Ты любила мою тьму (ЛП)

Осматриваю ее прекрасное лицо и безжизненные глаза, в которых теперь отсутствует пламенный дух. То, что я вижу ее такой, просто, бл*дь, убивает меня, так же как и боль, исходящая от ее тела подобно звуковым волнам. Это мучительно.

Я встаю и направляюсь к двери, однако на полпути меня останавливают ее слова:

— Ты позволил им причинить ей боль. Никогда не прикасайся ко мне снова. — В ее голосе напрочь отсутствуют эмоции.

Эти слова с тем же эффектом могли быть пулями, пронзающими мою грудь. Своей силой они опускают меня на колени и заставляют повесить голову. Я потерял ее, а ведь она даже и не принадлежала мне.

Лили

Темнота поглотила меня, погружая в небытие.

Вдруг к моей руке прикасается что-то мягкое и теплое, вытягивая меня из моего темного уголка. Я не хочу выходить оттуда, но в моей груди распространяется тепло.

Перевожу оскорбленный взгляд на то существо, которое смеет вытягивать меня туда, где меня ничего не ожидает, кроме боли.

Джейк.

Гнев пересиливает теплоту и обвивается вокруг моего сердца, подобно колючей проволоке, душа меня, разрывая на части изнутри. Я знаю, что придет вслед за гневом: воспоминания и агония. Нет, мне нужно скорее вернуться в темноту, где я смогу снова впасть в забвение.

Но сначала, я хочу сделать так, чтобы ему было плохо.

— Ты позволил им причинить ей боль. Никогда не прикасайся ко мне снова. — Я слышу эти слова, но не ощущаю, как произношу их.

Потом я забираюсь обратно в свой темный уголок, и оцепенение окружает меня, подобно теплому одеялу. Небытие.

18 ГЛАВА

А вот и ты.

Оставаться в темноте не так просто, как мне бы того хотелось, потому что в нее постепенно начинают просачиваться боль и воспоминания. Все мои попытки задвинуть их подальше проваливаются, потому что я слышу чей-то голос, ощущаю запах еды и чувствую нужду воспользоваться уборной. Я не хочу делать обыденные вещи. Если Саша не может, то и я не могу.

Иногда мне кажется, что я слышу ее голос, говорящий мне подняться и продолжить бороться за свою жизнь, и звучит этот голос так, как в те моменты, когда Саша злится. Но это не может быть правдой: стоит мне только вспомнить о ее лишенном жизни теле в моих руках, я сразу же карабкаюсь обратно в свой темный уголок, умоляя агонию покинуть меня. Так не может продолжаться дальше. Мое сердце просто не выдержит. Я всегда знала, что мои родители умрут с разбитыми сердцами, если им придется жить друг без друга, но я и не догадывалась, что то же самое произойдет со мной, если моя милая сестричка покинет меня.

Снова слышу его голос. Черт, как же я хочу, чтобы он просто заткнулся. Он продолжает вытягивать меня из темноты, но я не хочу из нее выходить. Я хочу остаться здесь навсегда; хочу превратиться в пустоту, а потом встретиться с семьей. Мне больше незачем жить. Что в моей жизни может стоить того, чтобы бороться за это? Темнота — единственное место, в котором я хочу находиться.

— Лили, теперь остались только мы с тобой.

Мы сидим на передних скамьях церкви, плечом к плечу, прислонившись друг к другу, после того как попрощались с родителями. Все остальные, к счастью, уже покинули церковь, предоставив нам возможность побыть вдвоем.

— Ага, Саш. Я почти слышу, как мама пытается давать нам указания сверху, типа: «Не пользуйтесь дорогим китайским сервизом! Не нажимайте кнопку «вкл» на посудомоечной машине слишком много раз — сломаете!». — Мы обе смеемся, вспоминая слова нашей матери.

— Я надеюсь, что мы умрем вместе. Я бы не хотела остаться в одиночестве, — говорит Саша мягко.

— Саш, этого не произойдет еще долгое время, а потом у нас будут собственные семьи. Мы не будем одиноки, — убеждаю я ее.

— Ну, если это всё-таки случится, Лил, я хочу, чтобы ты жила счастливо. Мама с папой хотели бы этого для нас, и я хочу того же для тебя, — настаивает она.

