Под солнцем любви (сборник)

— Я сделаю все, что в моих силах, — пообещала я, совершенно еще не представляя, что и как буду делать.

Из задумчивости меня вывел голос подошедшего Игоря.

— Валь, пойдем отсюда, — предложил он и неодобрительно посмотрел на Колю. — Я не хочу, чтобы ты общалась с этим человеком.

Игорь взял меня за руку и потянул с полянки. Но я уперлась и вытащила руку из его руки.

— Игорь, подожди. Мне нужно поговорить.

— О чем тебе с ним разговаривать? Когда спустимся с гор, с ним будет беседовать полиция. — Игорь непонимающе посмотрел на меня. — Он доставил столько неприятностей моему отцу, а ты с ним еще мило беседуешь!

— И буду беседовать! — не отступала я. — Мне нужно все выяснить!

— Ладно, выясняй… — сдался Игорь. — А я пойду.

— Иди.

— Спокойной ночи, — входя в роль, улыбнулся Игорь.

— И тебе спокойной ночи, — пожелала я.

Игорь ушел. Я бросила взгляд на Кирилла. Он был смущен.

— А на телефоне могли остаться отпечатки пальцев? — внезапно спросил Коля.

— Могли… — подумав, ответила я. — Когда человек прикасается руками к каким-то предметам, то на поверхности предмета остаются пото-жировые следы. И если посыпать на них специальным порошком, то порошок прилипает к этим следам, и проявляются отпечатки… Поэтому на телефоне они могли остаться… Но мы в горах… Для снятия отпечатков нужен специальный порошок, кисточка… И изучать отпечатки нужно с помощью точной техники, а не на глаз. Потому что их очень легко перепутать.

— Я читал, что отпечатки пальцев бывают трех основных типов — петля, завиток и арка. Арку еще называют «свод», — вспомнил Кирилл и обратился ко мне: — Может, ты хотя бы определишь тип отпечатков? Уже легче будет. И сузится круг подозреваемых.

— Но где мы возьмем порошок для снятия отпечатков? — спросила я и отрицательно покачала головой. — Нет, тут нужно что-то другое. — Я посмотрела на часы. — Уже полчетвертого. Давайте подумаем об этом хотя бы утром.

И мы разошлись.

Уже подходя к своей палатке, я услышала какой-то разговор, повернулась на звук и увидела неприятную сцену, которая происходила возле Колиной палатки.

Коля расстегнул вход в палатку, и в этот момент из нее вышел Влад. Он держал в руках свой спальный мешок.

— Я не собираюсь жить вместе с вором, — презрительно процедил он и отправился в палатку к другому участнику похода.

Коля растерянно посмотрел ему в след, вздохнул и скрылся в палатке.

«Бедный парень. — Мое сердце сжалось. — Теперь он будет изгоем. Но… Я должна довести расследование до конца».

Едва я притронулась к палатке, как услышала сзади громкий шепот Кирилла:

— Ракета!

Я вздрогнула от неожиданности. Я не знала, оборачиваться мне или нет. Но все-таки решила обернуться.

— Ой, — спохватился Кирилл, — то есть не Ракета, а Валя.

— Что тебе? — неприветливо спросила я.

— Валя! Дай же мне наконец сказать! Хватит от меня убегать!

«Вот зачем я отпустила Игоря? — подумала я. — Лучше бы он остался!»

— Валя, пожалуйста, прости меня, что я отрезал тебе волосы! — эмоционально сказал Кирилл.

Я замерла. Я не ослышалась? Он наконец признал свою вину?

— Я сам не знаю, как это сделал… — смущенно проговорил он. — Помнишь, в тот вечер ты стала победительницей конкурса… На тебя смотрели все парни… Тебя все обнимали… С тобой все фотографировались…

Я не могла понять, куда он клонит.

— Ну и что что на меня все смотрели? — удивилась я.

— Я не хотел, чтобы на тебя смотрели! Поэтому и сделал это…

— И добился совершенно противоположного результата, — горько усмехнулась я. — После этого я оказалась в центре всеобщего внимания, потому что стала лысой. — Неожиданно до меня дошло: — Подожди… ты о чем?.. Что значит — ты не хотел, чтобы на меня смотрели?.. В смысле?

Кирилл смутился. Замолчал.

— Подожди-ка… — стараясь упорядочить мысли, начала догадываться я. — То есть… ты сделал это не из злости?

— Да из какой еще злости! — воскликнул Кирилл. — Наоборот!

