Ночь огней

Сегодня родители Саймона злятся друг на друга. Когда такое случается, отец идет работать в сарай, а мать что-нибудь готовит, двигаясь резко, но аккуратно. Сегодня это черничные кексы, которые достанутся Саймону на полдник после мнимого сна. Когда мать злится, она думает, что говорит спокойно, но голос у нее срывается. Пока Саймон лежит в кровати с фонариком, родители ссорятся внизу из-за денег. Покупатель из Нью-Джерси, положивший глаз на «нортон», в последний момент испарился, и дорогой антикварный мотоцикл, который не так просто продать, остался у отца. А он утром съездил на материк и привез из Хайанниса старый «винсент блэк шедоу» за две тысячи долларов. У них еще есть деньги от продажи бизнеса Андре, но пришлось выложить круглую сумму за дом, и запаса нет, как и медицинской страховки. Вонни вне себя. Она боится, что придется просить денег у отца. А у него новая семья, и он делает вид, что его старой, неудачной семьи вообще не существовало. Как-то раз Саймон спросил у Вонни, кем был ее папа, и она внезапно заплакала, как будто ее укололи булавкой.

В три часа Вонни заходит к Саймону и видит, что он спит под покрывалом. Фонарик еще горит. Вонни садится на край постели и отворачивает покрывало. Видя свернувшегося клубочком сына, она чувствует, как сжимается горло. Андре угрожал, что не поедет на пикник, и в Оук-Блаффс тоже. Вонни ложится рядом с Саймоном. Спящего она любит его сильнее всего. Когда он не спит, Вонни трудно понять, что его порадует, а что расстроит. Время от времени у них происходят столкновения, в которых Вонни неизменно проигрывает. А когда Саймон спит, эти столкновения кажутся одновременно бессмысленными и непредотвратимыми.

Саймон просыпается в объятиях матери. Он выворачивается и в полусне говорит:

— Поиграй на барабане.

Они часто изображают марширующий оркестр из двух человек, ходят по всему дому. Прежде чем вылезти из кровати, Саймон обнимает Вонни за шею и целует. К ее щеке прижимается влажная щека сына.

Андре подогнал пикап к самому сараю. «Винсент блэк шедоу» стоит в кузове, и Андре выдвигает скат, чтобы спустить мотоцикл. Он знает, что соседская девушка наблюдает за ним. Она изучает его спину, когда он напрягается, выдвигая металлический лист. Ему неуютно оттого, что за ним наблюдают, но и приятно тоже. Он запрыгивает в кузов. А если бы никто на него не смотрел, он бы спокойно поднялся по скату.

Когда он приподнимает мотоцикл, который скребет по синему металлу, оставляя что-то вроде серебристого шрама, Джоди глубоко вздыхает и идет по лужайке. Она знает, что можно влюбиться в человека, с которым ты ни разу не говорил, потому что с ней произошло именно это. Она так долго сидела на солнце, мечтая об Андре, что щеки обгорели. Она думает: вот как люди попадают в неприятности. Даже губят свою жизнь. Но продолжает идти. Она знает: время выбрано верно, ведь луна всю неделю была красной; луна влюбленных, которая не давала ей уснуть. Она тщательно все обдумала; она скажет ему напрямик, что хочет съездить в настоящий супермаркет, например «Эй энд Пи» в Эдгартауне. На всякий пожарный она проколола колесо велосипеда ржавым гвоздем. Так что даже врать не придется.

Ее бабушка в последнее время стала более разговорчива, может быть, благодаря болеутоляющим. Сегодня за завтраком она выдала моряцкую поговорку: «Темные дела делаются в ясную погоду». В общем-то, как раз к случаю, хотя Джоди терпеть не может подобные народные мудрости. Она подходит к пикапу, касается ладонью прохладного металла, и все умные слова вылетают из головы. Она прикрывает глаза ладонью, чтобы не пришлось щуриться, глядя на Андре.

— Привет, — говорит она.

Андре оглядывается через плечо и осторожно опускает мотоцикл на место.

— Привет, — говорит он. — Джоди, да?

Она кивает. Ответила бы вслух, если бы не боялась, что завизжит, открыв рот.

— Хочешь помочь?

