Лучшие друзья (СИ)

Летели дни, как стаи птиц, сменялись ночи. И в семействе Шварц со временем настал такой момент смирения. Смирения с тем, что жизнь уже никогда не будет прежней. Да, прошлого не вернуть, ничего уже нельзя изменить, но нужно жить дальше, и такой жизнью, какой бы хотели ваши близкие.

На улице шёл проливной дождь, а всё потому, что недавно был очень знойный летний день, который забрал всю влагу с дорог. В большом парадном зале, который имел такие высокие потолки, будто это было совмещено два этажа, одевался пожилой мужчина с седоватыми волосами, которые курчавились у него на затылке. Возле него, помимо мужчины, который был одет во фрак и помогал уходящему гостю одеться, суетилась красивая восемнадцатилетняя девушка с волосами, будто из чистого золота.

– Господин Шульц, Вы уверены, что не хотите переждать дождь? – заботливо спросила блондинка, в глазах которой сохранилась доброта, унаследованная от матери, но навсегда поникла жизнерадостность.

– Простите, Роза, – хрипловатым голосом произнёс полусогнутый в спине старик, которому было уже порядком лет жизни, – но мне нужно проверить готовность театра к завтрашнему выступлению, – девушка лишь понимающе пожала плечами и мотнула головой, ожидая того, пока старик поправит ворот, надевшегося ему на плечи пальто. – Кстати, – вдруг вспомнил одну вещь руководитель театра, – как Ваш брат отреагировал на то, что Вы завтра будете выступать? – услышав это, молодая Шварц поджала губы и опустила немного виноватый взгляд.

– Я ему ещё не говорила, – честно ответила сквозь неловкость Роза. – Но он сейчас придёт, и я обязательно ему скажу, – тут же протараторила с укорами совести девушка, видя, как мужчина с сожалением начал качать головой.

– С момента смерти ваших родителей, – с сожалением и печалью говорил старичок, – господин Генрих стал слишком категоричным, – предался рассуждениям и воспоминанием мужчина, – он даже забросил уроки скрипки, поэтому не думаю, что...

– Не волнуйтесь, господин Шульц, – перебила его уверенным голосом девушка. – Я буду выступать завтра.

Старик смотрел на девушку своим наполненным опытом жизни, немного тусклым взглядом, и потихоньку на его лице начала вырисовываться улыбка, но не такая широкая, словно от радости, а нежная и лёгкая, как в момент счастья.

– Вы очень похожи на свою мать, мисс Роза, – желая приободрить, поддержать и просто оказать заботу, произнёс с благими намерениями Шульц, видя, как его хорошая и прилежная ученица воодушевилась его словами с немного появившимися слёзами на глазах. – Вы такая же добрая, – он издал короткий смешок, вызванный воспоминаниями прошлого, – и такая же упрямая.

В ту же секунду девушка и сама не выдержала, так как она прекрасно понимала, о чём говорит её учитель. Да уж, её мать была сущим ангелом, всегда занималась благотворительностью и очень любила детей. Но стоило ей лишь влезть в какой-нибудь спор, так она изменялась до неузнаваемости, всегда добиваясь своего и доказывая своему оппоненту, что он неправ, даже если это было не так.

Едва улыбка с лица Розы спала, и она хотела что-то ещё сказать учителю, как вдруг парадную дверь открыл швейцар, который держал в руках зонтик, но только не над собой, а над владельцем этого дома, который, кстати, вернулся домой.

– О, господин Шульц, – хоть это обращение и должно было содержать в себе какое-то удивление и радость, Генрих всё же произнёс его с абсолютным спокойствием, лишь встряхнув головой, чтобы с волос упали капли проливного дождя, которые даже под зонтом настигли его. – Добрый вечер. Вы что, уже уходите? – обведя взглядом мужчину и свою сестру, которая почему-то поджала губы, спросил двадцатилетний парень, который сразу же почувствовал, как его чёрное пальто снимает с него услужливый дворецкий.

– Увы, да, – коротко ответил мужчина, беря в руки свою шоколадного цвета трость, чтобы удобнее было идти. – Мне нужно подготовить театр к концерту, но в принципе, – он сделал лукавую паузу, посмотрев на девушку, которая ещё больше сжалась от осознания того, что ей предстоит, – Ваша сестра Вам всё расскажет. До свиданья, – немного склонил голову мужчина, направившись к выходу.