С расширившимися от изумления глазами я отошла от палатки и села на бревно возле костра.

То, что сейчас говорит Кирилл, этого просто не может быть!

Но это было… Кажется, я все поняла. Судя по всему, я нравилась ему. Нравилась как девушка. И когда после конкурса все обратили на меня внимание, это сильно его задело, и он решил отрезать мне волосы, чтобы на меня не смотрели парни…

Я была просто поражена. Ошарашена.

Я целых два года думала, что Кирилл сделал это от своей наглости, от вседозволенности, а оказывается, что он совершил этот поступок совсем из других побуждений…

— Да что ты придумываешь! — все еще не могла поверить я. Я вскочила с бревна. — Ты просто наглый! Ты зазнавшийся! Ты сынок воспитательницы! Тебе было все можно! Поэтому ты и изуродовал меня!

— Никакой я не наглый! — с чувством ответил Кирилл. — Это вы думаете, что я такой! А я не такой! Я все годы прожил с вами в детдоме, а вы никогда не брали меня ни в одну компанию! Вы постоянно меня отвергали! Вы все время меня дразнили! Весь детдом был против меня! Я сто раз пытался к тебе подойти, а ты только усмехалась и, как все, называла сынком воспитательницы! А я что, виноват, что я сын воспитательницы?! Это что, недостаток? Это что, преступление? Ракета! — отчаянно воскликнул Кирилл. — Ну я же никогда не делал вам ничего плохого! Вы ненавидели меня только за то, что у меня есть родители!

Внезапно Кирилл замолчал и… разрыдался.

У меня перехватило дыхание.

Я во все глаза смотрела на плачущего парня и не знала, что делать.

Сейчас, в эту секунду, когда заплакал Кирилл, для меня перевернулся мир.

Я неожиданно с ужасом осознала, что Кирилл во всем прав. Мы, детдомовские, постоянно его сторонились, никогда не брали в наши игры и все время называли сынком воспитательницы. Но на самом деле у нас не было никаких оснований, чтобы его сторониться. Он никогда не выдавал наши тайны, он никогда не делал ничего плохого, он постоянно пытался с нами сблизиться, пытался во всем помогать, а мы его отвергали и единогласно ненавидели.

И только сейчас я поняла, почему мы его ненавидели. Мы просто ему завидовали . Мы завидовали , что у него есть мать. Завидовали , что у него есть отец. И ненавидели его только за это.

Я вся дрожала. Меня била нервная дрожь, когда я осознала весь тот кошмар, в котором Кирилл из-за нас жил.

Мы постоянно его унижали. И «наглым» он стал именно из-за нас. Но это была даже не наглость, а самозащита. Защита от нас, грубых и жестоких. То, что он отрезал мне волосы… да я это заслужила! Надо было меня вообще бритвой побрить!

В эту секунду я вспомнила очень важный эпизод. Когда я выиграла в конкурсе причесок, ко мне подошел Кирилл, чтобы сфотографироваться, но Димка грубо его оттолкнул и сказал: «Сынок воспитательницы! Этот конкурс среди детдомовских! А ты тут вообще не к месту!» А Кирилл ему ответил: «Да больно надо!» — и ушел. А мы рассмеялись ему вслед.

То, что он сейчас разрыдался — это вышли наружу все эмоции, которые копились долгие годы. Все то несчастье, которое он испытал из-за нас. Мы лишили его детства. Мы лишили его дружбы. Это парадокс, жуткий парадокс — Кирилл много лет находился среди детей в детском доме и был невероятно одинок.

Я тяжело вздохнула. Вернее, это был даже не вздох, а стон. Стон, в котором выразилось все мое сожаление о содеянном.

— Кирилл… — Я не могла подобрать нужных слов. Только повторяла его имя. — Кирилл…

— Ракета… Ракета… — ответил Кирилл и неожиданно его разобрал смех от этого слова.

Я стала смеяться вслед за ним. Слезы Кирилла высохли, он смеялся, а я, наоборот, разрыдалась.

— Кирилл, мне так стыдно… Пожалуйста, прости меня… Прости всех нас… — всхлипнув, попросила я.

— Да я никогда не держал на вас зла… — ответил Кирилл. — Я просто хочу, чтобы ты меня поняла…

— Я тебя поняла… — прошептала я.

— Я нисколько себя не оправдываю. Мне очень стыдно за то, что я отрезал тебе волосы. Это был какой-то… глупый порыв… Мне так стыдно за него… Я не знал, как еще оградить тебя от всех парней…