Мадам в сенате

– Ох, Ксавьера! Во всем мире…

– Ну-ну, – пробормотала Ксавьера. – Садись-ка на диван. Нам нужно много наверстать и решить, что делать дальше. Я не стану осыпать тебя упреками за то, что ты не попыталась связаться со мной, хотя, конечно, меня обидело твое недоверие.

– Видит Бог, Ксавьера, я так запуталась! Откуда мне было знать, что ты захочешь иметь со мной дело? Нет, мне бы это следовало знать!

– Вот именно, – усаживаясь рядом с ней на диван, ответила Ксавьера. – Но не будем сейчас говорить об этом. В первую очередь меня беспокоит то, что я сегодня узнала; ты меня сильно огорчила. Калли нуждался в твоей помощи, а ты не оправдала его надежды.

Линда захныкала.

– Прости, Ксавьера! Конечно, это моя вина, но я была так напугана всей этой историей…

Калли смущенно откашлялся.

– Да ладно, Ксавьера, не стоит ее ругать.

Ксавьера смерила его холодным взглядом, но потом, смягчившись, выдавила из себя улыбку.

– Конечно, откуда тебе знать о нашей профессиональной чести? Но это исключительно важно, и Линда понимает всю тяжесть своей вины.

– Да-да, Ксавьера! – всхлипывала та. Ксавьера взяла ее за подбородок.

– Но мы попробуем исправить положение, не так ли?

– Господи, ну конечно! Он у меня еще попрыгает! Только не бросай меня, Ксавьера!

– Разумеется, дорогая. Об этом не беспокойся. Калли оживился.

– Уж не значит ли это…

– Значит, – усмехнулась Ксавьера. – Сходи-ка в ресторан и закажи себе дюжину устриц. Да прихвати из спальни велосипедный насос. Остальное добудем у прислуги.

Калли опрометью бросился к двери. Ксавьера легонько встряхнула Линду.

– Выбрось все это из головы, дорогая. В первую очередь мы позаботимся о Калли. А потом я хочу потолковать с тобой о сенаторе Ролингсе. Он поставил меня в гнусное положение, и ты должна помочь мне вернуться домой.

– Все, что в моих силах, Ксавьера, все, что в моих силах!

– Хорошо-хорошо, но сначала о главном. Позвони горничной, пусть принесет все, что может понадобиться для позиций 2-16 и 6-40-2-Б.

Линда вытерла глаза тыльной стороной ладони и направилась к телефону.

– 2-16 и 6-40… Кажется, в чулане я видела мухобойку, только железную.

Ксавьера ухмыльнулась.

– Ты что, собираешься его изувечить? Попроси горничную сходить в магазин и купить пластмассовую.

– Так, значит, смеситель, плойка средних размеров, земляничный джем… А какую картину?

Ксавьера задумалась. Через несколько секунд ее лицо просветлело.

– Поинтересуйся, может, у них есть «Железное копыто, чудо-конь с Дикого Запада»?

Линда моргнула и вдруг развеселилась.

– Прекрасно! Значит, «Железное копыто…»? Ну-ну, посмотрим, что у них имеется!

Глава четырнадцатая

– Но я имею право знать, Ксавьера, – кипятился Уорд. – Я твой адвокат.

Она терпеливо вздохнула и перевела взгляд с него на Линду, а затем в окно. Такси мчало их по вашингтонским улицам.

– Пойми, Уорд, это сейчас неважно.

– Да? Тогда скажи – что ты считаешь важным? Сначала тебя бросают в тюрьму за неуважение к властям, а потом, когда мне удается добиться постановления о незаконности твоего ареста, ты попросту исчезаешь, и ни одна живая душа не знает, где тебя искать. Проходит два дня, и ты вдруг звонишь мне из городской тюрьмы, чтобы я приехал и забрал тебя оттуда. И в довершение всего отказываешься сказать, где пропадала.

– В Майами.

– В Майами? – поразился Уорд. – Как же ты там оказалась? Кто тебя?.. Почему?.. Давай, Ксавьера, расскажи все по порядку. Начни с того момента, когда тебя вывели из зала заседаний.

– Некогда Уорд. Мы почти приехали.

– Да, и чуть-чуть не опоздали, – он отогнул манжет и посмотрел на часы. – Но все равно прежде, чем начнутся слушания, нам необходимо поговорить. В любом случае – держи себя в руках. Думаю, на этот раз мы без труда отведем предъявленное тебе обвинение.

– Справимся! – уверенно заявила Ксавьера.

– Но объясни – что все это значит?

– Ничего. – Ксавьера перегнулась через него и поправила на Линде шарф. Та сидела в пальто с поднятым воротником и в темных очках, закрывающих большую часть лица. Ксавьера обратилась к ней: – Запомни, войдешь через боковую дверь и встанешь рядом, или у стены, лишь бы тебе было слышно, когда я начну говорить.

Линда потрогала внушительную папку бумаг у себя под мышкой и молча кивнула. Уорд подозрительно уставился на Ксавьеру.

– Что вы задумали?

– Так, ничего особенного, – ухмыльнулась Ксавьера. Ей вдруг пришло в голову, что она еще не попробовала на нем свой трофей. Вынув приборчик из кармана, женщина направила его на Уорда. – О Господи!

– В чем дело?

Ксавьера спрятала свою новую игрушку.

– Так, пустяки.

Уорд обиженно поджал губы.

– Ксавьера, я твой адвокат. Ты должна быть со мной откровенной. Я не могу работать в потемках.

– Ладно, не будем выключать свет.

– Что?

– Приехали.

Он глубоко вздохнул и тронул водителя за плечо.

– Остановитесь за перекрестком.

Такси подъехало к стоянке. Линда крепко прижала к себе заветные листки и выпрыгнула из машины. Ксавьера последовала за ней.

Уорд расплатился с водителем, и все трое пошли по тротуару.

Из-за рева машин и сутолоки они не сразу уловили шум перед зданием конгресса, однако стоило завернуть за угол, как он послышался совершенно отчетливо. Ксавьера благодарно улыбнулась.

– Снова те ребята. Ах, что за молодцы!

– Наверное, прочли о твоем аресте и о том, что сегодня ты в последний раз даешь показания. Они любят тебя, Ксавьера.

– Дорогие мои ребята!

Они еще раз завернули за угол и увидели демонстрантов, которых на этот раз оказалось гораздо больше – очевидно, они привели с собой подкрепление и теперь маршировали взад-вперед с транспарантами в руках.

Какой-то человек с мегафоном взобрался по ступенькам и проповедовал возврат к первозданной природе.

Ксавьере на какой-то миг стало досадно, словно он украл «ее» демонстрацию. Но, приглядевшись, она увидела среди тех, кто нес плакаты с требованием ее немедленного освобождения, нескольких хиппи и поняла, что, наоборот, этот человек «одолжил» ей своих сторонников.

Ее заметили, и вся рокочущая, скандирующая толпа, сметая с тротуара прохожих, устремилась к ней. Оттеснив в сторону Уорда, демонстранты взяли Ксавьеру в плотное кольцо. Она обнимала и целовала их, в ее глазах стояли слезы.

Толпа понесла ее вверх по ступеням – размахивая лозунгами, приплясывая и требуя, чтобы она произнесла маленькую речь.

Ксавьера была слишком взволнована, чтобы говорить, зато человек с мегафоном воспользовался наступившей тишиной и призвал собравшихся осознать, какой непоправимый вред наносит арктическим синицам нефтепровод на Аляске.

Несколько минут его зычный голос перекрывал все остальные. Потом кто-то крикнул: «Кончайте базар!» – и вся толпа восторженно подхватила: «Кончайте! Кончайте!» И долго еще этот фривольный призыв реял над площадью.

Ксавьера мигом оказалась возле самых дверей, тогда как Уорду пришлось с огромным трудом прокладывать себе дорогу.

Человек с мегафоном остался в одиночестве и, очевидно, утешался тем, что главное – высказаться, а услышат тебя или нет – дело десятое.

Из здания высыпали полицейские в касках. Они вовсю размахивали дубинками, стремясь не допустить демонстрантов внутрь.

Уорд прорвался наконец к Ксавьере и потащил ее вперед, а она беспрестанно оглядывалась, махала рукой и посылала воздушные поцелуи. Толпа схлынула со ступеней возобновила скандирование.

Ксавьера несколько раз хлюпнула носом и стала рыться в сумочке в поисках носового платка. Потом осторожно промокнула глаза.

– Милые, милые ребята!

– Все так, Ксавьера, но вряд ли их преданность поможет тебе на слушаниях. Наоборот, это еще больше настроит против тебя членов подкомитета. Лица, облеченные властью, болезненно реагируют на всякие демонстрации.