней есть «худшая половина».

Их беседа была прервана ворвавшейся в кофейню сотрудницей бухгалтерии, тут же бросившейся к автомату с кока-колой. Эбигейл воспользовалась паузой и допила молоко.

— У меня идея, — сказала Мейвис, дождавшись ухода бухгалтерши. — Если ты не хочешь вместе пообедать, почему бы тебе не пойти со мной завтра вечером на урок танцев?

— А мне нужно будет танцевать?

— Нет, ты будешь отводить машины на стоянку. Ну конечно же, тебе придется танцевать, но это вовсе не так называемые бальные танцы. Это совсем другое.

— Что — другое?

— Ну понимаешь… это танцы-импровизации. Потрясающее упражнение. — Мейвис рассмеялась, крутанулась на месте, и ее необъятный бюст через несколько секунд последовал за ней. — Вот видишь?

Эбигейл отложила сандвич, она устала жевать.

— Да, Мейвнс, ты живешь полной жизнью. Хотела бы я обладать твоей уверенностью.

— О чем ты говоришь, милая! О каком недостатке уверенности может идти речь? Как ты думаешь, где был бы без тебя мистер Макс Галлахер? Плавал бы в безвоздушном пространстве, вот где. И кто осмелится усомниться в том, что ты со своими роскошными вьющимися волосами — сногсшибательна?

— Вьющимися волосами? — Эбигейл не поняла, о чем толкует Мейвис, пока не подняла руки и не нащупала завитки, штопором вставшие вокруг лица, словно их взметнул ураган: волосы вились у нее так буйно, что каждые несколько недель, во время стрижки, приходилось их вытягивать; должно быть, в последний раз она забыла попросить об этом своего парикмахера. — Неудивительно, что они доставляют мне в последнее время столько хлопот, — рассеянно пробормотала Эбигейл себе под нос.

Чтобы снова привлечь ее внимание, Мейвис наклонилась над столом.

— Милая, твоим волосам нужно вырваться из заточения, как и тебе самой. Ты должна танцевать. Двигаться. Отнесись к этому серьезно. Скажи мне правду: у тебя был когда-нибудь мужчина?

— Кто?

— Себя в пример не ставлю, но ты ведь вообще не знаешь, кто такие мужчины.

— Нет, знаю, и у меня был мужчина, тебе это известно.

— Ты в этом уверена?

— Ну разумеется, у меня были мужчины! Если бы я получала по пять центов за каждого…

— У тебя их было бы уже целых десять, да? — перебила Мейвис, склонив набок голову.

— Вроде того.

В сущности, подруга даже завысила счет, и это было печальным комментарием к личной жизни Эбигейл. Глядя на свой обед, она почувствовала кислый привкус во рту и вспомнила о долгих годах, положенных ею на алтарь «Галлахер-групп». Можно сказать, что Эбигейл пожертвовала личной жизнью ради работы, но до сих пор ни разу об этом не пожалела… до сих пор.