Тридцать ночей (ЛП)

Впервые с того момента, как я вкусила его, он ответил на поцелуй нерешительно. Он подул прохладой на мои губы, и затем медленными ласками языка заставил мои губы снова запылать. Я сжала в кулак пальцы в его волосах, желая притянуть его ещё ближе. Неожиданно его поцелуй изменился. Его губы перестали двигаться и плотно прижались к моим губам, словно он дышал моим воздухом. Затем он высвободил меня. В его глазах светилась первобытность. На короткий миг у меня возникло импульсивное желание обнять его сильнее, чтобы он не исчез.

Он поднялся и ущипнул мой подбородок.

— Почему бы тебе не закончить свой завтрак и не одеться? Мне необходимо сделать несколько звонков.

— Хорошо, — ответила я, задыхаясь либо от мягкости его голоса, либо от опустошения поцелуя, я не знала.

Широкими шагами он вышел из спальни, закрыв за собой дверь. Как только захлопнулась дверь, я развернула "Бачи" и закинула шоколадку рот, ритуал был нарушен. Когда знакомый вкус растаял у меня на языке, я прочитала записку.

"Любовь причиняет больше боли, когда меньше всего знает. Аноним."

Я покачала головой. Иногда мне кажется, такие послания заколдованы на прочтение мыслей чёртовых идиоток, которые верят в этот бред собачий, как называет это Реаган. Я положила записку на прикроватную тумбочку, выпила воды и клюквенный сок, и выбралась из кровати, чтобы сходить в ванную комнату для удовлетворения утренних нужд.

После того, как я оказалась в ванной комнате, не имея четкого представления чем могу заняться, я решила пошпионить. Шкафы из полированного дерева были упорядочены с военной аккуратностью. Зубная паста. Зубная нить. Расчёска. Старомодная кисточка для бритья и бритва. Его одеколон. Я уставилась на флакон, пребывая в неверии. Это был простой безликий флакон с выгравированными инициалами "А.Х." на нём. Проклятье, у него есть свой собственный одеколон! Я вдохнула его аромат и задрожала. Да, это был он.

По мере прохождения обыска, тот оказался не особо богатым на информацию. Я схватила его расчёску, чтобы распутать свои волосы, но когда уловила своё отражение в зеркале, решила провести более внимательный осмотр, но уже самой себя. Женщина, смотрящая на меня из зеркала, была обновлённой. Глаза ярче — аметист вместо лилового, щёки румяные, губы темнее и опухшие. Я нежно прикоснулась к ним. Они немного зудели под моими кончиками пальцев. У меня были секс-травмы. Блестяще!

Я покинула ванную комнату и оделась, натянув на себя свои собственные трусики. Повинуясь импульсу, я оставила часы отца в комоде Айдена. Затем вытащила свой разбитый телефон из сумочки и набрала Хавьеру и Реаган. Никто не ответил. Хавьер, вероятно, работал, а Реаган, наверное, страдала от похмелья, всё ещё находясь в отеле "Люсия". Я оставила обоим сообщения, неожиданно испытав недостаток в их уютных предсказуемых голосах. После этого на цыпочках я пробралась в гардероб Айдена, чтобы изучить содержимое красивой с ручной гравировкой деревянной коробки, которая расположилась на высоком шкафу в дальнем углу. Но едва я пересекла порог, как мелодия, которую я знала всю свою жизнь, донеслась до меня. "К Элизе".

Я рванула прочь из спальни, побежав вниз по коридору. Когда я добралась до порога гостиной комнаты, я остановилась, заставив тем самым свет постоянно мерцать. Но я была слишком заворожена, чтобы идти дальше.

Айден играл на фортепьяно. Снаружи, за стеклянной стеной, две лазурные птички пикировали вниз, вероятно, позавидовав его игре. Он улыбнулся, когда заметил меня. Отчаяние поцелуя испарилось. Он смотрел на меня, в то время как его пальцы порхали по клавишам, не пропуская ни единой ноты.

Я пошла в его сторону, слегка возмутившись великолепию комнаты, которая разделяла нас. Его глаза ни на секунду не отпускали мой взгляд, в то время как "К Элизе" набирала свой быстрый темп. Как удивительно! Я никогда не видела, чтобы пианист ни разу не опустил взгляд на клавиши. Мелодия завершилась, как только я подошла к нему, но он незамедлительно начал снова.

