В День святого Валентина

— Когда Мореа сообщила мне, что возобновила бракоразводный процесс, ты уже была на пути сюда.

Она тяжело вздохнула.

— Я не собираюсь обсуждать это, Коннор.

— Никто не обращает на нас никакого внимания.

Это похоже на правду. В огромном зале они были одни с Коннором, хотя их окружала сотня-другая людей. Танцующие подчинялись музыке, зрители наблюдали за танцующими, никто не смотрел в их сторону.

— Ладно, — сдалась она, — давай выясним все раз и навсегда. А ты знаешь, почему я уехала?

— Тебе нужно было время, чтобы все обдумать. Или это просто предлог? Это была ложь, так ведь?

Обвинение было так похоже на правду, что против ее воли на щеках вспыхнул румянец.

— В любом случае, — продолжал Коннор, — поэтому я и не прыгнул за тобой в самолет. Я думал, тебе нужно время, расстояние… Если ты собираешься уйти, почему пришла ко мне той ночью? Или это просто прощальная вечеринка?

— Нет! — выкрикнула она, не в силах больше сдерживаться.

— Ну что ж! Хоть это утешает. А может, ты поняла, что я не так уж плох в постели, и решила побаловаться напоследок?

Слезы обиды хлынули из ее глаз. Он опошлил все воспоминания, что так дороги ей.

— Ради Бога, Коннор, не начинай все сначала! — Она обхватила себя руками. — Ты говорил с Николь?

— Николь? Да она меня подставила. О чем мне с ней говорить?

Его тон был резким, что так непохоже на Коннора, он говорил с такой обидой и горечью, так ядовито.

— Не будь жестоким, — попыталась образумить его Сандра. — Что ты решил на ее счет?

— А разве у меня есть выбор? Придется на это место искать кого-то другого.

Она была так ошеломлена, что слова вырвались у нее прежде, чем она успела вновь взять себя в руки.

— Разве она не сказала тебе, что ждет ребенка?

— Конечно, сказала. Поэтому она возвращается на старую работу. Но там зарплата меньше, вот почему она так долго не решалась. Зато теперь она сможет уделять больше времени ребенку.

— Разве это для тебя ничего не значит?.. — прошептала Сандра.

— А с какой стати это должно… — Его взгляд вдруг стал пронзительным. — Ты ведь не думаешь, что я имею какое-то отношение к ее ребенку?

— Разве нет? — У нее от волнения пропал голос.

— Конечно, нет! Возлюбленный Николь — никчемный тип, он даже работать не желает. Вот почему она так долго разрывалась между двумя работами.

— А как же Фарго?

— Ну и что? Она пришла мне на помощь, успокаивала меня. А сама плакала на моем плече, жалуясь на своего дружка. А я… — он запнулся.

— А ты жаловался на меня, да? — подхватила Сандра, нежно глядя на Коннора.

— Я тоже поплакал на чужом плече. Но дальше этого дело не зашло. Клянусь тебе! Бог мой, Сандра, ты меня что, за Дон Жуана принимаешь?

Она покачала головой.

— Все в порядке, Коннор. Я понимаю. Наш брак был чисто формальным, ты вправе встречаться с другой. И Николь мне сама сказала…

Но ведь Николь никогда не говорила, что у них что-то с Коннором, мелькнула вдруг у нее мысль.

«Я придумала, будто она любит его, потому что сама была влюблена в Коннора. Я решила, что ни одна женщина не может пройти мимо него, что ни одна не может предпочесть другого, если рядом Коннор. Вот почему я решила, что у Николь ребенок от него!»

Но она не могла ошибаться: Николь смотрела на Коннора, и взгляд ее был полон любви и нежности. А может быть, ее дружок не более чем просто замена тому, кого ей не суждено заполучить? А может, она любит его по-своему, как любят дорогого друга, а Сандра, чей разум затуманен ревностью, не смогла увидеть разницы?

— Я думала, что она любит тебя, потому что сама тебя любила, — призналась она.

Коннор оцепенел, услышав ее признание. Ни один мускул не дрогнул на его лице.

Музыка опять сменилась, но Сандра ее не слышала.

Коннор занял защитную позицию, словно боксер на ринге, и тихо переспросил:

— Любила?..

Ей пришлось мысленно вернуться к началу своих рассуждений. Ее просто трясло от напряжения. Хуже уже не будет, подумалось ей, так почему бы не признать;правду?

