Невеста моего брата

Актеров фильма поселили в замке де Каз на берегу реки Тарн. Фабьен переспал со второй женской ролью. Какому-то клиенту отеля удалось их сфотографировать, когда они целовались в парке, и фото опубликовали в прошлый понедельник во французском светском журнале.

— С мобильным телефоном теперь все превратились в папарацци, — жаловался Фабьен.

— А что Аннабель?

— Орет на меня.

— Вы поговорили?

— Всю ночь с понедельника на вторник и со вторника на среду. Ты что, не видишь, на кого я похож?

— Ты принимал наркотики?

— Днем я дублирую фильмы в Булони. Как же мне без них держаться?

— И как целовать девушек в парке?

— Иногда я забываю, что я знаменитость и интересую людей.

— И каковы последствия?

— Пытаюсь помириться с Аннабель, но это нелегко, да я и не уверен, что хочу этого.

— Ты ее больше не любишь?

— Я от нее устал. Она против табака, против алкоголя и против наркотиков.

— И против секса?

— Для секса есть получше.

— Девушка из Тарна?

— Например.

* * *

Воскресный обед в Мароле. Я вошел в пустой дом, так как Катрин и Саверио были на мессе. Мой первый визит после Рождества. Всякий раз, когда я возвращался сюда, я думал о своем отце. Его образ, частично стертый из моей памяти, проникал в комнаты, садился на стул, исчезал как облако. По возвращении из церкви глаза Саверио блестели, будто он плакал или готовился это сделать. Он пригласил меня выпить «аперо». Он легко употреблял разговорные и жаргонные слова, такие как работенка, передряга, свинство, бабки. В сознании иностранцев, живущих во Франции, это является признаком глубокого знания нашего языка. На аперитив мы устроились в зале.

— Во сколько приезжает Фабьен? — спросил я.

— Он не приедет. Он звонил позавчера вечером.

— Вы могли бы меня предупредить!

— Я хотел, но Катрин сказала, что тогда ты тоже ее подставишь. Твой брат и Аннабель уехали в Рим на выходные. Лучше бы они поехали в Венецию. Там сейчас карнавал.

— Они еще вместе?

— А они должны были расстаться?

— После приключений в Тарне у них были напряженные отношения. Аннабель не понравилось быть рогатой. Вдобавок она надоела Фабьену. Она мешает ему курить, пить и колоться.

— Может, это и к лучшему. Что меня беспокоит относительно твоего брата и особенно его карьеры, так это вялость его невесты, ее пустота и необразованность. Она тянет его вниз, а ему нужна женщина, которая бы его проталкивала. Уравновешенная интеллектуалка.

— Психолог?

— И среди них тоже есть хорошенькие. Они обожают актеров. Это интересный объект для изучения раздвоения личности. Француженка или итальянка.

— Француженка. В нашей семье уже достаточно итальянцев.

— Мне было бы с кем поговорить.

— Я же говорю с тобой.

— Говоришь, но меня не слушаешь.

Катрин позвала нас за стол. Она приготовила кускус с рыбой. Для его приготовления нужна некая серебряная рыбка, которую ловят у берегов Северной Африки. Во Франции ее не найти, поэтому здесь ее заменяют корюшкой. Это одно из любимых блюд Фабьена. Должно быть, Катрин купила рыбу в пятницу утром, до того как мой брат отказался от приглашения. В итоге я за двоих наслаждался кускусом нашей матери. Хотя мне больше нравился ее кускус с телятиной, морковью, репой, луком, кабачками, капустой и тыквой.

Когда я вернулся домой, на улицу Рей в 15-м округе Парижа, напротив водохранилища, я просмотрел в Интернете элитные римские гостиницы и стал названивать им, не для того, чтобы поговорить с Фабьеном или Аннабель, а чтобы узнать, где они спали, какой вид из их окна, сколько это стоило моему брату. Я проверил отель «Вилла Медичи» на площади Тринита ди Монти. Семьсот девяносто евро за ночь — это была нормальная цена для Фабьена. Ни в «Вербье», ни в «Аслер». В «Дэ Рюси» (на улице Вабина, где находится также «Пиранези Палаццо», куда я не звонил, потому что это более низкая категория) их тоже не было. Может быть, мой брат выбрал улицу Венето из-за бутиков. Я позвонил в «Grand Hotel Flora», в «Wetin Exelsior», «Rose Garden Palace», «Regina Hotel Bagliori», «Majestic». Ничего. Этот день должен был мне дорого стоить из-за телефонных разговоров. К счастью, это было воскресенье. Где же спрятались Фабьен и Аннабель? Были ли они вообще в Италии? Я упорствовал и закончил тем, что обнаружил их в «Visconti Palace». Возле площади Кавур и недалеко от Ватикана. Триста тридцать евро за ночь. Это не пахло страстной встречей. В крайнем случае, предвидя растраты иного рода, Фабьен мог сэкономить на своих выходных, но меня бы это удивило.

