Спляшем, Бетси, спляшем! (СИ)

— С приездом, Бетси! Я заеду к тебе? — слышу я взволнованный голос.

— Может, встретимся у Летнего сада? Я как раз хотела пойти побродить.

— Через пол часа? Беру машину.

Я тоже останавливаю такси и еду к Летнему саду, но выбираю дорогу через Тучков мост, вдоль Кронверкской набережной, мимо Петропавловки, через Неву по Кировскому мосту, с которого открывается самое прекрасное зрелище в нашем городе, от него у меня всегда захватывает дух: за широким разливом Невы — Стрелка Васильевского острова с подстриженными деревьями и величественной белоснежной колоннадой Биржи меж двух терракотовых Ростральных колонн. Машина подлетает по набережной к воротам Летнего сада и навстречу уже спешит Коля, помогая мне выйти из машины. Опять, как всегда, я бросаюсь к нему на шею. Он, обняв меня одной рукой, похлопывает другой по спине.

— Ну, Бетси, люди смотрят, давай хоть отойдем в сад, с глаз долой.

Он пытается разжать мои руки, но я, оказавшись у него на груди, как у воды среди пустыни, не могу оторваться. Год я не вспоминала о нашей близости, но сейчас понимаю, что жила без него, как без души, блуждая по чужим странам в поисках иллюзий, а он здесь ждал и любил меня каждую минуту.

— Как я без тебя могла жить!? — шепчу я, заглядывая в глаза, полные нежности.

Он все-таки уводит меня в сад, и я падаю на первую же скамейку, потому что у меня дрожат ноги. Какая же я была дура! Коля смотрит на меня внимательно и вопрошающе.

— Что произошло, Бетси? Ты какая-то странная. Все в порядке?

— Теперь — да. Теперь в порядке, — мы смотрим в лицо друг другу, и я чувствую его всей кожей так отчетливо, словно нахожусь в его объятиях, — Ты меня не поцелуешь?

— Ты еще спрашиваешь! — усмехается он, придвигаясь ближе.

Замерев в его руках, ощущаю только его губы на своих.

— О, как мне этого не хватало, — я нежно глажу ладонью его лицо, трогаю пальцем брови и касаюсь губ, — Коко, можно, я попрошу тебя выполнить одну мою просьбу?

Его пальцы сильнее сжимают мои плечи и он недоверчиво смотрит на меня.

— Не шути так.

— Какие уж тут шутки! Ничего мне не хочется больше, чем этого. Пошли?

Мы медленно идем по набережной. Колина рука лежит у меня на плече, а я тесно прижимаюсь к нему, обняв за талию. Слышу его глубокое дыхание, все чувства сосредоточились только на этой близости, я уже не воспринимаю окружающее. Мы спускаемся к Неве напротив Петропавловской крепости, и я со стоном тянусь к его губам. Задохнувшись, мы отрываемся на минутку друг от друга. Услышав мой шепот, он резко отстраняется и встряхивает меня за плечи:

— Бетси, что ты сказала?!

— Что люблю тебя.

— Этого не может быть!

— Я люблю тебя. Когда я сегодня увидела тебя, поняла, что без тебя жила так, словно у меня вынули душу, она оставалась с тобой.

— Ты разрываешь мне сердце! Я мог пережить разлуку, зная, что ты не любишь меня. Но если это правда — как же мы теперь будем?

— Я не знаю. Но это правда!

— Спасибо, милая, — шепчет он, бережно обнимая меня, — ты сделала меня самым счастливым. Но как все теперь усложнится!

— Не надо об этом думать. Возьмем такси? Хочу скорее в постель.

Он смеется и у меня темнеет в глазах от чувственной хрипотцы, которую придает его смеху желание.

Три дня до субботы мы расстаемся только на то время, когда Коле надо идти на работу. Я днем встречаюсь со старыми знакомыми, захожу в университет и к Елене. К шести часам я спешу в скверик у Русского музея, и мы снова и снова встречаемся у Пушкина, ужинаем в «Европейской» и опять едем ко мне в Гавань. Мы похожи на двух сумасшедших из театра абсурда, потому что порывы страсти перемежаются бесконечными разговорами на самые разные темы, как в юности. Но среди рассказа о моей новой книге, или о знакомстве с Сарой я начинаю задумчиво проводить по Колиной шее, просунув руку за ворот рубашки, расстегиваю мешающие пуговки, забываю в тот же миг, о чем говорила, и вся уже сосредоточена на том, чтобы лаской полнее выразить ему свою любовь.

