Решающее лето

У меня вошло в привычку расспрашивать ее о прошлом, об успехах и неудачах, узнавать ее мнение по тому или другому вопросу. Она отвечала с какой-то жадной готовностью, словно хотела освободиться от того, что ее мучило, — печали, гнева или тщеславных устремлений.

А потом она дала понять, что ждет от меня ответной откровенности. Она хотела знать обо мне больше, чем ей удалось узнать от Филда. Я же по непонятной причине упорно избегал этого, убеждая себя, что, если бы она прямо спросила меня, я, не таясь, рассказал бы ей все. Я давно решил, что обязательно расскажу ей об отце и Хелене, о Мэг и Сесиль, но только не теперь и не в ответ на ее осторожные выспрашивания.

Мне представлялось естественным, что в этот первый, полный настороженности период нашего знакомства мы немножко мучаем друг друга. Я мучил ее тем, что умышленно не говорил о том, что ей больше всего хотелось узнать, а она (я был уверен, что она тоже делала это умышленно) могла внезапно покинуть меня именно тогда, когда мне казалось, что мы наконец по-настоящему понимаем друг друга.

Со стороны это могло показаться какой-то несерьезной игрой зеленых юнцов. Однако я считал, что именно это говорило о нашей зрелости. У двадцатилетних юноши и девушки давно бы не было никаких тайн друг от друга. Но ни я, ни Элен не стремились так быстро положить конец чудесному состоянию неопределенности.

Однажды, когда я закончил свои очередные расспросы, Элен вдруг сказала.

— Знаете, Клод, что мне в вас не нравится? Вы любите брать, но ничего не даете взамен.

И ногтем указательного пальца она очертила на скатерти нуль.

Мы снова сидели в ресторане Гвиччоли.

— Не даю ничего?

— Вернее, не говорите ничего.

— Разве? А что бы вы хотели узнать?

Она вспыхнула. В глазах ее появилась настороженная враждебность. После короткой паузы она сказала.

— Ну, например, почему вы ничего не рассказываете мне о вашей сестре? Из того немногого, что я о ней слышала, она представляется мне очень интересным человеком. Но, в сущности, я ничего о ней не знаю.

Пристально разглядывая нуль, нарисованный на скатерти, она старалась скрыть от меня свое разочарование. Ей наконец представилась возможность, но она сама ее упустила.

— С удовольствием, — ответил я и начал рассказывать ей, как, когда я был уже четырнадцатилетним подростком, от брака моего отца с Хеленой родилась Чармиан. После смерти отца Хелена привезла ее из Брюгге в Англию, и в маленьком домике в Баттерси в полной бедности прошло детство Чармиан, пока Хелена не вышла замуж за сэра Даниэля Арчера. Тогда Чармиан вдруг стала вполне обеспеченной юной леди. Я рассказал о двух юношеских увлечениях Чармиан: о ее романах сначала с молодым Роем Мак-Грегором, вероломно отказавшимся от нее, а затем с Виктором Тауни, погибшим где-то в Северной Африке. Затем я рассказал о браке Чармиан с Эваном Шолто, о том, как, несмотря на его постоянную неверность, она продолжала самозабвенно любить его, пока не родилась маленькая Лора. А теперь Чармиан решила навсегда связать себя с человеком, к которому не испытывает ничего, кроме жалости и презрения. Так увянет ее красота и пройдет молодость.

Тогда Элен почти ничего не сказала мне, лишь вежливо посочувствовала Чармиан. Все неприятное случилось потом.

У меня в гостях были Элен, Джонни и Наоми Филд. Я стал привыкать к Джонни и ловил себя на том, что прилагаю все усилия, чтобы не поддаться его обаянию. Его неизменная доброжелательность и услужливость и прежде всего то, что всякий раз, когда я его видел, я вспоминал Хелену, смягчили мою неприязнь к нему.

Помню, мы спорили о политике, я и Элен — с излишней горячностью, Наоми — спокойно и миролюбиво, а Джонни почти равнодушно, как неожиданно пришли Чармиан и Эван Шолто.

— Мы были рядом и решили сделать тебе сюрприз, — сказала Чармиан. Я сразу понял, что встреча с Джонни не доставила ей удовольствия, но она решила, что, поскольку я не вмешиваюсь в ее дела, ей следует вести себя так же. Она сдержанно, но дружелюбно поздоровалась с ним, а Наоми приветствовала как старую подругу. Знакомясь с Элен, Чармиан бросила на меня радостный и многозначительный взгляд.

