Ожоги (СИ)

Вернувшись в палату, блондинка сказала другу, что все уладила и этому Лысому теперь влетит по самое-самое. Однако, парню стало очень стыдно, потому что подруга снова решила за него все его проблемы. Он такой…такой слабый? Черт. В школе его считают таким классным, веселым и крутым, а на деле, он кто? Слабак и тряпка, за которого все делает хрупкая девушка. А теперь еще и беременная. Позорище. Глаза даже покраснели, от выступивших слез, Ник не хотел плакать, по крайней мере, не перед Лизой, но не получилось. Заметив это, она села рядом, опустив голову.

- Хей, ну, ты чего?

- Я без тебя вообще ничего решить не могу. Абсолютно ничего, это так ужасно и позорно.

- Это неважно. Мы – друзья, мы – семья. Тут нет ничего постыдного. Знаешь, тут кое-кто, на самом деле, думаю, очень хочет с тобой поговорить… а я пойду еще прогуляюсь, идет? – шатен в качестве протеста замотал головой, но девушка проворчала что-то о том, что он дурак, и, все же вышла из палаты, впустив туда его родителей. Мать кинулась на шею к сыну буквально в слезах, а отец смотрел на него с болью и печалью в глазах. Антоновой не хотелось влезать в это. Это его родители, его семья, и она там, на данный момент, не нужна.

Как и было сказано, блондинка решила прогуляться, выйти на улицу, подышать свежим воздухом. Спать уже как-то не хотелось, и это радовало. У дверей лифта стоял Андрей Григорьевич, о чем-то переговариваясь с медсестрой – Машкой. Машкой – ее называла Лиза, а та и не была особо против. Брюнетка хмурила брови, с тоской отводя глаза, а мужчина, напротив, был довольно серьезен и явно не хотел более тратить время на разговоры. Лиза какое-то время наблюдала за этой картиной, и только, когда доктор ушел, Антонова подошла к медсестре, произнося ее имя сладким, протяжным голосом.

- Машка, а, Машка, поведай мне, о чем ты тут с Гоблином шепталась?

Откуда девушка вообще знала Марию? Ну, она не раз была в этой клинике, только и всего. Как-то раз она была тут с Димой, вот и познакомилась. Медсестра вздрогнула от неожиданности, и, развернувшись к Антоновой, с грустью вздохнула.

- Ой, Лиза, беда. Андрей Григорьевич решил, что как только Никита поправится, он переведет его в психиатрию! Я ему говорю, мол, как вы можете так со своим племянником?! А он мне, что, это, вообще не мое дело и, если я буду лезть, меня уволят! – вскинув руками, ответила на вопрос девушки брюнетка. Лиза даже пошатнулась от такой новости, а бровь невольно дернулась от злости, что накатила. Этот урод…она ему глотку готова порвать. – Что делать-то теперь? Жалко мне парня. И так жизнь помотала, а тут еще в психушку.

- Хуй этому старому пидору, а не психушка. Я ему…Я ему просто…Блять. – честно сказать, у нее не было ничего, чем можно решить эту проблему. Родители парня, скорее всего, согласятся, а от желания самого Никиты вообще ничего не зависит. Черт! Неужели, в этот раз, девушка не справится? Не придумает ничего? Похоже на то. Здесь она, и, правда, бессильна. Закрыв лицо руками, Лиза села на кресло, сделав глубокий вдох, а после, шмыгнув носом. Мария, присев рядом с ней, аккуратно приобняла девушку за плечо, стараясь успокоить, хотя и понимала, насколько это бесполезно. – Я его ненавижу. Просто ненавижу. Пойду и попробую с ним поговорить, потому что то, как он собирается поступить – это неправильно. Это единственный способ, и то, если он не сработает, я себе не прощу.

- Лиз, мне жаль, правда.

- Просто пожелай мне удачи. – вскочив с кресла, блондинка уверенным шагом направилась в кабинет Андрея Григорьевича и, даже не удосужившись постучать, переступила порог, захлопнув за собой дверь. Мужчина оторвался от блокнота, подняв вопросительный взгляд на Антонову.

- Госпожа Антонова, что на этот раз? – откинувшись на спинку стула, он приготовился слушать, и Лиза, не теряя времени, подошла к столу, облокотившись на него, нависнув над мужчиной, пронзая того просто ледяным взглядом.

- Я тут подслушала ваш разговор, и, пришла поговорить об этом.

- Какой разговор? – включив «дурачка», с усмешкой спросил Андрей, не побоявшись встретиться с холодными серыми глазами.

- О Никите. Ты не можешь перевести его в психиатрию. Ты его дядя, это…это подло.

- Ах, этот разговор. Ну, Госпожа Антонова, пока Вы живы, конечно, на моем племяннике печать неприкосновенности, как же иначе? – снова усмешка, из-за которой Лизе хочется попросту сломать этому уроду нос.

- Я серьезно. Ты не сделаешь этого.

- Пока ты жива, конечно. Видишь? Руку кладу на сердце. – Антонова фыркнула, сжав зубы. – А вообще-то, Госпожа Елизавета, будь так добра, дай мне право самому решать, что делать с моим племянником, а также, по совместительству, пациентом.

