Запретный мужчина

Альберто был весьма удивлен, увидев перед собой постаревшего, с провалившимися глазами Альвареса. Лицо этого человека не оставляло сомнений — он страдает и не в силах справиться со своим горем.

— Мой визит для вас неожиданность, доктор Монкадо, — заговорил Альварес.

— Честно признаюсь, да, — отозвался Альберто.

— Вы последним видели мою жену, говорили с ней. И я хотел бы узнать… То, что случилось потом… — глухое рыдание вырвалось из груди этого всегда такого сдержанного, умеющего владеть собой человека.

— К сожалению, мне нечем вас утешить, сеньор Альварес. Однако ваше неподдельное горе заставляет меня думать, что ваша жена ошибалась в своих предположениях, но это отнюдь не уменьшает трагедии, скорее наоборот…

— Скажите всю правду, доктор! Я чувствую, легче мне не станет, но я хочу ее знать!

Доктор Монкадо заговорил не сразу, он задумался, поглядывая на бледное, со скорбно опущенными уголками рта лицо своего гостя.

Да, этот человек имел право знать правду, как бы тяжка она ни была. Сеньор Альварес, занятый своим горем, наверное, и не думал о том, что и он, Альберто, тоже потерял сына. Хотя, если честно признаться, он его и не находил. Он только знал о его существовании, как теперь знал о его гибели, но ему это почти не приносило боли, оставляя лишь тревожащее состояние пустоты и неуюта. Зато все более ощутимое с каждым днем присутствие новой жизни в Кати… А правда? Что ж, он сейчас скажет этому человеку правду.

— Сеньора Амаранта предполагала, что ваша связь на стороне настолько упрочилась, — заговорил Альберто, — что вы ищете средства сделать ее законной. Она считала, что для этого вы собираетесь отправить свою жену в сумасшедший дом.

Альварес застонал, будто от зубной боли.

— Боже мой! Боже мой! Как я мог не заметить! Как она могла подумать!

— Она считала, что вы делаете все, чтобы довести ее до нервного стресса.

— Но что я делал? Что?! — спрашивал несчастный Алонсо. — Скорее, я могу себя упрекнуть в том, что не делал ничего, что слишком часто отсутствовал! Был к ней невнимателен!

— Ей казалось, что вы хотите отнять у нее ребенка. И ваше сообщение о притязаниях на сына его настоящих родителей показалось ей частью задуманного вами плана. Она боялась подобного рода угроз, они в самом деле доводили ее до состояния, близкого к помешательству. И потому она, желая избавиться от болезненного состояния, обратилась ко мне за помощью.

— Я не понимал, что она видит во мне врага. Но она — она для меня всегда была святой! Вот только со святыми жить невозможно, — горько усмехнулся он.

— Я обещал ей помочь, — продолжал Альберто, — я надеялся, что в процессе нашего общения возникшее между нами доверие укрепится. Мы должны были бы стать друзьями, и угроза потери мальчика должна была отпасть сама собой.

— Да-да, я понимаю, — сказал Альварес, проводя рукой по лбу, словно отгоняя какую-то мучительную мысль.

— Но на следующий сеанс сеньора не пришла, хотя уходила она окрыленная, полная надежд.

— Виноват во всем я. Увидев у нее на столе вашу визитную карточку, я сказал, что вы и есть отец Хулито. Я думал, что вы сами приходили к ней. Хотел узнать, чего вы требовали. А она поняла, что попала в ловушку, и попыталась вырваться из нее…

Оба замолчали угнетенные, подавленные.

— Пилар — вы понимаете, о ком я говорю? — отправилась на поиски вашей жены и мальчика, как только прочитала объявление в газете, — тихо сказал Альберто.

— Передайте, что я ей бесконечно благодарен, что любое самое ничтожное сведение будет для меня бесценным даром, что при возможности я хотел бы поближе с ней познакомиться и поговорить.

— Я непременно передам. Но теперь, как я понимаю, все поиски бессмысленны.

— Да, точно так же, как и дальнейшее мое у вас пребывание. Я вам очень благодарен, доктор. Позвольте, если мне будет невмоготу мое горе, прийти к вам.

— Я — врач, и мои двери открыты для всех страждущих, — несколько высокопарно, но искренне ответил Альберто.