Он меня не предупредил ни об их отъезде, ни об их приезде. Я узнал об этом от Катрин, неохотно отвечающей на мои расспросы. Как будто она остерегалась меня. Догадывалась ли она о моих истинных намерениях но отношению к невесте Фабьена?

В Риме все прошло не очень гладко. Тем не менее мой брат водил Аннабель в самые шикарные рестораны: в «Hostaria dellʼOrso di Gualtiero Marehesi», «Agata et Romeo» и даже в «Pergola». Все, что он сэкономил на отеле, он потратил за столом. Здесь он заблуждался: девушки вроде Аннабель предпочитают красивые ванные комнаты вкусным блюдам, от которых они толстеют.

Ни он, ни она не были любителями развалин. Они обходили стороной римские форумы, но посетили Колизей, так как обожали фильм «Гладиатор». Они сидели на ступеньках лестницы Тринита ди Монти. Фабьен пил пиноколада в барах на Траставере, Аннабель сидела на кока-коле лайт. Это и было причиной их первых сор: ему надоело пить одному, а ей надоело видеть его пьяным.

— Проблемы с алкоголем становится решать все сложнее и сложнее, — говорила Катрин, — в наше время женщин не смущали пьяные мужчины, а мужчины считали нормальным то, что женщины пили только воду.

С нежным взглядом Саверио поднял бокал вина за здоровье своей чуткой, все понимающей супруги. Были ли тому виной плохая погода, но Фабьен и Аннабель вернулись в Париж еще больше недовольные друг другом, чем перед отъездом. Они разбежались по своим углам: Аннабель на улицу Батиньоль, где она жила в квартире, принадлежащей ее матери, а Фабьен на свой чердак на улице Ангьен, купленный в 1993 году на половину папиной страховки на случай смерти, вторая половина которой позволила мне купить квартиру на улице Рей. После недавних успехов на экране мой брат подумывал переехать в седьмой округ Парижа или в Нейи, но опасался, что, отдалившись от народа, он утратит часть своего актерского таланта.

5 февраля 2004 года, день в день за год до рождения своего сына Тома, Аннабель оставила для меня сообщение в редакции. Я долго смотрел па клочок бумаги, на котором стажер нацарапал ее имя и номер телефона. Я не знал, что ее фамилия Баррозо. На бумаге было написано «А. Баррозо». В голове мелькнула мысль: «О чем премьер-министр Португалии хочет поговорить со мной?» Баррозо стал председателем Европейской комиссии только в середине лета, и еще мало кто из французов знал его имя (Хосе Мануэль). Это мог быть Антонио, Альберто, Анжело. Я не колебался ни минуты, настолько этот клочок бумаги, это имя и номер говорили мне и даже кричали об Аннабель.

С виду это был деловой звонок: Аннабель — независимый пресс-атташе, занималась «красивой книгой» о шоколаде и просила меня написать о ней в моей газете. Я ей объяснил, что сезон красивых книг уже прошел и сейчас в разгаре сезон скидок на них. Она сказала, что я не поддержал ее. Из чего я заключил, что она нуждалась в поддержке другого рода, и предложил ей сейчас же встретиться и что-нибудь вместе выпить. Она была занята, но была не против пообедать вместе на следующий день. Выбор ресторана она оставляла за мной. Ведь это я специалист по парижским вылазкам. Она читала мои статьи и часто соглашалась с моим мнением. За исключением нескольких баров в ее квартале: я больше любил «Местечко» (67, площадь доктора Феликс- Лоближуа), чем «Три комнаты плюс кухня» (23, ул. Шеруа), она — наоборот.

С самого начала разговора я с трудом понимал, о чем она говорила, пребывая в шоке от факта, что я говорю с ней по телефону. Эта девушка, которую я не видел уже несколько недель, но которая занимала все мои мысли, говорила со мной как со старым другом, школьным товарищем, коллегой по работе. В полном отсутствии двусмысленности нашего диалога была какая-то неясная напряженность, в которой мое желание встретилось с ее интересом ко мне. Мне было тяжело сопоставить голос Аннабель с воспоминаниями о ее лице, силуэте, что придавало еще больше нереальности нашему разговору. Она даже не побеспокоилась узнать, буду ли я свободен завтра в обед, решив, что для нее я есть и буду свободен всегда, в любое время дня и ночи, неважно какого дня и какой ночи. Я отменил свой обед и занялся поиском ресторана в 17-м округе. Бюро Аннабель находились на улице Рима. Она говорила о нем во множественном числе, но на самом деле бюро было всего одно, на чердаке дома, где жил Стефан Маларме с 1875 года до своей смерти (1898). Оно стало для меня местом паломничества, даже после того, как она его оставила, чтобы разместить свои — сейчас их у нее уже несколько, — бюро в Левалуа-Перре, на улице Камий Пелетан.