Эту разборку, девушка могла продолжать еще долго, но в кабинет постучали, и, чтобы не вызвать ни у кого неудобства, она покинула эту дьявольскую комнату, напоследок окинув Андрея Григорьевича ненавистным взглядом. Она устала и ей нужен был отдых. Конечно, Лиза надеялась на то, что дядя Никиты не поступит с ним так, искренне верила в это, хоть и было тяжело на сердце. Зайдя к парню в палату, она попрощалась с ним, пообещав, что завтра придет. Никита посмотрел на нее весьма грустным взглядом, но ответил, что будет ждать. Сегодня с ним будет мать.

Как только Антонова вышла в коридор, у нее зазвонил телефон. Это был Дима. У друга сейчас обед и он решил позвонить подруге, чтобы узнать, как вообще дела. Когда она звонила ему, рассказав о Лысом, он не успел толком узнать, а сейчас, время было. Лиза обрадовалась звонку Дмитрия, и, стараясь откинуть переживания на второй план, направилась к выходу из больницы. По пути, она рассказывала Мильковскому, что да как, нередко повышая голос из-за злости, но парень всячески пытался ее успокоить, и у него это немного, но получалось.

На улице уже во всю весна, тепло и просто хорошо. Ветра нет, и девушка шла спокойным шагом, расстегнув пальто. Дмитрий рассказывал уже что-то свое, продолжая отвлекать Антонову от грусти и заставлять смеяться. Дойдя до светофора, Лиза остановилась, ожидая зеленый свет. Из-за того, что сегодня будний день, народу на улице не так много, как и машин на дороге. Ожидаемый свет, наконец, зажегся, и девушка пошла вперед, не смотря по сторонам.

- Ты, кстати, где уже? Могу встретить, съездим, пообедаем. – предложил парень, и, девушка заявила, что переходит дорогу, а также, что не против с ним встретиться. – По сторонам хоть смотришь там? А то ты если мысль себе в голову вобьешь, то вообще обо всем забываешь.

- Да тут машин-то толком…

Знаете, мама не просто так с детства учит Вас смотреть по сторонам, переходя дорогу. Даже если горит зеленый, убедитесь, всякое бывает. Вы не знаете, какой водитель может резко выскочить из-за угла, не смотря вперед и на то, какой там свет на светофоре. Одна ошибка может привести к ужасным последствиям.

Телефон выпал из хрупкой руки, можно сказать, разлетевшись на части, а когда по нему еще и проехали колесами, отключился окончательно, но в последние секунды, Дмитрий слышал сдавленный крик и еще какой-то шум. В горле встал ком, а на том конце провода абсолютная тишина. Внутри у парня будто что-то рухнуло, он сидел, не в силах пошевелиться.

Водитель мини-грузовика скрылся также быстро, как и появился, а тело Антоновой осталось лежать на асфальте, вокруг которого, вскоре столпилась куча народа. Кто-то вызывал скорую, кто-то просто закрывал рот от шока, кто-то просто смотрел, что будет дальше, кто-то попросту проходил мимо, не желая прерывать свою прогулку. Жизнь продолжала идти своим чередом, несмотря на то, что кое-кто ее уже покинул, оставив после себя – только тело и воспоминания. Это было быстро. Ее попросту переехали. Почему-то, именно в этот момент, Никите стало нехорошо. Закружилась голова и как-то больно кольнуло в сердце. Может, это из-за нервов? А может, нет.

В отделение полиции поступил вызов о том, что на Краснореченской 10, сбили молодую беременную девушку, вызов передали дежурным, в число которых входил Дмитрий. Услышав это, блондин сразу понял, куда едет, и прибыв на место, он не смог сдержать слез. Дима – парень с железными нервами и крепкой психикой, но именно сейчас он просто не мог держать себя в руках. Остальные парни, что были с ним, опрашивали прохожих, кто и что видел. Кто-то из них узнал Антонову. Девчонку, которая всегда шутила анекдоты, просиживая свои шестнадцать-семнадцать лет в обезьяннике, ожидая, пока придет Дима и ее выпустят. Всем было не по себе. Основная его задача на данный момент – уведомить о случившемся мать Лизы. Честно, он не представлял, как ей сказать. Мильковский знал, как женщине сейчас тяжело и сообщать такую новость – просто ужасно, но он должен. Отойдя как можно дальше от произошедшего, блондин присел на самую ближайшую лавочку, дрожащими руками набирая номер матери Лизы. Женщина взяла трубку не сразу, голос звучал очень хрипло. Она снова плакала после очередных побоев. Голос Дмитрия, напротив, сильно дрожал, он едва сдерживал слезы, которые не собирались ждать. Парня вообще всего трясло. Он поздоровался с женщиной, и зажмурив глаза, все же произнес ту фразу, которую не хотел ни говорить, ни слышать, ни вообще знать о ее существовании. Он не смог слушать рыдания матери и просто сбросил вызов, пытаясь успокоиться сам. Но вскоре ему позвонил Женя, который уже час не мог дозвониться до Лизы. Парень сказал, что сначала у нее было «занято», а теперь и вовсе «недоступен». Дима долго молчал в трубку, но набравшись сил, чтобы сказать эту фразу еще раз, буквально прохрипел в трубку. Дон вошел в какой-то ступор, и, не понимая, как это вообще случилось, стал задавать Диме кучу вопросов.