Доктор Праздник

Тэйлор нежно высвободилась из его руки и выудила из карманов жакета красные перчатки из тонкой шерсти. Натягивая их, она сказала:

— Я тут в силу множества причин.

— И какого же рода эти причины?

— Ну, скажем, такого, что матушка-природа сыграла со мной в прошлом году злую и самую что ни на есть подлую шутку, замедлив мне обмен веществ. И я обязана либо ходить на прогулки, либо перестать есть. Прогулки показались мне наилучшим вариантом, — отрешенно вздохнула Тэйлор.

— Решение правильное. — Дрю окинул взглядом все ее тело, восхищаясь, как ловко облегают ее джинсы, вовсе не новые, но далеко не выцветшие. Изгибы и округлости ее тела находились как раз там, где им положено быть, но сексуальной делал ее сам стиль поведения, легкость, с которой она двигалась и смеялась. Она была мягкой и теплой и не имела ни малейшего представления о том, как резкий, холодный ветер подрумянил ей щеки и сделал алым ее рот.

Делать вид, будто она ему безразлична, было достаточно трудно даже тогда, когда ей было всего шестнадцать. Теперь же это становилось просто невозможно. Особенно, когда он понял, что даже дурацкая утрированная английская булавка с цепочкой на ее жакете смотрится сексуально. Но вместо того, чтобы воспользоваться цепочкой, как предлогом, позволяющим до нее дотронуться, он взял себя в руки и сказал:

— Ну хорошо. Медицинские показания — одна из причин. Я понял, что их много. Так каковы же прочие?

— Папа сказал мне, что тут вокруг произошло множество перемен — и в нашем квартале, и на главной площади — так что мне захотелось поглядеть на все это самой. — Тэйлор замолчала и стала разглядывать давно находящиеся тут выстроенные по индивидуальным проектам дома и высокие деревья. — Оказывается он имел в виду новые заборы.

Там, где они находились, красивый металлический заборчик с кирпичными столбиками ограждал усадьбу Андерсонов. Чуть подальше от угла усадьбы начиналась чья-то кованая чугунная ограда и уходила в сторону.

— В прошлом году ничего этого не было. Когда мы ходили петь рождественские песенки, то собирались у парадного входа в дом Андерсонов. — Она провела ногтем по кирпичной поверхности столбика. — Боюсь, что в этом году придется петь на улице, не заходя во дворы. Это будет уже не то.

Уловив нотки грусти в ее голосе, Дрю заметил:

— У вас всегда было четкое представление о том, как положено делать то или иное.

Она пожала плечами.

— Жить я могу и в Литл-Роке, но мой дом здесь. И какая-то часть меня все время хочет, чтобы все оставалось таким, каким я это помню.

— И ты хочешь, чтобы люди тоже оставались такими, какими ты их помнишь?

— Нет. — Ответ был быстрым и резким. Слишком быстрым, слишком резким.

— И ты разочарована?

— Не совсем. — Это было правдой. Хотя бы отчасти. Она была разочарована оттого, что он все еще в состоянии перевернуть ее вверх тормашками, но не оттого, что он был лучше, чем ей запомнился. Тэйлор завела руки за спину и стала улыбаться, глядя себе под ноги. Пусть он сам в этом разбирается. Она ему ничего объяснять не будет.

— И как долго должна продолжаться эта небольшая прогулка? — спросил Дрю, как только они вышли на угол.

— А ты уже устал? — невинно проговорила она и замерла. — А… я и позабыла. Ты же старше меня.

— Не намного, — хмыкнул он. — Размягчение мозга меня еще не поразило. Так все-таки почему ты не называешь мне истинную причину этой прогулки? По твоему виду не скажешь, что тебе требуются физические упражнения, а устроить себе экскурсию по городу можно было бы и при помощи машины. Что же остается?

Тэйлор потерла друг о дружку ладони в перчатках. Она вспомнила один из своих давних дней рождения, про который все в семье позабыли. Единственным человеком, который заметил, что с нею что-то не так, и спросил ее, отчего она так расстроена, был Дрю.

— Я никогда не смогла бы обмануть тебя, верно?

— Ты никогда не смогла бы обмануть меня, — точно эхо, ответил Дрю, и слова его, казалось, замерзли на холоде. Он наклонился к ней и протянул руку, чтобы дотронуться за цепочку. И когда он потянул ее вниз, то тыльной стороной ладони задел едва ощутимо за грудь.

