Искусство похищения сердец (ЛП)

Она одаряет меня легкой насмешливой улыбкой, прежде чем отойти, и я чувствую, что моё сердце действительно может выпрыгнуть из груди, но тем не менее я знаю, что могу сделать это. Мама сказала бы мне сделать три глубоких вдоха и дерзать. Я слышу её голос у себя в голове: «Всё замедляется; ты можешь сосредоточиться».

Острые каблуки Лидии издают такой звук, словно кошка царапает когтями пол.

– Ваше время пошло.

Это твоя мечта, Грэйс. Я делаю три глубоких вдоха и погружаюсь.

– Прошлым летом я провела в Италии целых шесть недель, но теперь Рим кажется таким провинциальным, знаете ли? – говорит снобистского вида брюнетка с идеально прямыми блестящими волосами, сидящая рядом со мной.

Я уже примерно час находилась в гостиной – слишком роскошной, чтобы называться комнатой ожидания – у кабинета Лидии. Стены украшены произведениями искусства, каждое из которых определенно стоит не меньше моей зарплаты за сотню лет. Беспокойство всё сильнее скручивает мой желудок в тяжелый узел, по мере того как я слышу все больше и больше разговоров других претендентов об их фамильных поместьях на Кейп-Коде⁶ и общих друзьях из школ-интернатов и колледжей Лиги плюща.

Это словно окно в совершенно другой мир. Они даже используют слово «лето» в качестве глагола, например: «Где ты летничал»? – собственно так и начался разговор рядом со мной. Единственные места, где я когда-либо «летничала» – это в патио вместе с мамой, с лимонным соком на наших волосах, для их осветления, и редкие поездки в общественный бассейн.

– О, Челси, – говорит девушка номер два. – Только лишь из-за того, что парень, с которым ты встретилась во Флоренции, так тебе и не перезвонил, пребывание в Италии не становится ужасным разочарованием.

– Я тебя умоляю, Анжелика, ты едешь за границу лишь потому, что твой папочка сказал, что ты не можешь проваляться еще одно лето в его доме в Хэмптоне.⁷

– Он также заставил меня подать заявку на эту стажировку, – надулась Анжелика. – Какой-то его старый приятель знает тут кого-то и бла-бла. – Бла-бла – так эта девушка относится к связям, за которые я готова убить. Она даже не представляет, какая она везучая. – Папа думает, что мой диплом Йеля делает меня гением, но я же знаю, что только что провалила это задание. – Она приглаживает светлые, выбившиеся из пучка волосы. – Я даже не знаю, что это была за штуковина в виде стержня! По мне, так выглядело как сломанные щипцы для завивки.

Я старалась не думать о том, насколько это несправедливо. Мир искусства таков везде, все зависит от того, кого вы знаете, в каких кругах крутитесь и насколько богата ваша семья. У меня нет соседа-кинозвезды или трастового фонда, поэтому девушки вроде этих никогда не будут воспринимать меня всерьез, но это, к счастью, не повлияет на мое финальное собеседование. Я знаю, что успешно справилась с заданием. А та «штуковина в виде стержня» – немецкий скипетр семнадцатого века, а не аксессуар из салона красоты. Я еле сдержалась, чтобы не сказать об этом вслух.

Ассистентка Лидии со своей папкой появляется в тот момент, когда недавний засранец в костюме от Армани вышел из ее кабинета.

– Грэйс Беннет?

Я встаю и захожу в комнату. Мои руки вспотели, а горло пересохло. Я опускаюсь в одно из кресел напротив стеклянного рабочего стола Лидии. В отличие от остального здания, эта комната полностью современная, в стиле хай-тек, украшенная лишь парочкой античных китайских клуазоне ваз.⁸

– Мисс Беннет, – произносит Лидия, откинувшись на спинку своего белого кожаного кресла. Её идеально уложенные волосы не шелохнулись, пока она осматривала меня с головы до ног. – Здесь сказано, что вы учились в… Монклерском Общественном Колледже. – Она протяжно выговаривает последние три слова, явно забавляясь. – Не знала, что можно получить приличный уровень знаний в области изящных искусств в общественном колледже.

– Не все из них предлагают подобную программу, – отвечаю я, чувствуя, как сердце екает из-за этой неожиданно возникшей преграды. – Мне посчастливилось найти Монклерский Общественный Колледж, после того как я бросила учебу в Университете Тафтса.⁹

– Вы были студенткой Тафтса? – она выглядит удивленной.