– До свиданья, – сдвинув брови от непонимания на автомате произнёс Генрих, лишь под последний момент вспомнив, что нужно было сделать. – Проводи, – кивнул он коротко швейцару, который встречал его у машины с зонтиком, и которому теперь предстоит проводить к другой машине господина Шульца, чтобы он не намок.

Повинуясь приказу своего работодателя, оба мужчины покинули стены особняка Шварцов, оставив внутри лишь троих, один из которых вообще не рассматривался, как человек. Да, ужасная участь у дворецких: «Подай, принеси», но что делать, приходится терпеть.

– Я не совсем понял, о чём говорил господин Шульц, – направившись к большой и широкой лестнице, которая разветвлялась к разным «крыльям» дома, решил обсудить по дороге этот вопрос Генрих, даже не предполагая, какой разговор его ждёт.

– Просто завтра в театре состоится концерт, – идя вслед за братом и слыша его понимающее мычание, говорила Роза. – И я буду в нём участвовать, – она попыталась сказать эту фразу мимоходом, чтобы загруженный своими делами брат пропустил эту информацию мимо ушей и рефлекторно угукнул, но в том, что Шварц не просто услышал, а даже застыл на месте от этой информации, так и не поднявшись полностью на первую ступеньку лестницы, не было ничего удивительного – лишь досада.

Он медленно повернулся с таким видом, словно с претензиями спрашивая: «Я не ослышался?», но, в принципе, так оно и было.

– Что? – впадая в шок от такой бессовестности сестры, спросил Генрих, выпятив нижнюю челюсть.

– Что «что»? – буркнула девушка, пытаясь выглядеть уверенной, но её глаза предательски опускались. – В отличие от тебя, у меня очень хорошие навыки игры на скрипке, и господин Шульц хочет, чтобы я выступила на завтрашнем концерте.

– А почему помимо того, что я так поздно об этом узнаю, так я ещё и последний, кто об этом узнаёт? – начиная повышать разгневанный голос, заговаривался в словах от возмущения Генрих, так и держа руку на перилах и стоя к сестре в пол-оборота.

– Потому что ты бы сказал «нет», – капризно дёрнув плечами, ответила с тем же возмущением Роза, не собираясь уступать брату в его нападках на неё.

– А теперь я тем более говорю «нет», – с немного выпученными от потрясения наглостью глазами махнул рукой Шварц, после чего развернулся и продолжил подниматься наверх.

– Ну, Генрих... – растянула с мольбой девушка, однако...

– Разговор окончен, никакого концерта, – чётко, решительно и очень жёстко обрубил все концы Шварц. Однако господин Шульц был прав, когда сказал, что Роза была очень похожа на свою мать, потому что девушка просто в истерике и обиде топнула ногой по полу, на который она ступила после преодоления лестницы, и села на него, сложив руки и ноги, при этом надув губы. – Встань с пола, – закатив глаза, сказал парень, но девушка даже и не думала делать то, что он ей говорил.

– Если ты сейчас меня не выслушаешь, я не встану, не буду есть и спать, да и вообще умру прямо здесь, – с детским капризом произнесла, казалось бы, взрослая девушка, хотя мышление у неё явно было где-то между тринадцатью и пятнадцатью годами.

Уж не знал Генрих, знает ли его сестра, как на него действует это ужасное слово «умру», отнесённое на свой адрес, но то, что он обречённо выдохнул и ему пришлось к ней подойти и присесть, было неоспоримым фактом. Он с недовольством кивнул ей, чтобы она начала свою шарманку, но в ответ, к своему безграничному удивлению, получил резко погрустневший и просто молящий о свободе взгляд.

– Генрих, – с мольбой растянула его имя девушка, – я больше так не могу, – на её лице и правда была усталость от собственной жизни однообразия. – Я уже два года не выхожу из дому, и всё потому, что ты чего-то боишься.

– Да, я боюсь, – как-то с геройским преодолением своей собственной мужской натуры «клюнул» этот факт Генрих, чтобы его сестра хоть так поняла его чувства. – Я боюсь тебя потерять, как потерял нашу мать... и нашего отца, – теперь уже более мягко, но всё равно с недовольством насчёт поднятой темы, сказал парень, мечась взглядом по лежащей между ними прямой.