Он берет ее за руку и тянет вверх. Теперь, когда он по-настоящему ее касается, она ничего не чувствует. Андре хватается за мотоцикл, Джоди встает с другой стороны, и они вместе спускают его по металлическому скату. Старый мотоцикл намного тяжелее, чем думала Джоди. Он кренится на нее, и она ахает, но Андре выпрямляет мотоцикл, и они заводят его в открытую дверь сарая. Джоди чувствует себя глупо, стоя рядом с Андре, пока он откидывает подножки. В сарае очень жарко, и почему-то из-за жары им хочется говорить шепотом.

— Как поживаешь? — спрашивает Андре.

— Отлично, — отвечает ему Джоди.

Она вне себя от возбуждения.

— Тебя подбросить? — предлагает Андре. — Я еду за запчастями. Купишь что-нибудь из еды.

Она поверить не может в свою удачу. Ржавый гвоздь оказался не нужен.

Андре надевает синюю рубашку и достает ключи от пикапа. Они выходят из сарая, и солнце на мгновение ослепляет обоих.

Вонни видит острые лопатки Джоди под хлопковой блузкой, когда девушка забирается на пассажирское сиденье. Из выхлопной трубы вырывается облачко дыма. Но самое ужасное, что миссис Ренни тоже наблюдает, как пикап поворачивает налево и исчезает вдали. Ее лицо в кухонном окне через лужайку — точно отражение в зеркале, и Вонни вздрагивает. Она задергивает занавески и собирает с Саймоном на кухонном столе конструктор «Лего». В шесть Андре еще не вернулся. В половине седьмого Саймон просит есть. Сегодняшнего вечера он ждал все лето. Они хотели устроить пикник на берегу, а затем отправиться в Оук-Блаффс, пока народу не слишком много. Но теперь уже поздно и для того и для другого. Вонни звонит соседям, дачникам Хэлу и Элеоноре Фрид, у которых есть маленькая дочка, всего на год старше Саймона. Они тоже собирались на праздник. В их машине Вонни приходится держать Саймона на коленях, а сумку с едой — на полу между ног. К счастью, ей необязательно общаться: дочка Фридов, Саманта, трещит без умолку. Саймон завороженно наблюдает за ней. Интересно, его удивляет, что другому ребенку хочется поведать миру так много? Дороги уже забиты машинами, но синего пикапа нигде не видно.

На окраине Оук-Блаффса Фриды, которые всегда держатся на расстоянии и считают местных жителей не вполне нормальными, просят Вонни вернуться в машину к одиннадцати, если она хочет уехать обратно с ними. Вонни на мгновение пугается. Она не подозревала, что они собираются остаться допоздна, и не уверена, что Саймон не заснет раньше. Они прощаются с Фридами и устраивают пикник у эстрады в Оушен-парке. Саймон съедает половинку сэндвича и выпивает два бумажных стаканчика лимонада. К его удивлению, Вонни разрешает съесть два шоколадных кекса вместо одного.

Когда они отправляются к табернаклю, на дороге полно людей, а небо отливает темно-синим. Вонни держит Саймона за руку и чуть тащит, чтобы сын шел быстрее. Проходя через ворота, ведущие в Тринити-парк, она замечает, что сумерки сгущаются. Можно подумать, будто уже позднее, чем на самом деле. В такой толпе Вонни кажется, что силы тяжести не существует. Интересно, Элизабет Ренни действительно вывалилась из окна? Разве можно вывалиться из окна, если сперва не забраться на подоконник?

Они идут по узкой тропинке, и Вонни слышит, что Саймон, как обычно, глубоко дышит от возбуждения. Фонари еще не горят, но их поразительно много. Саймон весь день представлял себе гирлянды, протянутые от дома к дому. Но теперь, при виде японских фонариков, ему кажется, что мир раньше был черно-белым. Он хочет, чтобы их немедленно зажгли, чтобы розовый и белый засияли, а бирюзовый и желтый ослепительно вспыхнули.

Вонни покупает Саймону светящуюся палочку и сидит на траве, пока сын описывает палочкой круги. Хор распевается перед началом концерта, и Вонни рада что не знает слов первой песни — «Позволь называть тебя милой». Она говорит себе, что это всего лишь песня и ничего для нее не значит. Голоса из табернакля кажутся далекими и глубокими; они словно доносятся с небес.

После гимна Вонни сажает Саймона на колени. Он наизусть знает «Кто-то там на кухне с Диной» и «Янки Дудл денди». Он лежит на спине и смотрит на звезды. Так темно, что Вонни не знала бы, где Саймон, если бы не светящаяся палочка на его груди.