Радость победы

Стиви с изумлением обнаружила, что внутренняя поверхность рук, ближе к подмышкам, у нее особенно чувствительна. И что от поцелуев под коленку она теряет волю и слабеет. Она нашла особое местечко и у Джадда — справа на боку, прямо под нижним ребром. А еще на левом плече у него родинка. И он застонал, когда она покрыла поцелуями некрасивые неровные шрамы у него на ноге.

— Эта штука всегда была для меня объектом сексуальных фантазий, — заметил он, чуть потянув за ее косу.

— Правда?

— Правда.

— А каких именно фантазий?

Он лишь загадочно улыбнулся и уклонился от ответа.

— Тогда покажи.

От такого соблазнительного предложения он отказаться не смог. И с удовольствием все показал, при полном ее содействии. Эхо от их криков и стонов отражалось от стен дома.

В ту минуту Стиви вдруг четко осознала, как сильно она любит Джадда, и поняла, какое решение ей следует принять. Оно было единственно верным и единственно возможным. Удивительно, почему она не видела его раньше.

Жизнь, сама жизнь, как таковая, — гораздо драгоценнее, чем слава, награды, почет, деньги, признание и прочее, прочее, прочее.

Пока Джадд одевался, Стиви спустилась вниз, сказав, что приготовит легкий ужин. Вместо этого она схватила кошелек, ключи от его машины и выскочила из дома. Торопилась она даже не оттого, что опасалась гнева Джадда. Скорее Стиви боялась передумать.

Она была уже у машины, когда Джадд выбежал на террасу, крича: «Какого черта? Стиви, вернись! Куда ты?» Когда же до него дошло, что она к тому же забирает единственное средство передвижения, то пришел в настоящую ярость.

«Ты что, совсем рехнулась? Черт! — Он наступил на камень и заскакал на одной ноге. — Я тебя задушу, когда поймаю! Черт, черт, черт!»

Ударяя кулаком по ладони, Джадд добавил еще пару ругательств, гораздо менее невинных.

В окнах ее дома не было света. Стиви с облегчением отметила, что вокруг нет ни души. Должно быть, папарацци и просто любопытствующие устали ждать. Или вообще забыли о Стиви Корбетт, увлекшись более интересными новостями.

Ее растения нуждались в срочном поливе. Стиви ругнула себя за то, что забыла обратиться в службу, обычно занимавшуюся уходом за цветами в ее отсутствие, и пообещала себе непременно позвонить туда при первой же возможности. Хотя один Бог знает, когда это будет.

Первым делом она связалась со своим доктором. Он был так рад, что она объявилась, что даже начал слегка заикаться.

— Если я не сделаю этого сейчас же, то могу передумать. — Стиви говорила очень быстро. — Я могу приехать примерно через час. Вы сможете все подготовить за это время?

Врач пообещал, что все сделает и будет ее ждать. Второй звонок был менеджеру.

— Стиви! Слава богу! Я с ума сходил.

— Мне нужно было побыть одной и подумать. — На самом деле она была не одна, а с Джаддом, но объяснять это менеджеру было сейчас не с руки. Слишком все сложно. — Сегодня я ложусь в больницу. Операция назначена на завтрашнее утро.

— Последовала многозначительная пауза. Конечно. Это же твое решение.

— Да, мое. На карту поставлена моя жизнь. Это важнее, чем карьера.

— Конечно, важнее! Это всего лишь Уимблдон. — Наигранно бодрым тоном он попытался утешить ее. — Его каждый год проводят. В следующем году он твой.

— Хотелось бы верить. — Оба они знали, что это не так, но Стиви тоже постаралась изобразить энтузиазм.

Менеджер пообещал известить всех, кого нужно, и подготовить заявление для прессы. Оказывается, никто не забыл о Стиви, журналисты по-прежнему охотились за ней.

— Хорошо, но давай подождем до завтра, ладно? Пусть пройдет операция. Тогда мы сразу сообщим и о ее исходе.

Попрощавшись, менеджер повесил трубку. Стиви вдруг ощутила страшное одиночество. Тишина в квартире давила на нее — так привыкла она к стуку пишущей машинки Джадда.