— Нет, — ответила Сандра, — не любила, а люблю.

Коннор глубоко вздохнул и не нашелся с ответом.

— Значит, вот почему ты убежала? — спросил он. — Потому что… потому что любишь меня?

Она не смотрела на него.

— Я не хочу, чтобы ты был несчастлив. Если ты любишь Николь… — Она остановилась, а затем спокойно продолжила: — Если ты любишь Николь, будьте счастливы вместе.

— Но мы всего лишь друзья, и ничего больше!

— В любом случае это теперь не важно. — Она отвернулась от Коннора и уставилась взглядом в противоположный угол зала.

Сандра не могла смотреть ему в глаза. Один взгляд на него — и она не сможет сказать то, что намеревается. Надо, чтобы он понял.

— Кроме того, Коннор, — решилась она наконец, — я не смогу жить так, как хочешь ты. Не смогу жить с тобой, любить и знать, что нужна тебе лишь как мать твоего наследника. А вдруг это не сын, которого ты так хочешь? Я не смогу видеть свою маленькую девочку отвергнутой, как мой отец отвергал меня.

Он не пошевелился, но она чувствовала, как в нем закипает гнев.

— К черту все, Сандра! Я не твой отец. Если бы Сайлас был все еще жив, я бы прикончил его за то, что он сделал с тобой.

По ее спине от холодной ярости, что звучала в его голосе, побежали мурашки.

— Прости, — выдавила она, — но мне всегда было ясно, что тебя интересует только «Шервуд».

— «Шервуд», — ответил он после паузы, — был действительно важен для меня.

— Тоже мне новость, — произнесла она с горечью.

— Но и ты манила меня. Ты так привлекательна, Сандра. В тебе есть нечто большее, чем красота, — в тебе какая-то тайна… твои манеры… — Он помолчал. — Но ты была так холодна, так равнодушна, твой отец хотел, чтобы…

— Ради Бога, Коннор, — умоляла она, — я не хочу знать, как вы делили меня.

Он будто не слышал ее обвинения.

— Тем вечером, когда увидел, как ты разговариваешь с рабочими на линии, упаковщиками в погрузочном цехе, я захотел узнать, что за человек скрывается за этой ледяной оболочкой.

Сандра повернулась к нему с широко раскрытыми глазами.

— Тогда я начал наблюдать за тобой и влюбился, сам не признаваясь себе в этом. Слишком больно сознавать, что влюблен в женщину, которой все равно, жив я или нет.

Влюблен? Она задержала дыхание.

— Которая вышла за меня для того, чтобы убежать от отцовской твердой руки.

— Неправда, — только и смогла прошептать она.

— Ты это тогда хорошо скрывала. Тебе было все равно, с кем спать: со мной или с плюшевой игрушкой, с той лишь разницей, что с игрушкой меньше хлопот.

Сандра почувствовала, как кровь прилила к ее щекам.

— Неправда, — повторила она, — я никогда не отвергала тебя.

— Не отвергала? Ах, ну да, тебе ведь просто было все равно! В постели ты была такой светской дамой, что каждый раз, когда хотел тебя, я считал себя преступником. — Он с трудом перевел дыхание. — Единственный раз, когда я почувствовал, что ты действительно хочешь меня, был тот вечер, когда умирала графиня.

— Я была так одинока, — призналась Сандра.

— Но уже на следующее утро маска великосветской дамы вновь была на тебе. Ты ведь сказала мне «спасибо» — Бог мой, Сандра, и представить невозможно, как ты меня оскорбила! И отдала мне назад мои кольца…

— Мне противно было думать, что ты просто жалеешь меня. Чувствуешь себя обязанным за то, что мы занимались любовью. — Она приложила руку к виску. У нее кружилась голова. — Так вот почему ты переехал в гостевую комнату, когда мы еще были вместе?

— Ты называешь это «быть вместе»? Я так хотел тебя! Спать одному в таких условиях проще.

— А я думала, что не устраиваю тебя в постели, что ты от меня устал. — Ее тело сотрясалось от рыданий.

Но Коннор уже был рядом, он обнял ее и прижал к себе. Она обхватила его руками, ища утешения и ласки.

— Отец всегда учил меня, — произнесла она с горечью, — что любят только за то, что могут от тебя получить.