Прошло и это

ало ясно, что Сонечка играет на пианино и пальцы ее драгоценны. Нюра же ходила в хор. У нее был глубокий, низкий для девочки голос, но зато как же он звучал и как не сливался хор без него! При таком таланте стирка и мытье полов противопоказаны ей не были, не говоря уже о чистке картошки и прочих грубых делах. Когда вместе смотрели «Огоньки», место Нюры было всегда возле мамы, они укрывались одним пледом, а Соня сидела рядом с папой, и он все время постукивал ее по спине, чтоб не гнулась. Папе оставалось жить четыре года.

…Приближался Р. Соня осторожно спустила ноги. Болела спина от долгого лежания, и мальчишка очень бесцеремонно поддал ее копытцем.

Она выглянула в окно. На перроне стоял муж, цветами закрывая и маму, и Нюрку.

– Господи! Ненормальный! – счастливо засмеялась Соня. О ком только не передумала ее дурная голова в дороге, а мужа не вспомнила ни разу. И она так бросилась ему на грудь, что он отступил: «Деточка моя, не так сильно. Ты же не одна».

С тех пор как Надюрка нарисовала брови, узнав, что Эмс жив, она явно пошла на поправку. Сто лет близко не просила холодца из свиных хрящиков, а тут – дай и сразу. А их же еще надо найти, и это только говорится «хрящики», к ним обязателен раньше был петух, но где его теперь искать? Значит, курица, желательно старенькая. Но главное – на все это надо время. Варка одна занимает часов пять – не меньше. Потом вареву надо было стыть. Потом через ситечко по тарелочкам разлить навар и уже после разложить в бульон кусочки курицы и чуть хрящиков, для удовольствия, и мелко нарубить чесночку и не забыть посолить. Соль в холодце идет в последнюю очередь. А когда тарелки перестанут быть горячими, устаканить их в холодильник до утра. Какое уж тут «хочу сразу»! Жди завтра, не раньше.

…Пришла Ольга. Чего-то давно ее не было. Лицо земляное и злое.

– Объясни мне, в какой сыск ты гоняешь по разным местам Катьку? Я ее теперь почти не вижу. И зачем деньги даешь, она что, чужая тебе, если даже какое поручение?

– Муж мой первый нашелся, – слегка театрально ответила тетка. И замолчала, ожидая впечатлений. Но их не было. – Ведь его забирали перед войной, – обиженно продолжала она, – и как бы расстреляли. Вот это меня и интересует. На коммунистов чего только не говорят, чуть ли не людоеды какие-то, а я многих знаю, которые вернулись здоровее прежних. Мне тут соседка про один роман рассказала, где все описано, как было. Тех, кого забирали, не убивали, а готовили из них настоящих борцов партии. Типа панфиловцев. Вот бы мне Эмса лично спросить. Смотри, какое время стало нечеловеческое, может, и не зря он вернулся. Может, он послан?

И тут на Ольгу напал смех. Она увидела этих стариков и старух, представила, как, гремя пустыми кастрюлями, они начнут все сначала, и ничто: ни то, что муж – сторож, а она бегает за копейки на двух работах, ни бандитизм, ни хамство – не смогло остановить в ней здоровое чувство смеха. Панфиловцы-герои! Да этот, первый муж вернулся отхлопотать себе надбавку к пенсии, а не бороться