Со стен на Стиви смотрели фотографии, на которых она, улыбающаяся, прижимала к груди тот или иной кубок. Ей показалось, что они смеются над ней. Кубки, медали и прочие награды, занимавшие все свободные места на стенах, книжных полках и этажерках, будто бы издевательски подмигивали ей. Самое последнее приобретение, кубок Открытого чемпионата Франции, которому Стиви так радовалась всего пару недель назад, выглядел каким-то чужим и ненужным.

Слишком поздно менять решение, напомнила себе Стиви, прошла в спальню и начала собирать вещи. Укладывая белье в маленький чемоданчик, она прошептала:

— Твоя жизнь в руках Господа, Стиви.

Однако у Бога было много помощников.

Например, все те люди, что занимались Стиви.

Еще до того, как она попала в операционную, ей пришлось перенести множество не всегда приятных и где-то даже унизительных процедур.

Тщательно заперев гараж — не хватало еще, чтобы машину Джадда угнали второй раз за этот день, — Стиви добралась до больницы на такси.

В приемном покое ей пришлось поставить свою подпись на миллионе разных бумаг, связанных со страховкой, и вдобавок еще подписать открытку для Дженнифер. «Моей дочери двенадцать лет, и она мечтает быть похожей на вас, когда вырастет», — с благоговением сообщила ей женщина-администратор.

Дальше ее отвели на рентген. Одетую лишь в бумажную накидку, Стиви посадили в комнату, где температура была, кажется, не выше чем в холодильнике, и попросили подождать. Там она провела около часа, пока в кабинет не влетел лаборант с тысячей извинений. Сделали рентген легких.

Другой лаборант взял у нее кровь на анализ.

— Ну что, как вы себя чувствуете? — спросил он, выкачав из вены Стиви, должно быть, не меньше кварты крови. — Можете расслабиться. — Он разжал пальцы Стиви, стиснутые в кулак. — Больно было?

— Нет. Я просто не люблю иголки, — мрачно ответила она.

В конце концов, Стиви поместили в палату, однако и там в покое не оставили. Пришла строгая деловая медсестра и принесла еще кучу бумаг на подпись.

— Вам показали фильм там, внизу? — бесстрастно поинтересовалась она. — Вы все поняли?

— Да. — Фильм рассказывал о том, что может случиться во время полостной операции, чтобы пациент полностью осознавал, на какой риск он идет. Смотреть его было жутковато.

— Подпишите здесь, здесь и здесь.

Дальше Стиви навестил больничный священник.

— Среди нашей паствы оказалась знаменитость, — улыбнулся он.

Обсудив, как лучше всего лечить «теннисный локоть», они сложили ладони и склонили головы. Священник помолился о хирурге, который будет проводить операцию, и о скорейшем и полном выздоровлении Стиви.

Стиви помолилась о раненой пятке Джадда, о прощении за совершенный ею грех воровства, о том, чтобы Господь защитил ее от удушения, когда они встретятся с Джаддом, и об успешном исходе судебного процесса по делу больницы, в том случае, если она скончается на операционном столе. Она подумала, что кто-то все же должен ответить за ее смерть, несмотря на то, что она собственноручно подписала бумаги, что претензий не имеет.

Зашел доктор Стиви, чтобы рассказать, как будет проходить операция.

— Если опухоль доброкачественная — а у меня есть все основания полагать, что это так, — мы просто удалим ее, и вы будете опять как новенькая.

— А если нет?

— Тогда придется удалить матку и яичники, а далее последует лечение.

— Какое лечение? Химиотерапия?

Он похлопал ее по руке:

— Давайте сначала проведем операцию. А там посмотрим и все обсудим, если будет нужно.

Затем пришел анестезиолог. Он живо напомнил Стиви графа Дракулу — волосы у него на лбу росли треугольным выступом, и к тому же он оказался ярким брюнетом. Граф присел на край кровати.

— Завтра утром вам введут успокоительное. Два укола: один в вену, другой в плечо.

— Я не люблю иголки, — полузадушенным голосом сказала Стиви.

— Обещаю прислать своего помощника, который ставит уколы так, что вообще ничего не чувствуешь. Когда вас привезут в операционную, вы будете уже дремать. Спокойной ночи.