Пуля для любимого

Люди были разными — хотя, если приглядеться и немного задуматься, у всех было что-то общее. Половина седьмого — все едут с работы, у каждого за плечами — трудный день, а впереди — тихий, уютный, домашний вечер. И все же окружающие Настю лица были хмурыми, а не радостными, глаза — уставшими, без блеска. Редкие фразы кололи слух ощутимым раздражением. Где-то в самом начале вагона две пожилые женщины оживленно обсуждали молодежь, не пытаясь понизить голос, видимо, рассчитывая втянуть в разговор побольше людей. Кондуктор спорил с каким-то парнем, почти подростком, — тот предъявил льготный проездной билет без подтверждающего право на льготы документа...

— Пятьдесят три рубля — только за квартплату. — Позади Насти сидели две пожилые женщины, жалуясь одна другой на свою судьбу. — Да куда же это, с моей-то пенсией... Мясо не помню когда последний раз покупала, все на картошке, хорошо, со своего огорода на всю зиму запасла...

Настя попыталась отключиться, но ей никак не удавалось. С каждой минутой она чувствовала, как ей становится тесно в этом вагоне, почему-то вдруг стало трудно дышать... Поднявшись, она вышла на первой же остановке.

Трамвай, громыхая железными колесами, медленно, словно железная гусеница, уполз вперед, и она осталась одна посреди совершенно незнакомой местности. Ветер немного утих, снег пошел уже крупными хлопьями. Вокруг было темно — один-единственный фонарь светил метрах в десяти, все остальные почему-то были темными. Где-то вдалеке залаяла собака, ее лай тут же подхватила вторая, третья... Словно из ниоткуда, вынырнула машина, с шумом проехала мимо, и снова наступила тишина. Настя огляделась по сторонам — черт знает что такое! Где она находится, хоть бы спросила, что за остановка, прежде чем выйти!

В принципе этот вопрос ее сильно не беспокоил. Полоса трамвайных рельсов гарантировала ей, что она сможет вернуться туда, откуда приехала, просто перейдя дорогу и сев на трамвай, который идет в противоположном направлении. Она решила пройтись. Ветер успокоился. Снег падал мягко и тихо, скрипел под ногами, приминаясь, охотно и податливо принимая форму причудливых геометрических рельефов на подошве ее ботинок. Она шла вперед, вдоль дороги, абсолютно не задумываясь о том, куда идет. По обе стороны дороги — теперь фонарей стало больше, и она сумела рассмотреть окружающую местность — тянулись пятиэтажные дома, «хрущевки», традиционные в отдаленных уголках города. Свет в окнах горел равномерными столбиками, и Настя подумала, что эти столбики — кухни, находящиеся друг над другом. Семь часов — время, когда вся семья собирается вместе, чтобы поужинать и обсудить прошедший день. Семья...

Впереди Настя заметила машину, стоящую прямо на дороге. Свет фар бил в лицо, и она зажмурилась. Несколько шагов она шла вслепую, и вдруг, вздрогнув от неожиданности, услышала голос:

— Девушка, помогите толкнуть машину.

Она прикрыла глаза ладонью, попытавшись рассмотреть своего неизвестно откуда появившегося собеседника. Сделала шаг в сторону и наконец увидела его.

Молодой парень — на вид лет двадцать восемь, может, чуть больше, в широких брюках, толстом самовязаном свитере и небрежно расстегнутой короткой дубленке. Светлые волосы длинными, прямыми и влажными прядями спадают на высокий лоб, а сзади, на затылке, сбриты почти под «ноль». Со лба стекают капли пота, утопая в густых и широких черных бровях. Глаза — глубоко посаженные, серые, пристальные, узкие губы растянуты в улыбке. В улыбке, а не в усмешке — Настя сразу это поняла, а потому не стала возмущаться, почувствовав, как нарастающая волна раздражения быстро спадает, уступая место привычному равнодушию.

— Вы бы хоть фары выключили. Так и ослепнуть недолго. Где это вы видели, чтобы девушки толкали машины?

— Нигде. Только если вы не поможете мне толкнуть машину, мне придется торчать здесь всю ночь. А может быть, и весь следующий день. За прошедшие полтора часа вы единственный человек, который прошел мимо меня. Согласитесь, мои шансы призрачны. У меня двигатель не заводится, и если вы меня не подтолкнете, то я замерзну. Умру, и моя смерть будет на вашей совести.

Он улыбнулся еще шире, обнажив ряд удивительно белых, плотно посаженных зубов, и вытер рукавом капли пота со лба.

— Ну, так что вы решили? Моя судьба — в ваших руках. Кстати, если машина заведется, обещаю довезти вас куда надо. Бесплатно. Отвечу, как говорится, добром на добро. Ну так что, толкнете?

— Послушайте, — Настя слегка смутилась, — я не уверена... Я никогда не толкала машины.

— Ничего страшного, все в жизни бывает первый раз. Хотя я абсолютно точно уверен в том, что у вас ничего не получится.

Настя пожала плечами:

— Зачем же тогда пробовать?

— Я обязан использовать свой последний шанс. Умру с чистой совестью. Перед Богом и людьми.

— Вы что, проповедник?

— Нет, а вы?

— Что — я? — не поняла Настя.

— Вы — проповедник?

— Нет...

— Ну вот, кое-что мы уже узнали друг о друге. Начало положено — а это самое главное.

— Послушайте... — Глупый диалог про проповедников, видимо, показавшийся ее собеседнику смешным, вызнал у нее раздражение, и она решила больше здесь не задерживаться. — Вы извините, но мне пора. Всего хорошего. Считайте, что вы использовали свой последний шанс.

Она быстро зашагала вперед. Но не успела пройти и десяти шагов, как услышала за спиной его голос:

— Девушка, подождите, пожалуйста.

Настя обернулась. Он догнал се, взял за мокрую варежку, улыбнулся чему-то.

— Давно я не видел, чтобы девушки ходили в варежках — как дети... Послушайте, я не хотел вас обидеть.

— Да с чего вы взяли, что обидели меня? — Настя выдернула руку из его ладони.

— Тогда почему вы уходите?

— Почему я ухожу? Но ведь вы сами сказали, что я вряд ли сумею толкнуть вашу машину. Значит, я не могу ничем быть полезной. Зачем же мне оставаться?

— Но вы не можете меня бросить — одного, посреди дороги, в холодной машине.

— Мне вас очень жаль, но, кажется, я ничем вам не обязана, — отрезала Настя.

Он нахмурился. Странная девушка, слишком серьезная, все воспринимает в штыки. И все-таки ему не хотелось ее отпускать.

— Не обязаны. Но, знаете, есть такое чувство — милосердие. Оно вам знакомо?

Настя вздохнула, но не сказала ни слова, предоставив ему возможность завершить свой монолог.

— Пожалуйста, не бросайте меня. Я уже почти два часа бьюсь с этой грудой металла, я истекаю потом и кровью, у меня ужасно замерзли ноги, меня пригласили на вечеринку, меня ждут друзья, а я не могу сдвинуться с места. Мне показалось, что вы не торопитесь. Ведь не торопитесь? — Он снова окинул Настю пристальным взглядом прищуренных серых глаз.