Альварес поклонился и ушел. Теперь он знал, что повинен в гибели и жены, и сына. Правду он знал, но не знал, как с нею жить.

Альберто тем временем срочно звонил Флоре. Ему нужно было связаться с Пилар, сказать, что поиски для нее закончились, еще не начинаясь.

Флора была дома и подошла к телефону.

— Сеньора Флора! Вы никуда не едете! — сказал Альберто.

— Как это никуда не еду?! — возмутилась Флора. — Я уже купила себе дорожный костюм. Пилар позвонила и сказала, где будет нас ждать. И вообще, что это за произвол, Альберто?

— А газеты вы читаете?

— Мне сейчас не до газет!

— Так вот: в газетах вчера было сообщение, что жена и сын Альвареса погибли в горах. Несчастный случай.

— О Господи! — прошептала Флора. — А Пилар? Она уже знает?

— Когда она будет вам звонить, вы спросите ее об этом. И если еще не знает, скажете. Мне очень тяжело, Флора. Нам всем очень тяжело…

Флора сидела у телефона, сгорбившись, закрыв лицо руками. Хесус, который шел к ней с газетой, понял, что она уже все знает. Он сел рядом и взял ее за руку.

— У нас есть еще внуки, которых нужно спасать, — сказал он ей. — Ты же знаешь, что Херман погиб и Ирена осталась с детьми одна…

Другого утешения для Флоры он найти не мог, но и это подействовало.

— Да-да, нужно забрать Пилар и срочно лететь в Венесуэлу, — встрепенулась Флора. — Всем вместе нам будет легче. Да-да, теперь я не боюсь звонка Пилар. А то я просто не знала, что ей сказать…

Деятельность нужна была Флоре как воздух. И раз все-таки нужно было куда-то лететь, она ожила.

«Ах, Пилар, Пилар, бедная моя девочка, — думала она. — Ну ничего, в Венесуэле ей будет не до печали, самое главное для человека — это действовать, действовать, действовать…»

Пилар позвонила к вечеру. Она тоже уже все знала. Голос у нее был ровный. Флора просто выносить не могла этого ее ровного голоса.

— Мы все втроем срочно летим в Венесуэлу, — затараторила она. — Ирене нужно помочь с детьми. Ты можешь заняться Хермансито. Срочно приезжай! Завтра, самое позднее послезавтра мы вылетаем!

— Я никуда не поеду, мама, — ответил ровный голос Пилар. — Я останусь здесь. Я хочу побыть в той деревне, откуда ушел мой мальчик. Спасибо, что в трудную минуту ты была со мной. Но теперь я хочу побыть одна.

Флора осеклась.

— Хорошо, дочка, хорошо, — наконец сказала она. — Конечно, поезжай.

А что она еще могла сказать?

Пилар же, опустив трубку, упала на постель и заплакала. Она не хотела быть одна, но она была одна! И теперь уже на веки вечные! Слезы лились и лились из глаз, и ей становилось легче. Потом иссякли слезы, и внутри осталась напряженная звенящая пустота. Смеркалось. Сейчас она спустится, пройдется, оглядит этот маленький городишко. А завтра сядет за руль и отправится в путь. Теперь она точно знала, где найдет своего мальчика.

У выхода из гостиницы смуглая женщина в шали взяла ее за руку.

— Плохо тебе, красавица! Пойдем со мной, погадаю!

«О чем гадать? Все уже разгадано!» — горько усмехнулась про себя Пилар. Но покорно пошла за старой цыганкой.

Глава 23

Садики, домики, Пилар не могла уследить, куда же ее ведут. Она только следила за черной шалью идущей впереди женщины и старалась не отстать, не отстать! Нечаянная эта гонка на какой-то миг заняла все мысли Пилар, и поймав себя на этом, она удивилась. «Горе-то казалось неизбывным, а вот вдруг взяла да забыла». Теперь ей показалось, что они уже вышли из города — иначе откуда эти палисадники и виноград?! И потом опять сообразила, что даже и не знает, в городе она остановилась или в деревеньке — так дорогой была подавлена, ехала и не видела ничего вокруг. «А обратно?» — невольно спросила она себя. И хотела окликнуть цыганку, спросить ее, но не решилась. Та сама обернулась и сказала спокойно, без улыбки: