Грейте ладони звездами (СИ)

Ты можешь счесть, предложение Герта более приемлемым для себя с моральной точки зрения, я это понимаю, - продолжает он почти скороговоркой,  - но мы можем условиться об арендной плате, любой, которую ты сочтешь достаточной для себя. Просто я хочу помочь тебе, вот и все.

Зуд в пальцах не прекращается, более того, он лишь усиливается в процессе этого стремительного словоизвержения, которое обрушивает на меня Доминик... Теперь мне хочется обнять его еще больше в благодарность за это чудесное предложение: нам не придется переезжать на «Венеру»!

Я делаю несколько шагов вдоль кровати, сокращая дистанцию между нами с Домиником - все это время он напряженно наблюдает за мной, должно быть, пытаясь прочитать ответ по выражению моего лица. Но я подчеркнуто невозмутима... В процессе своих передвижений я замечаю злополучные трусики-стринги, повисшие на прикроватном торшере, словно парламентерское знамя, и сдергиваю их оттуда с дерзским блеском в глазах.

Кажется, это принадлежит Ванессе, - говорю я Доминику, приближаясь к нему вплотную и засовывая тряпицу в карман его пиджака. Он смущается еще больше, напрочь отбивая всякую память о невозмутимом Доминике Шрайбере, даже не смотревшем в мою сторону на ужине в доме своей матери; замечаю, как тяжело вздымается его грудь под плотной материей пиджака и как пульсируют зрачки голубых глаз в ритме ударов сердца...

А потом я тянусь и чмокаю его в колючую щеку, ощущая на мгновение, как кровь горячей волной приливает к самому сердцу, почти лишая меня кислорода... И вот уже руки Доминика, как два обжигающих клейма, ложатся на мою спину, продлевая это долгое мгновение до целой бесконечности, потонувшей в стремительном перестуке наших сердец...

Когда мы можем посмотреть квартиру? - с усилием выдыхаю я, делая шаг в сторону и чувствуя, как ладони Ника скользят по моим бедрам, оставляя за собой обугленные борозды.

Я... я думаю, в любое удобное для тебя время, -  хрипло отзывается он, засовывая руки в карманы.

Завтра вечером?

Договорились.

Я в последний раз бросаю взгляд на сына моей подруги...

… на будущего зятя моего работодателя...

… на чужого жениха и просто мальчишку, с которым нас разделяет бессовестный десяток лет, и понимаю с определенной ясностью, так четко, словно от вспышки света – меня волнует каждая черточка его красивого лица и мне приятны его руки на моем теле. Мне приятно слышать его голос и вдыхать неповторимый аромат его тела... Мне нравится видеть его улыбку и ощущать  смущенное трепетание его рестниц. Мне нравится почти все в Доминике Шрайбере!

Я могла бы повесить его вместо картины и любоваться дни напролет на широкий разворот его плечей и длинные мускулистые ноги... Я могла бы просто влюбиться в него!

Безумная, безумная Джессика, которой, по видимому, мало своих уже имеющихся проблем...

Я уже собираюсь было выйти из комнаты с корзиной грязного белья, когда слова Ника останавливают меня:

Я заметил твою новую прическу... Тебе очень идет, Джессика, выглядишь замечательно!

Он подходит и сует стринги Ванессы в мою корзину с грязным бельем.

Завтра увидимся, - прибавляет он с улыбкой, должно быть, радуясь, что тоже заставил меня раскраснеться.

                                                                  Глава 13.

Хотел бы я знать, зачем звезды светят...

Наверное, затем, чтобы рано или поздно каждый мог вновь отыскать свою.

                                 ***************************

Я могла бы полюбить Доминика Шрайбера, эта мысль неотступно преследует меня весь последующий день, как какой-нибудь неупокоенный призрак-мститель, вызывая попеременно то улыбку, то приступ одуряющего отчаяния. Не знаю, может ли человеческое сердце выдерживать такие стремительные перепады, только мое явно сбоило, грозя довести меня до могилы...