— Бетси, — говорит он счастливым голосом, — ты меня вознаграждаешь за все десять лет! Это невероятное счастье — быть тобой любимым, это так отличается от всего, что было раньше.

Я радостно улыбаюсь ему и продолжаю прерванный рассказ.

В субботу Коля едет в Сосново за Светланой и Сашкой. Я осторожно расспрашиваю Светлану, как они живут, но она отмахивается. Ее больше интересует, как лучше подобрать картины для обещанной выставки. Сашка мне потихоньку рассказывает, что они стали чаще ссориться, но почему — он не знает. Когда Светлана опять увозит Сашку на дачу, взяв слово, что я приеду к ним хоть на несколько дней, мы опять бросаемся в объятья.

— Коко, мне совсем не стыдно обманывать Светлану, и наплевать на своего мужа! Я негодяйка?

— Разве мы не заслужили хоть неделю счастья за десять лет?! Бетси, как я тебя люблю! Боже мой, если бы ты знала, как я тебя люблю!

— Я знаю, — шепчу я, — теперь и я тебя так же. Как долго я не могла понять, что без тебя не могу жить…

— Ты вернешься?

— Нет еще. Я виновата перед Ивом. Ты ведь не бросил Светлану?

— Но я не знал, что ты полюбишь меня!

Наш шепот то затихает, прерванный поцелуями, то возобновляется.

— Чувствую себя, как в пятнадцать лет, и ты моя первая любовь, — заявляю я, улыбнувшись воспоминаниям.

— Бетси, ты лукавишь, ты и в четырнадцать была влюблена в другого.

Я легко шлепаю его по спине и тут же крепче прижимаю к себе.

— Ну, значит — в четырнадцать. Ты не понимаешь? Просто все, что со мной было за эти годы — исчезло из памяти, и на первой чистой странице — ты и эти дни.

— А помнишь, как я тебя первый раз поцеловал?

— А помнишь?..

Этот месяц был фантастически нереален, и в то же время я ощутила, что вернулась к разуму и чувствам, составляющим гармонию с ясной душой. Как я буду жить дальше, я не задумывалась, я была счастлива нашей любовью и тем миром, который обрела сама в себе. Я пыталась объяснить это Коле, но он только грустно и понимающе улыбался.

— Бетси, я теперь боюсь за тебя. Будет ли по силам выдержать такую жизнь? Ведь мы опять расстаемся на год?

— Я что-нибудь придумаю. Хочешь, я сделаю тебе вызов, например в Париж, и сама приеду туда на неделю? Я, кстати, приглашена в Токио на симпозиум «Место Японии в мировой культуре». Но туда, к сожалению, я быстро вызвать тебя не смогу.

— Бетси, как у тебя все просто! Ты стала совершенно западным человеком: ни проблем, ни границ.

— Ну, проблем-то стало больше! И есть одна граница, которую очень сложно преодолеть.

— Ты думаешь, тебе не удастся вернуться?

— Посмотрим, — легкомысленно пожимаю я плечами, не представляя еще, что готовит нам судьба.

— Знаешь, — говорю я ему однажды, лежа на диване и ероша волосы, его голова прижата к моей груди и я время от времени глубоко вздыхаю, когда он касается губами нежной кожи, проводя по ней языком, — Знаешь, о чем я жалею сейчас больше всего? Что не могу родить тебе ребенка. Вот сейчас он получился бы такой чудный! Дитя любви.

Коля судорожно сжимает руки, но говорит ласково и спокойно:

— Не печалься пока об этом. Я так полон тобой, что не могу думать ни о чем другом.

Все хорошее когда-нибудь кончается. Месяц пролетел, как один день. Сестра сказала мне на прощание:

— Я и не думала, что ты так буквально воспримешь мои слова. Но я рада за вас. Ты так мне и не рассказала, что там у вас с Ивом. И как вы теперь будете?

— Это все пустяки. Через год я приеду опять, а там посмотрим.

Я везу с собой картины Светланы. Она сама приезжает меня провожать. Коля стоит, держа Сашку за руку. Я целую мальчика и быстро целую Колю в щеку. Я ничего ему не говорю, все уже сказано и выплакано накануне.

Возвращаюсь в Лугано, как на каторгу, и силы выдержать все мне придает чувство вины перед Ивом. Ах, если бы я могла любить его так же, как любила Колю! Был бы он счастливее от этого, перестал бы ревновать меня? Сейчас-то я дала ему настоящий повод для ревности и должна теперь терпеть его вспышки безропотно. Встреча наша была очень нежна. Ив, словно не веря, что я вернулась к нему, не отпускал ни на шаг, будто бы только осязая меня в своих руках, убеждался в моем присутствии.