— Привет, — сказала я.

— Привет.

— Красивое исполнение.

— Должно быть дело в музе.

Я улыбнулась, наблюдая за его искусными пальцами, восхищаясь их многостороннему таланту: начиная с прищипывания сосков и заканчивая игрой на фортепьяно на уровне концертного мастерства.

— Как ты можешь играть настолько хорошо, не глядя на клавиши?

Он пожал плечами.

— Я просто играю.

Я пристально разглядывала эти независимые руки, которые, казалось, имели свои собственные глаза. Он улыбнулся.

— Ты играешь, Элиза?

— Не так.

Он откинулся назад, жестом приглашая меня сесть к нему на колени. Его права рука вновь легла на клавиши, как только я скользнула на его колени.

— Сыграй со мной, — шепнул он мне на ухо.

Я разместила свои пальцы на клавишах и начала играть. Он уткнулся носом в мою шею и глубоко вдохнул. Я пропустила "До мажор". Он довольно ухмыльнулся и прильнул губами к моей шее. Ещё один пропущенный "До мажор". Его губы проложили путь к мочке моего уха и ущипнули её. В итоге я махнула рукой на игру и сконцентрировалась на дыхании.

— Говорят, Элиза была той женщиной, которая разбила сердце Бетховену, — произнёс он мне прямо в ухо. — Он сделал ей предложение руки и сердца, но вместо него она выбрала аристократа.

Я повернулась, чтобы посмотреть на него.

— Есть другое мнение, что она была его ученицей, которая училась всему у него, вплоть до своей преждевременной смерти, — я поцеловала его в щёку, пытаясь понять его настроение.

— Мне больше нравиться первое предположение.

Он поцеловал меня, его губы и язык двигались в исключительной синхронности с фортепьяно. Гармония была настолько ошеломительной, что в этот миг, тепло зарождалось не в моём животе, а в моих глазах, как будто, слёзы закипали в них. Он завершил мелодию и обхватил меня руками.

— Прими мои извинения за то, что произошло ранее, — тихо произнёс он. Я замерла: — Я обещаю лучше контролировать свои... мысли сегодня.

— Мысли? Я думала, это была реакция. Неужели кто-то действительно может контролировать мысли?

— Ради тебя, я на это надеюсь, — он ухмыльнулся. А затем до того, как я успела задать вопрос, он продолжил: — А теперь давай начнём всё сначала. Чем бы ты хотела сегодня заняться?

Я решила запомнить его проблемы с контролированием мыслей для будущего досконального изучения.

— Давай сходим куда-нибудь.

Он замер и напрягся.

— Куда?

На мгновение я потерялась в его реакции. Такое сопротивление выходить наружу было как "за правило"? Или выражалось только для особенных мест? Я знала, куда на самом деле очень хотела пойти. Мне хотелось сходить в его место уединения, но я не могла пригласить туда саму себя, лишь потому, что сделала тоже самое для него.

— Должно же быть место в Портленде, штате Орегон, которое тебе нравится.

— О нет, это была твоя идея.

— Ладно, один из моих любимых авторов проводит сегодня встречу в "Городе Книг" "Пауэлса". Мы могли бы сходить, посмотреть на него и затем погулять по магазину? У них есть кое-что, что я бы хотела тебе показать.

Он улыбнулся, но его плечи не расслабились.

— Кто автор?

— Найджел Флеминг. Он учёный, вообще-то. Мы с моим папой опирались на его "Химию Сознания", когда совместно писали статью.

Он наблюдал за мной, его глаза что-то просчитывали.

— Элиза, что если я смогу договориться с ним о беседе с нами в приватной обстановке? Тебе бы это понравилось? Таким образом, нам не придётся иметь дело с толпами людей и очередями.

Я ахнула. Частная беседа с Найджелом Флемингом? Чёрт возьми! Я не знала ни одного химика, кто не поднял бы мензурку за это.

— Ты можешь это организовать? — спросила я, мой голос был хриплым с оттенком восхищения.

Он улыбнулся.

— Есть несколько преимуществ быть мной. Это значит да?