Арифметика подлости

— Геночка, миленький, любименький, не верь ей! Маринка все это придумала. Ничего же не было, почти ничего!

Она объясняла ему горячо, искренне. Почему он не верит, что Оленька одумалась и больше никогда ничего такого не выкинет? Ну же, Генка! Маринка все наврала!

Губки бантиком, глазки распахнуть пошире, ресничками поморгать почаще: перед этим еще никто не устоял. Генка же сам попался на крючок не хуже последнего 'колокольчика'. И теперь поведется — куда он денется от Оленькиных чар?!

Однако ее мольбы не принесли желаемого результата: Кеба брезгливо скривился на прощание и захлопнул за собой дверь.

Еще не до конца осознав свалившуюся на нее беду, Ольга плакала, поливая слезами стену прихожей. Мать потянулась к ремню:

— Доигралась, сука!

Леха улыбался, не чувствуя приближения бури:

— Здорово, братуха!

Ответным приветствием в его физиономию влетел огромный Генкин кулак:

— Как ты мог, сволочь?

Бубнов сразу все понял:

— Тихо, Гена, давай не здесь — Лидка дома. Подожди на улице, я сейчас выйду.

Уже через несколько минут Леха оправдывался:

— Я не знал, что это твоя девочка. Ты же подмигнул, когда ее представлял! Я так и понял — это и есть подарок. Полуфабрикатка. С бантиком, как ты и обещал. Она так красноречиво раздевала меня взглядом, так активно подмигивала… Ну, помнишь, это же были твои слова: 'Вот я приведу к тебе такой подарок, обвяжу бантиком, тогда и посмотрим, как ты от него откажешься'. Помнишь? Я сначала держался — ну, думаю, фигушки. А потом выпил… Ты же знаешь, водка — страшная штука. Я ж ни хрена не соображал! Уж и не помню, как мы с ней на площадке оказались. Помню только ее наглые руки. Сердце из груди выскакивало: что делаю, совсем сдурел — а вдруг Лидка поднимется, или кто из гостей, или просто соседи, и ничего не мог поделать. Ты не поверишь: она меня практически изнасиловала!

Кеба слушал молча. Кулаки сжаты — в любой момент готовы к бою. Желваки под кожей туда-сюда гуляют. Лехе было бы легче, если б друг смотрел на него: по глазам бы понял, что Бубнов не врет, не пытается выгородить себя. Но Генка упорно смотрел в землю.

— Я хотел только потискать ее чуток, да на завтра договориться. А она, по-моему, не то что до завтра — она минуты ждать не могла, с нее аж капало… Я еще удивился: надо же, ты был абсолютно прав. Полуфабрикатки твои даже в предварительном разогреве не нуждаются, сами из фантиков выскакивают и кипятком на пальцы писают. Поражался — такая молоденькая, такая с виду чистенькая, а на самом деле редкостное блядище. Прости, Ген, я ведь не знал тогда, что ты на ней жениться собрался. Все хотел тебе спасибо за подарок сказать, да никак наедине с тобой не получалось остаться — постоянно кто-то был рядом. А потом, когда ты объявил о женитьбе…

Леха замолчал. Прикурил, с трудом удерживая кончик трясущейся сигареты в язычке пламени, затянулся глубоко.

Молчал и Кеба. Кожа на сжатых кулаках натянулась до предела — того и гляди лопнет. Однако в ход больше не пускал. Не спрашивая, выхватил у Бубнова пачку сигарет из рук, закурил. Точно так же, как тот, едва удержал спичку — руки тряслись от ненависти.

Будто сговорившись, друг на друга не смотрели, уткнулись взглядами под ноги. С виду никто и не понял бы, что еще вчера лучшие друзья теперь превратились в смертельных врагов: сидят и сидят себе на лавочке, как всю жизнь сидели. И лавочка та же самая, даже неровно вырезанные имена сохранились: на одной перекладине 'Лёха', на другой — 'Ген'. Кеба тогда не успел дорезать 'чик' — сосед с первого этажа, злобный дядя Петя, вечно недовольный жизнью из-за недопития до кондиции, прогнал их с грязными проклятиями за порчу государственного имущества. Сколько раз потом Генка порывался закончить автограф, да вечно что-то мешало: то ножичка не было, то времени, то, уже подросший, с девочкой миловался все на той же скамейке.