Очевидно, визит ко мне был сделан по настоянию Чармиан и против воли Шолто, ибо он был неразговорчив и удостоил внимания лишь Джонни Филда, к которому проявил заметный интерес.

Я занялся приготовлениями к чаю, и Чармиан вместе со мной вышла в кухню.

— Она красива, твоя Элен.

— Ты так считаешь?

— Разумеется, не по голливудским стандартам, но такие головки бывают на старинных монетах.

— Она не моя.

— Нет? Тогда тебе следует сделать так, чтобы она стала твоею.

Чармиан отдала все свое внимание Элен и постаралась втянуть ее в разговор. Правда, это был разговор о модах и прическах, но Элен с удовольствием приняла в нем участие. Я никогда еще не видел ее такой оживленной и веселой. Она непринужденно болтала и, казалось, всем своим видом говорила — я счастлива, что можно забыть умные разговоры и не надо пытаться постичь непонятное. Я уже решил, что непременно скажу ей об этом, как вдруг она поймала мой взгляд, смутилась и враждебно насторожилась.

— Мне так нравятся ваши волосы! — воскликнула Чармиан — Эта прическа вам очень к лицу.

— И, пожалуй, единственная из всех возможных, — серьезно заметила Элен. — Если мои волосы не стягивать в пучок, они похожи на какой-то крученый пух. Я завидую вам, у вас такие красивые прямые волосы.

— Ох, уж эти мне женщины, — лениво промолвил Шолто, лишь бы что-нибудь сказать.

— Что дурного в наших разговорах? — тихо сказала Чармиан — Так хорошо быть женщиной. И разговоры наши не так уж глупы. Ведь внешность женщины так много для нее значит.

— Мне помнится, когда-то ты думала иначе, — вдруг сказал Шолто и тут же постарался сгладить грубость широкой улыбкой.

Я вспомнил время, когда Чармиан выражала свое горе в почти неестественном пренебрежении к собственной внешности.

— Чармиан всегда была обаятельна и красива. Я не помню ее иной, — галантно сказал Филд. Наоми тут же поддержала его:

— И я тоже. Другой я ее просто не видела.

— Филд, — неожиданно обратился к нему Шолто, — что вам известно об отмене ограничений на бензин?

— Ровным счетом ничего, — ответил Джонни. — Я вообще плохо осведомлен. Удивляюсь, как это все мимо меня проходит.

— Надеюсь, из этого не сделают секрета?

— Вы не должны требовать, чтобы Джонни разглашал государственные тайны, — шутливо вмешалась Наоми, пытаясь скрыть явную тревогу.

— Ради бога, что вы! — запротестовал Шолто. — Я просто поинтересовался.

— Вы ведете дела с фирмой Хэймера? — спросил Джонни.

— Непосредственно — нет. Но мы, разумеется, ее знаем.

— Вам не мешало бы познакомиться с самим Хэймером. Он вам должен понравиться.

— Что ж, пожалуй, нелишне, тем более что я мечу в автомобильные короли, — пошутил Шолто.

— Я мог бы вас представить ему, если вы находите, что вам это пригодится.

— Благодарю, ничего не имею против.

— В таком случае я позвоню вам, — сказал Филд.

— У меня с ним, пожалуй, найдется больше общего, чем у вас. Ведь я убежденный тори, не так ли, Чармиан?

— Собственно говоря, — тихо промолвил Филд, — боюсь, что и я переметнулся на их сторону. Прости меня, Клод, но я стал консерватором.

— Чтобы выслужиться перед Хэймером, конечно? — неожиданно съязвила Элен.

— Вовсе нет. Хотя, разумеется, он доволен. Просто чтобы быть в ладах с самим собой.

— Ты осел, — заметила она. — Все равно тебе не сделать карьеру.

— Что дурного в наших разговорах о карьере, — передразнивая Чармиан, сказал Эван. — Ведь карьера так много значит для мужчины.

Филд поднял руки, словно просил пощады за свое отступничество.

— Я не святой. Но, клянусь, я изменил свои взгляды не ради выгоды. Во всяком случае, я уверен, что мною руководило не это. Но разве кто-нибудь знает, сколь бескорыстны наши побуждения?

— Я не собираюсь тебя в чем-либо обвинять, — резко оборвала его Элен. Она покраснела и не на шутку рассердилась. Оставив Чармиан, она ходила по комнате, рассеянно разглядывая книги на полках. Время от времени она брала в руки какую-нибудь книгу, раскрывала ее, но тут же, захлопнув, ставила на место, задвигая на полку ладонью.