Благосклонные судьбы

Решительно взяв Пру под руку, Александр повел ее к маленькому дому отца Спиридиона, на который указал ему священник. Больше она не пыталась протестовать. Почти смирившись с мыслью о том, что она никогда больше не увидит Александра, она так была поражена его внезапным появлением, что просто не находила в себе сил возражать.

Через дом он провел ее в сад, где накануне Кристина действительно поставила маленький столик и два лакированных стула, чтобы Пру и священник могли спокойно посидеть здесь в последний вечер. Затем он повернул ее к себе лицом.

— Наконец-то я нашел тебя, Пру.

Александр тревожно вглядывался в ее бледное лицо и наполненные слезами голубые глаза. Только теперь она с испугом заметила на его лице следы усталости и огромного напряжения. «Как будто он не спал целую неделю», — вдруг подумала Пру. Какое-то мгновение они молча стояли вот так, словно им нечего было друг другу сказать, и она чувствовала на своих открытых плечах легкое прикосновение его рук. Затем, сдавленно вскрикнув, он обнял ее и прижал к себе, словно решил никогда больше ее не отпускать. Он гладил Пру по голове, как гладят испуганного ребенка. Слезы потекли у нее по щекам и закапали на его белую шелковую рубашку.

— Моя Пру… моя дорогая… моя девочка… — бессвязно бормотал Александр, сам едва понимая, что он говорит. — Мне не следовало этого делать, я знаю…

— Нет… это смешно… — Она попыталась его оттолкнуть, но он слишком крепко сжимал ее в объятиях. — Зачем вы приехали?

— Думаешь, мне не надо было убедиться, что ты жива и невредима? — прошептал он, касаясь губами ее волос. — После всего, что случилось…

— Возможно…

Пру высвободилась из его объятий и оперлась на стол, пытаясь унять дрожь в ногах. Эта встреча превзошла самые худшие ее ожидания! И зачем только отец Спиридион позволил Александру привести ее сюда? Все равно ведь ничего не изменится — зачем же продлевать ее мучения?

— Я… я полагала… — начала она и умолкла. Во рту у нее пересохло. — Я полагала… что Анжелика…

— Анжелики на Калекосе больше нет, — сдержанно сказал Александр. — И Карло тоже. Я настоял, чтобы их взяли под стражу в Афинах, и полиция пошла мне навстречу.

— Взяли под стражу? — Во взгляде Пру читалось изумление. — Вы хотите сказать…

— Я хочу сказать, что они арестованы по подозрению в вооруженном ограблении, — ответил Александр, и в уголках его рта появились жесткие складки. — Что касается Деметриу, то он тоже получит по заслугам. Найти улики против Иринны сложнее, но это уже дело полиции.

— Но Анжелика!

Пру была поражена, представив себе изысканную и избалованную красавицу в афинской тюрьме.

— Ваша… ваша будущая жена…

Теперь настал черед Александра удивляться.

— С чего ты решила? Разве я когда-нибудь говорил, что собираюсь жениться на Анжелике?!

— А зачем было говорить? — пробормотала Пру. — Дуайт мне все сказал… и Анжелика тоже…

— О, Боже! Неужели твое сердце ничего не шепнуло тебе тогда, в Нисомской роще? Когда я поцеловал тебя…

Пру отвернулась, боясь взглянуть ему в глаза. Он поцеловал ее — и он не помолвлен с Анжеликой! Значит, все это время она не так его понимала?

— Неужели ты думаешь, что я вроде Деметриу? — продолжал Александр с непривычной для него неуверенностью в голосе. — Неужели мой поцелуй был для тебя всего лишь — как это у вас в Англии называется — сексуальным преследованием, что ли? Мне это и в голову не могло прийти. Я с тех пор об этом думал просто с ужасом.

— Нет! Я так не думала! О, нет же! — Испугавшись собственных слов, Пру снова взглянула на Александра, и в ее голубых глазах он прочел искреннюю мольбу. — Поверьте мне! Просто я знала, что не должна…

Голос ее прервался, но Александр хотел знать всю правду.

— Не должна чего, Пру, дорогая?