– Я посещала занятия на протяжении года, училась на полную стипендию, до того как… по семейным обстоятельствам мне не пришлось вернуться домой.

Лидия ждет объяснений, но я больше ничего не добавляю. Болезнь мамы, ее последующая смерть – мне до сих пор слишком больно говорить об этом. Вскоре Лидия, сдвинув очки на кончик своего острого носа, просматривает следующий лист бумаги, находящийся у неё в папке.

– Вы очень хорошо справились с заданием.

Я выдохнула. Казалось, я не дышала с тех пор, как зашла в аукционный дом.

– О, очень приятно слышать. – Я знала! – Я просто так сильно люблю искусство – эпоха Барокко моя самая любимая, движение в картинах, энергия и жизнь в таких драматических и ярких деталях – но любой истинный шедевр искусства поражает меня прямо сюда, понимаете? – Я касаюсь своего сердца. – Это как настоящий физический отклик. И я просто хочу находиться в окружении всей этой красоты, творений рук человеческих, истории произведений искусства, которые находятся тут, у вас.

Лидия снимает очки, почти улыбаясь мне. Наверное, несмотря ни на что, это все же не так уж маловероятно.

– Другие претенденты также справились хорошо, – говорит она. – Расскажите, почему именно вы заслуживаете этого.

Я снова вдохнула. С чего бы начать?

– Если вы дадите мне эту возможность, Мисс Форбс, я буду работать очень усердно, усерднее, чем кто-либо другой. Я понимаю, какая это возможность и не воспринимаю ее как должное. – Не так, как те детки снаружи с трастовыми фондами, добавляю я про себя. – Днём или ночью, в зависимости от того, что будет нужно «Кэррингерс». Я хочу эту работу, и… честно говоря, это всё, чего я когда-либо хотела. Я знаю, что буду действительно хороша в этом деле, и если вы просто позволите мне…

– Спасибо, мисс Беннет, – перебивает она меня. Резко встает, так что и мне пришлось последовать ее примеру. Моя юбка прилипла сзади к моим ногам. – На этом всё.

Она жестом указывает мне на дверь, около которой я замечаю ее ассистентку, которая стояла там подобно статуе на протяжении всего собеседования. Мои щеки вспыхивают.

Немного растерявшись, я благодарю её пересекая кабинет в сторону входной двери.

– Мы свяжемся с вами, – говорит Лидия, когда я покидаю кабинет и снова окунаюсь в море богатеньких детишек, их дизайнерских шмоток и школьных связей, чувствуя себя самой огромной рыбой, которую только выбросили на сушу. Что только что произошло?

Челси и Анжелика по-прежнему сидят на своих местах, болтая и смеясь. Они совсем не нервничают, и я задумываюсь, каково это – когда тебе не нужно так усердно стараться. Иметь влиятельного папочку, который может подергать за ниточки, чтобы устроить тебе собеседование, и по жизни получать всё на блюдечке с голубой каёмочкой. Когда я прохожу мимо, ассистентка Лидии называет какое-то до безумия смешное имя вроде «Грандельвиль Брэндиблерг», и Анжелика произносит:

– О, он должен быть действительно хорош. А его мать тут член Совета директоров.

– Я не волнуюсь, – беззаботно отвечает Челси. – Ты знаешь, мой отец – один из самых крупных их клиентов. Моё имя уже красуется на всех необходимых бумагах.

Анжелика закатывает глаза.

– И чего я вообще беспокоюсь?

Челси замечает, что я наблюдаю за ними, и ухмыляется.

– Никому из вас и не нужно беспокоиться. Это всё показуха.

Она разглядывает меня с ног до головы и, демонстративно громко прочистив горло, говорит:

– К слову о показухах …

Сидящая рядом с ней Анжелика начинает хихикать.

У меня всё внутри обрывается. Начинают подступать слезы, и я быстро ухожу прочь, ускоряя темп, несмотря на боль и волдыри на ногах. Я должна надеяться, что эта испорченная, самодовольная девушка с блестящими волосами всё-таки ошибается. Что весь этот день не был простой формальностью, как она думает, и что у меня всё еще есть шанс. Мамочка, я сделала всё, что было в моих силах. Я скрестила пальцы, ныряя обратно в суматоху городских улиц.