Подпусти меня ближе (СИ)

Кузнец, кажется, так устал на работе, что даже не хочет никак комментировать происходящее. Он отдаёт мне конверт и уходит в комнату — я ещё несколько секунд смотрю ему в спину, а затем распечатываю конверт и достаю карточку.

«Выздоравливай скорее. У меня есть для тебя задание. Когда я пришлю тебе следующий конверт с указанным адресом, пожалуйста, не открывай его и просто отнеси в нужное место. Если не сделаешь это и если посмотришь, что внутри, я сразу же свяжусь с Соней и расскажу ей всё, что знаю о тебе. Больше не болей».

Я замираю. Как он узнал, что я болею? Я ведь только сегодня с утра слегла, да и из дома вообще не выходила за последние дни, даже не общалась ни с кем. Чёрт возьми.

— Я так и знала, что у нас дома камеры! — ору я, не обращая внимания на упадок сил.

Я вскакиваю на ноги — кровь ударяет мне в голову, и та начинает предательски кружиться, заставляя меня зажмуриться. Я упираюсь рукой в стену и трясу головой.

— Что случилось? — Миша выходит из комнаты в домашних шортах и в футболке.

Я показываю ему карточку, поджимая губы.

— На, почитай, — отдаю ему письмо. — Это же беспредел. Я заболела только с утра, откуда он мог узнать про это?

Я осматриваюсь, словно собираясь прямо сейчас найти камеры, спрятанные на кухне.

— Я уверена, что он понатыкал тут жучков! — злюсь я, проходя в центр помещения.

— Опять ты про это, — корчится Миша.

— Ну, а что? Как, вот скажи мне, он узнал? Окна закрыты, я весь день в постели, никуда не ходила и ни с кем не общалась. Он в принципе не мог никак узнать, что я заболела. А угадать такое вообще нереально! — я прикусываю губу. Из-за нервов голова снова начинает раскалываться.

— Ну, я не знаю, — Кузнец устало вздыхает и бросает письмо на стол.

— Да никто не знал про то, что я заболела. Только ты! Ты говорил кому-нибудь? — поворачиваюсь к нему так резко, что всё снова начинает плыть передо мной.

Миша фыркает и подходит к холодильнику.

— Нет. У нас на работе снова авария, я из подвалов не вылезал весь день, даже на обед не ходил, — раздражается парень, заглядывая в морозилку. Книголюб . нет

Я скрещиваю руки на груди, продолжая упорно думать, как же аноним узнал про меня. Ничего на ум не приходит. Я уже начинаю чувствовать себя в какой-то передаче, где тебя разыгрывают и снимают на скрытые камеры. Словно бы я в шоу Трумана.

— Либо у нас дома жучки, — решительно заявляю я. — Либо… — я осекаюсь.

Либо это Миша следит за мной, ибо кроме него вообще никто не знал, что я заболела. Неужели, это действительно он? Нет ни камер, ни подслушки, а есть кое-что похуже. Подставной человек. Что, если он всегда притворялся? С самого начла? Был со мной только ради того, чтобы следить за моими действиями?

— Либо что? — бормочет Миша, захлопывая дверцу. — Может, суши закажем?

Я пытаюсь совладать со своими мыслями и вырваться из ступора, неожиданно накрывшего меня. Нет, Миша не мог так поступить со мной. Это ведь всё было по-настоящему… Каждый наш день, каждое слово, каждое действие. Да и он всегда раздражался, когда мне приходили письма. Был на моей стороне. Неестественно… злился.

— Маш, — он смотрит на меня так, словно я тупица.

— А? — я вздрагиваю, вырываясь из залипания.

— Суши. Закажем? — повторяет Кузнецов.

— Ага. Я пойду прилягу, голова разболелась. Сделаешь мне чай?

Он кивает — я разворачиваюсь и возвращаюсь в комнату.

Миша действительно шпионит за мной? Просто играет? Чёрт… Что, если это действительно так? Что, если я последние годы только и делала, что катала вместе с ним в онлайн стратегию, не зная ни сюжета ни правил? Мне нужно срочно с кем-то обсудить это. Но с кем?

21

Something Clever — Best Laid Plans

Соня.

Я прикрываю дверь подсобки, перед этим осмотревшись по сторонам, чтобы убедиться, что никто не видел нас, затем поворачиваю ключ, который стырила из административного помещения.

