Мечты сбываются

Пульсирующая боль в руке отдавалась биением крови в висках. Харлан чувствовал себя совершенно разбитым. Понадобится много усилий, чтобы восстановить прежний ход вещей. Чего больше всего хотел Харлан, так это того, чтобы Лиза сказала, что не безразлична к нему и дорожит им. Сейчас он хотел услышать это, даже если это и была ложь. И поскольку все его барьеры были разрушены и он стал так глуп, что сказал Лизе, что любит ее, Харлан решил снова попробовать защититься от нее. Она была слишком близко, а он не был готов открывать ей свою душу.

— Я лучше пойду покажу свою руку врачу. Ужасно болит.

Лиза опять присела на корточки. Лицо ее не покидало выражение заботы и нежности.

— Я пойду с тобой.

— Нет. Это моя боль. Я приму ее как мужчина.

Он сказал это с улыбкой, но Лиза все поняла. Она была отвергнута. Харлан снова обрел контроль над собой. А Харлану Джеймсону никто не был нужен.

Она встала. Он направился к себе в каюту, бережно поддерживая разбитую руку. Поскольку Харлан не позволил ей проявить участие, Лиза состроила подходящую к случаю мину и выругалась.

— Ты не собираешься сделать еще что-нибудь такое же глупое сегодня вечером? — поинтересовалась она.

— Нет, мэм. Разве что найду на корабле что-нибудь более подходящее, чтобы привести себя в норму.

Он точно что-нибудь такое сделает, если проведет ночь один в своей огромной кровати.

Лиза повернулась, чтобы уйти. Его здоровая рука удержала ее, сжав тонкое запястье словно наручником.

— Лиза…

Она посмотрела на него. Теперь она выглядела обороняющейся. Что он собирался сделать? Но тут все его системы контроля быстро заработали, и Харлан сказал совсем не то, что собирался:

— Спасибо за участие.

Она неопределенно улыбнулась, и Харлан сжал челюсти, почувствовав, как в груди нарастает тепло.

— Всегда к вашим услугам.

Корабельный доктор ощупывал, мял и вертел руку Харлана, пока тот не стал белым как молоко и не приготовился взмолиться об ампутации злосчастной конечности. Однако доктор с полным удовлетворением признал, что никаких серьезных повреждений нет. Затем последовали неприятные вопросы.

— Как вы могли так ушибить руку? Хотели проломить стену, что ли?

— Что-то вроде того, — согласился Харлан. — Именно так и было.

С аккуратно наложенной повязкой, предназначенной уберечь его разбитую руку, и приняв такую дозу болеутоляющих средств, что можно было парить чуть ли не в нескольких дюймах над полом, Харлан собрался вернуться к себе в каюту и прилечь, но вдруг обнаружил, что стоит перед дверью в каюту Лизы.

Не примет ли она его появление в такое время, когда пора ложиться спать, как тонко замаскированное приглашение к сексу? Он ведь пришел с совсем другими намерениями. Не то чтобы он не хотел спать с ней. Он хотел, чтобы она была рядом, действуя как целебный бальзам на его израненную душу. Ему нужна была уютная гавань, которая приютила бы его на ночь, и где он мог бы исцелиться и снова стать сильным. Лиза могла стать таким убежищем.

Харлан постучал в дверь и немного подождал. Потом постучал снова. Никакого ответа.

И тут он получил ответ.

Из-за закрытой двери с номером 6000 послышался женский смех, низкий и обольстительный, а затем голос Чака Уэбба.

Что-то перевернулось в душе Харлана, когда он представил себе поцелуи Лизы, тепло и нежность ее тела. Он сжал кулак и постучал в дверь ее каюты. Он должен ее видеть!

Дверь каюты наконец открылась настолько, что Харлан увидел Чака Уэбба в одних плавках. Тот сочувственно улыбнулся ему.

— Похоже, что ты опоздал. Лучше приходи в другой раз.

Если бы его рука не была уже разбита от кисти до локтя, Харлан впечатал бы кулак прямехонько в эту издевательскую улыбку. Из приоткрытой двери каюты донесся тихий женский голос, что-то неразборчиво сказавший и затем повторивший уже громче:

— Чак, вернись в постель.

Дверь каюты номер 6000 захлопнулась у него перед носом, предоставляя ему самому догадываться и воображать, что же происходит за ней.