И на кладбище в тот день я все-таки оказываюсь: прохожу по запорошенной легкой поземкой дорожке до могилы Юргена, обсаженной зимними кустиками морозоустойчивой камелии, и замираю в непожвижности; памятник над ним был установлен еще полгода назад, и теперь я с гнетущей печалью осознаю, как давно не была здесь и как тяжело мне видеть этот холодный камень, вместо теплой и живительной улыбки моего любимого мужа. И я вспоминаю...

… вспомнинаю как в тот день полтора года назад - понимаю вдруг, что перестала подсчитывать точное их количество! –  счастливая и окрыленная возвращалась от своего гинеколога, который подтвердил мои тайные подозрения: я была беременна примерно чуть больше месяца. Поскольку утренние недомогания начались лишь пару дней назад, то учитывая опыт первых двух беременностей, я была почти уверена, что жизни, зардившейся во мне, именно не больше тридцати дней от зачатия. Ровно через восемь месяцев я стану трижды мамой!

Мне не терпелось поделиться этой радостью с Юргеном и потому я прямо с порога выпалила «ты снова будешь папой!», запрыгав от радости, как резиный мячик. Тот, оторопев на мгновение, прижал меня к себе и поцеловал...

Мы хотели этого ребенка!

Мы его ждали...

Это были радостные для нас месяцы, когда, несмотря на физические недомогания, ты все равно рад чему-то неведомому, происходящему внутри твоего организма. И вскоре мы уже знали, что это неведомое будет мальчиком, маленьким непоседливым мальчиком, которого мы назовем Карлом.

… где-то рядом по соседней тропинке шелестят шаги сухонькой старушки с букетиком цветов в руках, от дороги доносятся радостные детские голоса, сигналят автомобили, в кустах шелестит непоседа-воробей — все это выхватывает меня из моих воспоминаний, и я, снова вернувшись к реальности, прижимаю руку к своему опустевшему лону и сгинаюсь, как от боли. Слезы прорываются надрывным вскриком-всхлипом, затапливая таким отупляющим одиночеством, что становится тяжело дышать.

- Сегодня нашему малышу исполнилось полгода, - говорит мне Юрген, протягивая маленькие пинетки голубого цвета, - еще совсем чуть-чуть и мы сможем с ним познакомиться. Скорее бы!

Я только «за», - хмыкаю я, подпирая ноющую поясницу руками.

Хочу это отметить, Джессика, - Юрген целует меня в кончик носа, -  одевайся,  мы едем в ресторан!

Лучше бы мы тогда остались дома, лучше бы я продолжила жаловаться на свою ноющую поясницу и постоянное неизбывное желание спать, лучше бы... Но Юрген был так возбужден и так настроен на праздник, что мне не хотелось портить его настроение отказом...

С вами все хорошо? - слышу я обеспокоенный голос за своей спиной. Та сама старушка с цветами, виденная мною ранее, стоит и заботливо смотрит на меня из-под полей своей зимней шляпки.

Все хорошо, - отзываюсь я по привычке, размазывая слезы по оледеневшему на холодном ветру лицу. Она протягивает мне бумажную салфетку. - Спасибо... Я просто давно здесь не была, - решаю пояснить я свое зареванное лицо. - А теперь разом столько всего нахлынуло...

Она смотрит на выбитые в камне цифры и тихонько вздыхает.

Муж? - спрашивает она.

Я киваю головой.

Мой тоже тут лежит, - шелестит она еле слышно. - Вот уже пятый год пошел... Да и мне недолго осталось. А вот ты, - она вскидывает на меня подернутые печалью глаза, - ты другое дело, ты еще так молода, ты еще будешь счастлива, милая. Вот увидишь...

И похлопав меня по спине своей маленькой иссохшейся ладонью, она медленно побрела прочь, словно древняя весталка в обители печали. Я утираю слезы и смотрю на часы... Шесть. Мы с Ником договорились встретиться в половину седьмого и осмотреть его пустующую квартиру - он дал мне адрес только сегодня.

Когда я добираюсь до места, тот уже стоит у машины и ждет меня.

Парень, в которого я могла бы влюбиться!

Мы молча проходим по заледеневшей дорожке до подъезда, а потом поднимаемся в квартиру, встречающую нас гулким эхом и тишиной пустых комнат.