— Ты теперь здесь работаешь? — кривится Маша, когда я оборачиваюсь к ней.

Я скрещиваю руки на груди, мол, да и что дальше? На мне белая обтягивающая блузка и джинсы, волосы убраны в пышный хвост. На моей старшей сестре спортивки и кофта с накинутым на голову капюшоном. Она шмыгает покрасневшим носом и осматривается. Выглядит она совсем расклеившейся.

— Типа того, — бурчу я.

Я вспоминаю, как вчера она нашла мою новую страничку «вконтакте» и написала мне, попросив встретиться, чтобы поговорить по поводу нашего всеми любимого анонима. Сказала, что это очень важно и что чертовски секретно, так что никто не должен узнать или даже заподозрить об этом. Мне было слишком интересно, чтобы отказываться, но сам факт того, что я нахожусь в замкнутом пространстве с человеком, с которым у меня связаны неприятные воспоминания и не налажен контакт (хотя у меня мало с кем он налажен), лишь увеличивает дискомфорт.

— Так и? — я говорю тихо, чтобы меня не было слышно снаружи. Всё-таки аноним говорил, чтобы мы не рассказывали о письмах друг другу, а то будет очень плохо. Насколько плохо, я понятия не имею, но рисковать всё-таки не хочется.

Маша вздыхает и отходит к стене, как можно дальше от двери, и мне приходится подойти к ней, чтобы расслышать её тихий голос. Подсобка маленькая, захламленная коробками и слишком пыльная, но здесь нас вряд ли кто-нибудь потревожит.

— Мне кажется, — почти шепчет сестра, — что Миша следит за мной для анонима.

Я смотрю на неё несколько секунд, переваривая слова, затем моргаю и на мгновение прикрываю глаза.

— С чего ты взяла? — не понимаю я, поправляя бейджик на груди с моим именем.

Она смотрит на дверь, и в её взгляде я замечаю нотки беспокойства.

— Не волнуйся, никто нас не услышит, и камер здесь тоже нет, — успокаиваю её я.

Я смотрю на потолок, чтобы самой убедиться в этом, — сестра скользит взглядом по углам и вздыхает. Она явно нервничает, вот только из-за чего? Из-за моего присутствия или же из-за того, что хочет рассказать мне?

— Сначала я думала, что у нас дома камеры и жучки, потому что аноним знал слишком много подробностей из моей жизни, — на грани шёпота говорит Маша, смотря мне в плечо. — Но недавно… — она снова замолкает. — Я специально взяла отгулы на работе, закрыла шторы и вообще не выходила из дома. А потом я заболела. Утром. Сказал об этом Мише, перед тем, как он ушёл на работу, а сама осталась дома. Ни с кем не общалась, никому ничего не говорила, даже шторы не открывала. А вечером мне пришло письмо… — она снова осекается, и я понимаю, что вот он, момент, о котором предупреждал аноним. Ни слова о карточках. — Там было написано, чтобы я выздоравливала, потому что мне нужно кое-что сделать.

Маша смотрит мне в глаза, снова замолкая. Я терпели жду продолжения рассказа, но она, кажется, не собирается больше ничего говорить. Подождав ещё несколько секунд, я спрашиваю:

— И?

Она поджимает губы.

— Я перерыла весь дом и ничего не нашла. Никаких камер, жучков или чего-то подобного. О том, что я заболела, знал только Миша. Придя с работы, он мне сказал, что никому не говорил про меня, — объясняет сестра. — Следовательно, либо я плохо искала, либо Миша шпионит. Что, если он притворялся всё это время? Докладывает этому придурку всё, что я делаю и говорю. Меня это пугает.

Я прикусываю губу, шумно вздыхая, затем прислушиваюсь, смотря на дверь, словно пытаясь понять, стоит ли там кто-нибудь или же нет.

Молчание сковывает нас — я смотрю на время и думаю о том, что до конца обеда осталось чуть больше получаса.

— Может, он просто забыл, что говорил про тебя. Заработался, — пожимаю плечом. — Вы же столько знакомы. Встретились ещё когда я в школе училась, — я замолкаю, вспоминая Егора. — Не думаю, что он с анонимом. Ну, зачем ему это? — говорю я, думая совершенно об обратном. Доверять нельзя никому… Совершенно.