В душе Тэйлор немедленно зажегся красный свет. Что бы ни происходило сейчас, не имело никакого отношения к прошлому. Этот человек, который сейчас стоял перед ней, вызывал учащенное сердцебиение и пронизывающую тело дрожь.

По сравнению с мужчиной из плоти и крови воспоминания о нем же были неуловимо зыбки. Этот Дрю был слишком настоящим, слишком зримым, слишком неожиданным. В нем таилась беда.

В такого мужчину можно было влюбиться, а любовь в планы Тэйлор не входила. Любовь представляла собой опасность. Любовь влекла за собой появление обязательств и семьи. А она этого не желала. Одной семьи ей было вполне достаточно.

— Так почему же мы на улице, Тэйлор? — продолжал спрашивать он.

И когда она не ответила, он приподнял ее лицо за подбородок и заставил ее посмотреть ему в глаза. Она никогда не смогла бы обмануть Дрю. Так зачем стараться? Он все равно не оставит ее в покое до тех пор, пока она не скажет всю правду.

Она высвободила голову и двинулась по улице в направлении городского парка.

— Потому, что я сочла прогулку предпочтительнее, чем пожизненное заключение за убийство всех членов собственной семьи.

Искренний смех Дрю заставил ее улыбнуться, как и последовавший за этим вопрос:

— А каким бы был мотив?

— Самозащита. Братья сводят меня с ума.

Дрю призадумался, внимательно изучая ее профиль.

— Мне ты кажешься вполне психически здоровой.

— Рассудка хватит ненадолго.

— Не пожелаешь ли мне об этом рассказать?

— А ты пожелаешь слушать? — недоверчиво спросила она.

— Истинный крест! — Дрю подкрепил слова действием и осенил грудь крестным знамением.

— Рассказ не из приятных. — Тэйлор нахмурилась, точно погрузилась в глубокие раздумья. — Посмотрим… Так с чего же начать? — В голове тут же возник облик самого младшего из братьев. — Знаю! Мики бросает колледж. Думаю, он это делает потому, что его хотят выкинуть, а он не хочет предоставить кому-то такое удовольствие.

Дрю нырнул под нависшую, точно крыша беседки, ветку.

— А почему это сводит тебя с ума? Он будет не первым парнишкой, отказавшимся от колледжа в пользу настоящей жизни.

— В нашей семье — будет. Мама хотела, чтобы мы все получили образование. Я обещала ей, что так оно и будет, и не могу допустить, чтобы Мики стал единственным исключением.

Перед ними уже расстилался парк, по-зимнему серо-коричневый, засыпанный остатками осенних листьев. Голые деревья стояли на страже подле пустынных горок и качелей. Дрю кивнул в сторону безлюдной стеклянной веранды, где обычно чествовали победителей в различных состязаниях.

Когда Тэйлор согласилась отправиться туда, в дальний конец парка, вместе с ним, он задал очередной вопрос:

— Значит, одна из проблем — Мики. Что еще?

— Ты хотел сказать, кто еще? — уточнила Тэйлор.

— А… мой недосмотр. Так кто еще?

— Бо. Он и Бекки ждут беби номер четыре. Никто из них не принимает в расчет тот факт, что уход за ребенком потребует гораздо больше средств, чем Бекки зарабатывает в городском банке. Еще есть Дэвид, который, похоже, только сейчас уяснил себе разницу между вещью антикварной и просто старой. Он шатается по папиному дому и расписывает нашими именами мебель, чтобы мы не передрались из-за вещей, когда папа умрет.

Тэйлор, когда он расхохотался, стала тыльной стороной ладони колотить его по бицепсам. — Эй, Деревня, это вовсе не смешно!

— Как раз наоборот. Я беспокоился из-за тебя, Мышка. Я боялся, не изменилась ли ты, но теперь вижу, что нет. За прелестнейшим фасадом все еще бьется сердце закоренелого прагматика. На первом плане семья, и к черту все остальное!

— Ну, кто-то ведь должен этим заниматься!

— И этим «кто-то» обязательно должна быть ты!

— Не обязательно, если тебе известна кандидатура какого-нибудь дурака, готового забрать эту семейку у меня из рук! — выпалила она.