— Сам подумай — как я мог тебе рассказать? Подошел бы и сказал: 'Не женись на ней, я только что отымел ее на десять балов, она редкостная шалава'? Я ведь сам переживал все это время. Думаешь, легко было молчать? Мне так хотелось предупредить тебя! Она же потом каждый день на проходной аэродрома меня ждала. Но я всегда находил возможность пройти мимо. Один уже боялся домой ехать, заранее искал попутчиков. Я даже не говорил с ней больше. Да и тогда не говорил. Я вообще не уверен, что она разговаривать умеет. У нее другое хорошо получается.

Сказал, и испугался — сейчас точно кулак в морду влетит. Он, конечно, может и ответить, но в данном случае правда на стороне Кебы. Леха заспешил, засуетился, выкладывая правду, пытаясь объяснить другу:

— Мне жаль, что все так произошло. И в то же время я рад. Обидно из-за какой-то шалавы терять лучшего друга. Но если бы не это — ты бы женился, и ее натура вылезла бы на второй день после свадьбы. Рано или поздно ты бы все равно узнал, что она шалава. Но потом было бы намного больнее.

Генка по-прежнему молчал. Но желание размазать Бубнова по асфальту стало чуть меньше. Морду ему набить — и будет с него. Не оставлять же Лиду вдовой из-за этой сволочи!

Леха почувствовал, что гроза пошла на убыль. Возможно, обойдется вообще без мордобоя — если не считать уже полученную плюху. Но этого мало. Нужно, чтобы Генка понял — то, что произошло, ему же на пользу.

Потрогал пальцем припухшую губу — на нем отпечатался кровавый след. Плохо дело: Лида поймет, что была драка. Начнет выпытывать причину. Если Генка расскажет — конец. Она ни за что не простит.

— Мне жаль не того, что я переспал с твоей невестой. Не того, что ты узнал об этом. Мне жаль только, что истина открылась тебе ценой нашей дружбы. Видит Бог — я рассказал все, как было. Ничего не утаил, ничего не приукрасил. Дальше — твое дело. Я не имею права просить у тебя прощения. Если считаешь, что я виноват — вмажь мне еще раз, хочешь — убей. Я не обижусь. Хочешь сделать по-настоящему больно — расскажи Лидке. Вот тогда я буду по-настоящему наказан. Но и Лида будет наказана, а она ведь ни при чем. Но даже тогда я не буду на тебя злиться — потому что я виноват.

О том, что Лида узнает, не хотелось думать. О жене и дочери тогда можно будет забыть. Но как о них забудешь, если они — его жизнь?! О чем он думал? Чем он думал?!

А Генке сейчас каково? Узнать, что невеста переспала с лучшим другом. Да какой там переспала?! 'Пересып' — дело интимное, требующее как минимум наличия постели. А как назвать разнузданный секс на скорую руку? До чего Леха докатился. Даже если бы это действительно был подарок с бантиком — как он мог это допустить, ведь у него есть Лида!

— Хорошо, что это произошло. Это все равно произошло бы когда-нибудь. Она не из тех, которые могут довольствоваться одним мужиком — я это сразу понял по ее голодному взгляду. Она всегда будет искать совершенство, но никогда не найдет. Несовершенство в ней самой. Она порченная, ущербная. Она никогда не насытится, ей всегда будет мало. Вот ты мне скажи: у вас много общего? На чем держатся ваши отношения? Дай угадаю — на сексе, да? Хоть что-нибудь, кроме секса, вас объединяло? Сомневаюсь. Правда, я ее совсем не знаю. Но мне достаточно было ее голодного взгляда. Жаль, что ты не видел, как она на меня смотрела. Она готова была улечься под меня прямо там, в комнате, на столе, не отодвигая в сторону тарелки с салатами. Мне кажется, имей она такую возможность, она бы получила от этого дикое удовольствие. Она с радостью отдалась бы мне на твоих глазах, еще лучше — на глазах моей жены. Она не человек — животное в человечьем обличье. Жаль, что ты сам этого не понял.

— Понял, — откликнулся, наконец, Кеба. — Но не так быстро, как ты. И не с таким глубоким психоанализом. Просто сегодня утром проснулся и понял, что я не хочу на ней жениться, не хочу видеть ее в рваном халате. Кстати, ты был прав — дома она действительно ходит в рваном халате.

Леха улыбнулся. Слава Богу, очухался! Они по-прежнему друзья. И можно быть уверенным — Лида ничего не узнает. По крайней мере, от Генки. А Лехе на будущее хорошая наука. Прививка от всяких разных 'подарков'.