Почти понарошку (СИ)

- Молодец. Поймал с поличным. Орден тебе за бдительность. Так как ты здесь очутился?

- Почему ты мне ничего не сказала? Почему решила сама? – гнул он свое.

- А как я должна была решать? Тебя спрашивать? Когда точно знаю, что мне это сейчас не надо? Мне! Это я из жизни выпаду на энное количество лет.

- Что за каменный век? – удивился Герман, сосредоточенно глядя перед собой. Хорошо, что нужно следить за дорогой, и можно не смотреть на Юльку. – Он такой же мой, как и твой. Я имел право знать. От тебя!

- Вот я сейчас не пойму… Это меня от твоей положительности подташнивает, или наркоз еще не отошел. Ты меня не слышишь, Гера! Это моя жизнь. И я сама в состоянии разобраться, на что ее тратить. Дело не в том, что я детей не хочу. Дело в том, что эта беременность – не вовремя.

- То есть на меня ты готова тратить свою жизнь, а на моего ребенка – нет? Здо́рово!

- Да при чем тут!.. – Юлька откинула голову на спинку сиденья и засопела носом. В мозговой коробчонке явно происходил активный мыслительный процесс. Потом по лицу ее расползлась улыбка, и она медленно подняла взгляд на Липковича. – Ладно, сам напросился. Я понимаю, что ты сюрприз собирался сделать со своим Цюрихом. Но вот именно ребенок в наш отъезд точно не вписывался. Может быть, потом.

- Конечно, не вписывался, - согласился Герман. – Именно потому я и отказался от этого предложения. Свадьба, ребенок – семья важнее.

Юлька охнула и подскочила. Мотнула головой, словно не верила услышанному. И на всякий случай уточнила:

- Отказался? От контракта? Ты?

- Я.

И тут она тоже зависла. Как давеча Иван Александрович. Но времени, чтобы прийти в себя Юльке нужно было больше, чем ранее начальству. Когда сказанное дошло до ее сознания, она в очередной раз тряхнула светлой головой и отчетливо, как она умела, произнесла:

- Идиот.

- Я тебя тоже люблю, - сказал Герман зло, но чувствовал себя скорее огорошенным ее поступком. Задевало и то, что она сделала, и то, что приняла решение в одиночку. И смириться с этим он не мог. Не сейчас.

- Ни хрена, - прошипела Юлька. – Не любишь. Думаешь, что любишь. У тебя план! План капитального строительства собственной жизни. И меня ты в свой чертов план записал под четвертым пунктом. Школа. Универ. Работа. Жена. Пятый – ребенок. Шестой – диссертация. Да? Угадала?

- А ты любишь? – Липкович бросил на нее быстрый взгляд и снова уставился на дорогу.

- А я не знаю! Я не знаю, можно ли любить человека, который даже мечту отбросит за ненадобностью, если она не укладывается в его расписанную по минутам жизнь! Ты же на экспромт не способен! Я с тобой чахну. Я три года пыталась, но я не хочу… А ребенок – это слишком серьезно, чтобы рожать, когда не уверена в правильности выбора, понимаешь?

- Понимаю. Не рожать, потому что это мешает контракту – вот это серьезно.

- Не передергивай! Ты понимаешь, о чем я!

- Нет, Юль. Не понимаю. Думал, понимаю. Теперь… Да черт возьми, как ты могла?! – заорал он и шарахнул с силой ладонями по рулю.

- Молча! Залет – моя ошибка, не твоя. Ты не должен был об этом знать. Какого черта тебя вообще понесло в этот проклятый роддом?

- Друг у меня там работает! Тот самый, с которым я должен был встретиться.

- Черт! – психанула Юлька и снова откинулась на спинку кресла. – Меня сейчас стошнит. Можешь ехать нормально?

Герман молча кивнул. Он словно уперся в стену, за которой была пустота. Такая же пустота была и внутри него самого. Что может быть дальше? Делать вид, что ничего не произошло? Или послать все к черту: прожитое вместе, планы, саму Юльку… А что делать с тем, что он ее любит?

- Нам лучше сейчас разойтись, - ее звонкий голос прозвучал достаточно громко, чтобы перекрыть рев двигателя.

- Уверена? – спросил он спокойно, почти равнодушно.

- Уверена. У нас разные приоритеты. На прошлой неделе я поймала себя на мысли, что мне приятно, что за мной Завадский бегает. А раньше раздражало.

- Он способен на экспромт?

- Не попробуешь – не узнаешь.

- Успехов! – буркнул Герман.

- И тебе тоже всего… хорошего, - она помолчала, снова задумавшись, и отвернулась к окну. А потом тихо добавила: - И вовсе не обязательно расставаться врагами. Отвези меня к моим. Пока будешь в отпуске, я отопру от тебя свои вещи. Вернешься – поговорим.

- О чем?

- Я отдам тебе ключи, ты пригласишь меня выпить кофе. И мы оба поймем, что все правильно.

- Ты это уже понимаешь. Давно?

- В данную конкретную минуту – окончательно! Гера! Ты себя слышишь? Я тебя бросаю, а ты на меня наорать даже не можешь по-человечески! Это ненормально!

- Я люблю тебя, - сказал он негромко, будто это объясняло все на свете.

- Вот сейчас жалостливо получилось. Я тронута. Но, честно говоря, если б ты мне за аборт по роже дал, я бы в нас больше верила.

Они больше не сказали друг другу ни слова. Пока добрались домой, пока она собирала вещи, пока он вез ее к родителям. Герман до последнего ждал, что она передумает, остановится, что-то скажет, обернется. И знал, что этого не случится. Юлька всегда отличалась решимостью – она умела вырывать с корнем. В отличие от него…

***

Лев Борисович Липкович относился к жизни с выдержкой истинного философа. Если за окном идет дождь, он пьет горячий чай и слушает Битлз. Если бестолочи из редакции рубят на корню серию очерков, для которой он полгода собирал материал, он пьет горячий чай и слушает Битлз. Если вишневое вино в погребе прокисло, вопреки законам логики и богатому опыту винодела-самоучки, он пьет чай и слушает Битлз. Если не сложилось ни с семьей, ни с карьерой – это еще не повод беспокоиться. Это повод выпить чаю и послушать Битлз.

В общем-то, именно этим он и занимался обыкновенным июньским вечером в родовом гнезде Липковичей неподалеку от поселка городского типа Козелец Черниговской области. И еще читал какую-то ерунду, полученную накануне из издательства. «В этом что-то есть, Лева!» - значилось в коротком послании главного редактора. «Есть, есть, - мысленно отвечал Лев Борисович. – Полторы тонны самолюбования и пару кило здравого смысла».

Не выдержав, захлопнул ноутбук, закрыл глаза. И четко расслышал шуршание гравия во дворе. Расплылся в улыбке, вскочил с кресла и направился встречать гостя.

- Привет, дядь Лёв, - поздоровался Герман, доставая из машины сумку. – Как ты тут?

- Неплохо в пределах статистической погрешности. Как добрался?