— Мне бы тоже этого хотелось для тебя, Саш, но хватит говорить об этом. Мы будем вместе даже тогда, когда полностью поседеем, а ферма будет населена сотней наших правнуков, носящихся по зеленым полям и раскачивающихся на нашем любимом дереве. — Мы тихо смеемся вместе.

— Пошли. — Мы поднимаемся и выходим из церкви, держась за руки. Внезапно, я чувствую что-то мокрое, и, опустив глаза к нашим переплетенным пальцам, вижу, что они покрыты кровью.

Взметнув взгляд к Сашиному лицу, я понимаю, что оно опухло и покрыто синяками.

— Лили, — шокировано шепчет она, падая мне в руки, отчего я кричу.

Я просыпаюсь от крика, понимая, что мои глаза жжет, и ко мне прикасаются чьи-то руки.

Подняв веки, я ощущаю боль в горле, и тут же понимаю, что крик, из-за которого я проснулась, принадлежал мне. Джейк рядом, и он обнимает меня, поглаживая рукой по спине.

— Шш, детка, всё хорошо, — пытается он меня успокоить.

Я нахожусь в растерянности, и мой сон постоянно проигрывается у меня в голове: Саша, умирающая на моих руках. От этих воспоминаний мое сердце раскалывается заново: оно раскалывается каждый раз, когда я просыпаюсь с этой болью, и его острые осколки разлетаются в моей грудной клетке, разрывая ее. Я так устала. Я просто хочу, чтобы это всё закончилось.

Руки Джейка, обернутые вокруг меня, заставляют меня ощутить себя в тепле и безопасности, хотя одновременно с этим я чувствую ненависть к нему: он пробуждает меня к жизни, но в ней слишком много боли, с которой мое слабое тело справиться не в состояние. Однако в этот раз мне нужно, чтобы он подарил мне покой. Я слишком устала от боли и хочу, чтобы он заставил меня о ней забыть.

Прекращаю кричать и приникаю к Джейку с такой силой, какой даже Супермен позавидует. Никто не отберет у меня долгожданный момент спокойствия. Мне просто нужно поверить на минуту, что всё будет хорошо.

Джейк сильнее прижимает меня к себе, и некоторое время мы лежим в тишине, прежде чем он слегка отодвигается и изучает меня с измученным выражением лица. Волна вины и тоски накрывает меня от боли, которую он, очевидно, испытывает.

Смотря на меня остекленевшими глазами, Джейк говорит:

— А вот и ты. Знаешь, когда я впервые увидел тебя, то подумал, что у тебя самые ошеломительные зеленые глаза во всем мире. Как же я ошибался в тот момент. Именно сейчас, когда в них снова горит искра жизни, после того, как в течение трех дней не отражалось ничего, кроме пустоты, я смотрю в самые прекрасные глаза, которые когда-либо видел.

Я действую, не раздумывая, и целую его, отчего он на секунду замирает, прежде чем целует меня в ответ, крепко и страстно. Боже, так хорошо, и теперь, когда я знаю, на что похож Ад, я с уверенностью могу сказать, что губы и руки Джейка на мне подобны Раю.

Начинаю стягивать с него футболку голову, но он отодвигается, пристально смотря мне в глаза.

— Лили, тебе сейчас больно. Мы не можем сделать это, — его голос отчетливый и уверенный, но увеличенные зрачки показывают мне, как сильно он на самом деле этого хочет.

Обхватываю его лицо руками.

— Пожалуйста, Джейк, — умоляю я. — Я хочу почувствовать что-нибудь, что угодно, кроме боли.

Джейк тяжело выдыхает.

— Бл*дь, Лил, я хочу этого, чертовски сильно хочу, но… — на его лице отражаются тревога за состояние моего здоровья и нерешительность, поэтому я обрываю его.

— Джейк, — говорю я твердо и уверенно. — Я не пожалею потом. Я хочу этого.— И это правда. Я хочу испытать хоть что-нибудь помимо боли, которая вернется сразу же, как только у меня появится время на размышления. Также я по-настоящему хочу Джейка, но эти мысли я заталкиваю подальше, потому что просто не способна сейчас думать о том, что же это означает, и какова на самом деле его роль в этом доме ужасов.