— Я знала, что не должна в вас… в тебя влюбиться, — еле слышно закончила она. — Если ты собирался жениться на Анжелике…

— Черт побери эту Анжелику! Ну что мне сделать, чтобы ты поверила, глупенькая, прекрасная ты моя наяда, что с той минуты, как я впервые тебя увидел, ни о какой Анжелике и речи быть не могло! Я люблю только тебя, дорогая, тебя и никого больше. Я так хочу, чтобы ты стала моей женой, как ничего в жизни не хотел! Вот почему я последовал сюда за тобой… — Он вдруг странно рассмеялся. — Даже рискуя, что меня вновь сравнят с Деметриу! Но я должен был тебя найти и услышать из твоих уст, что ты меня любишь, — даже если бы для этого мне пришлось отправиться за тобой на край света…

Пру словно не слышала его. Все ее мечты, все ее сокровенные желания вдруг сбывались на глазах, и она никак не могла в это поверить. Поверх высушенного солнцем клочка земли, принадлежавшего отцу Спиридиону, она бросила взгляд на каменную церковную ограду. Глубокий голос священника еле слышно доносился до них словно из глубины столетий, но и он казался Пру более реальным, чем то, что пытался объяснить ей Александр. Было ясно, что он не собирается уходить, не получив от нее ответа. Теперь, когда к нему возвращалась понемногу былая уверенность, он снова заключил Пру в объятия и пальцем легонько приподнял ее подбородок.

— Я жду ответа, Пру, и не отпущу тебя до тех пор, пока его не услышу. Посмотри на меня и скажи: разве я похож на Деметриу? Разве ты тоже хочешь меня забыть? Или ты все-таки выйдешь за меня замуж?

— Конечно, выйду, — мягко сказала она, — если ты действительно меня любишь. Я-то всегда тебя любила, и повода сомневаться в этом у тебя не было.

— Если бы!

Его голос прозвучал неожиданно глухо. Зарывшись лицом в ее волосы, он целовал ее шею и нежные впадинки за ушами.

— Когда ты ледяным голосом сравнила меня с Деметриу — с Деметриу, самым отъявленным распутником во всей Кальтии! Я даже не знал, чего мне больше хочется: то ли задушить тебя, то ли зацеловать до смерти…

Наконец-то Пру могла позволить себе засмеяться. Запустив пальцы в курчавые темные волосы Александра, она притянула к себе его голову, и они слились в поцелуе, в котором была и преданность, и обещание счастья. Здесь, на Кирионе, все вдруг встало на свои места, так что теперь Пру знала: что бы ни случилось с ней в будущем, ничто не имеет значения, пока они с Александром будут вместе.

Прошло немало времени, прежде чем они вспомнили про отца Спиридиона. Пить в такой час было уже поздновато, и из большинства домов в деревне доносились аппетитные ароматы приготовляемой в глиняных горшках еды. Но Пру и Александр так были поглощены друг другом, что даже не заметили, как в сад заглянул священник и, с улыбкой посмотрев на них, снова исчез. Опустились сумерки, и дыхание жизни доносилось лишь из гавани и из вечно людной маленькой таверны. Взявшись за руки, Пру и Александр направлялись к берегу.

— Хочу показать тебе «Нарцисс», — сказал он. — Эта яхта так же прекрасна, как тот, чье имя она носит…

— Нарцисс?

— Да, сын речного бога, влюбившийся без памяти в собственное отражение. — Он кивнул на свою белую яхту, слегка покачивавшуюся на приливной волне. — Остаток жизни он провел, созерцая его в воде. Но у моего «Нарцисса» слишком много работы, чтобы на себя любоваться. Завтра, любимая моя, он отвезет нас обратно на Каленос.

Пру вдруг остановилась, пораженная внезапно пришедшей ей в голову мыслью. Она подняла на Александра глаза, в которых читались одновременно укор и любопытство.

— Но если… если у тебя была яхта… — помедлив, она продолжала: — Зачем тогда мне было ждать парома? Ты ведь мог в любой момент отправить меня на Кос.

Отрывисто рассмеявшись, Александр крепче обнял ее за плечи.

— Ну конечно, мог! Но неужели ты действительно думаешь, что я собирался это сделать? Пока ты находилась на вилле, у меня был шанс узнать тебя… — Он взглянул на нее с такой нежностью, что у Пру комок застрял в горле. — И уговорить навсегда остаться на Каленосе. Разве может человек, которому посчастливилось найти наяду, взять и вот так просто с ней расстаться?

— Что ж!

— Ты действительно полагаешь, что я мог это сделать? — Александр поцеловал ее. — Я был бы круглым дураком, если бы позволил тебе исчезнуть из моей жизни, едва ты в ней появилась. Боюсь, что теперь я смогу отпустить тебя только после того, как ты станешь по-настоящему и окончательно моей. На следующей неделе мы вместе полетим в Англию, там я познакомлюсь с твоей семьей, мы поженимся, и лишь потом я, возможно, — возможно! — позволю тебе отлучиться. Но учти, совсем ненадолго!