Лиза сначала решила посидеть в одиночестве в своей каюте, но когда оказалась перед перспективой остаться наедине со всеми своими переживаниями, то передумала и поняла, что сейчас ей легче побыть на людях. По крайней мере пока она не справится хоть немного со своими эмоциями.

В тихом небольшом салоне на палубе «Атлантик» под названием «Приют контрабандиста» Лиза увидела подходящую компанию и решительно направилась к угловому столику.

— Ничего, если я посижу с вами?

Мэгги Джеймсон оторвалась от высокого бокала и посмотрела на нее затуманенным взглядом. С кривой улыбкой она указала Лизе на место напротив себя.

Лиза села и заказала стюарду диетическую кока-колу, прежде чем встретиться лицом к лицу с Мэгги. Со слегка размазанной тушью, сидя перед пепельницей, полной окурков, стальная деловая женщина выглядела непривычно слабой.

— Ты видела Харлана? — спросила Мэгги, доставая еще одну сигарету и пытаясь сделать это небрежно. Руки у нее дрожали.

— Всего минуту назад.

— И что?

— Я сказала ему, чтобы он прекратил жалеть себя.

Холодные голубые глаза Мэгги недоверчиво прищурились.

— Ты это сказала? И как он это воспринял? Как мистер Везувий?

Лиза нашла это сравнение вполне подходящим.

— Он совершенно обезумел, когда я развернулась и пошла, и ударил рукой стену, которая оказалась достаточно твердой, чтобы он разбил ее.

— Стену?

— Свою руку.

— Ого! Но теперь с ним все в порядке?

— Мы… поговорили немного. Он, кажется, пришел в себя.

Напряжение схлынуло с Мэгги, как волна прилива с прибрежной гальки. Моментально расслабившись, она пробормотала:

— Слава Богу!

Помолчав немного, словно осмысливая услышанное, Мэгги продолжила:

— Ненавижу выходить из себя. Обычно и Харлан контролирует себя, но когда он в гневе — это непривлекательное зрелище, которое лучше не видеть. Одного раза, когда я видела его в таком состоянии, вполне достаточно.

Стюард принес заказ, и в разговоре наступила пауза. Затем Лиза опять сосредоточила внимание на Мэгги Джеймсон.

— А когда это было?

Блондинка выпустила тонкую струйку дыма в потолок.

— Четыре года назад. Тогда я смотрела, как он едва ли не убивает себя, и ничего не сделала, чтобы остановить его.

Увидев виноватый блеск в ее ясных голубых глазах, Лиза сказала:

— Ты не знала тогда о том, что у него проблемы с сердцем.

— Зато было великое множество прочих признаков. А я просто не придавала им значения. Я не хотела верить, что он может сломаться. Харлан… он такой сильный. Вот что привлекло меня к нему с самого начала. Он обладает этой невероятной движущей силой, которая просто затягивает тебя. Ну, ты это знаешь.

Лиза кивнула. Да, она это знала.

— Этот человек может свернуть горы голыми руками, с него станется. Если бы Харлан выступал по телевидению с христианскими проповедями, он мог бы убедить людей воздвигнуть церковь, шпиль которой проткнул бы озоновый слой. Да просто находясь рядом с ним, можно ощутить эту силу.

При воспоминании об этом Мэгги прикрыла на секунду глаза, потом к ней вернулось ее обычное спокойствие, она затушила наполовину выкуренную сигарету и сделала большой глоток из своего бокала.

— Потом он сгорел. Ты когда-нибудь видела шаровую молнию? Это сгусток сверкающего света, который непонятно откуда берется, существует недолго и горит ярко.

А потом, после того, как касается стекла, становится все бледнее и бледнее, пока не угасает. Нью-Йорк был для Харлана таким стеклом. Он разбился до смерти, пытаясь удержать свет. Тебе кажется, что этот вечер плох, а он испугался, что все повторяется. Я смотрела, как он отталкивал всех, кто был близок с ним, во вред делу. Если эта отрицательная энергия начинает действовать, он подпитывает ее, пока она его не сожжет. Это похоже на то, что Харлан решил разрушить все, чего добился. А Харли всегда добивается того, к чему стремится. И он разрушает. Однажды начав падать, он катится вниз так быстро, что скорый конец неминуем. Я трусиха, Лиза. Я, как крыса, сбежала с корабля при первых признаках катастрофы и оставила его идти ко дну в одиночку. Я никогда себе этого не прощу.