Мужчины из женских романов

– Взгляните, на какие темы сейчас молодые женщины пишут! Остро, современно, лихо, иронично! Новый стиль. И лексика не черствая и заплесневелая, а свежая, рассыпчатая.

Он уткнулся взглядом в стол, отодвинул лист указательным пальцем и интеллигентно взмолился:

– Светочка, простите, можно я это читать не буду?

– За этим, как вы пренебрежительно выражаетесь, – будущее, – рассердилась она. – Язык менялся, меняется и будет меняться. Неужели вам не интересно заглянуть в завтра? Отстанете от времени.

– Пусть. Но можно я не буду?

Что с ним, лысым осколком прошлого, сделаешь? Позволила.

В отличие от него ее никто не пытался неволить. Но читать дальше она тоже расхотела. Настроение было паршивое, девушка грызла карандаш и думала: «Какое развязное существо». Но в выпендреже Славиной было что-то наивное и даже трогательное: детский протест против имени Клара, яростное желание убедить «господ» из издательства в своей эрудиции, запомниться не очень стандартными взглядами на женские писания и при этом откровенно коммерческое название дебютного романа. «А вдруг опять повезло? – вскинулась Света. – Неужели эта забавная девчонка – то? Забавная или развязная? Горе сделало меня терпимой». И словно услышала слова мамы: «Всем бы такого горя, да побольше».

Но маме под пятьдесят, а ей двадцать пять, и еще никогда не было так больно. Хотя она только на секунду предположила, что они с Димой могут и не договориться по некоторым ранящим вопросам. Столкнувшись в памяти с навсегда обосновавшейся там мамой-завучем, Света благонравно убрала в ящик карандаш, который уже не грызла, а жевала, и вернулась к исполнению редакторского долга. Что ж, здравствуй, Кларисса. Взглянем, как ты пишешь. Упрямица не знала, что добывает для себя третью, последнюю каплю яда. Но надоумь ее кто-нибудь, все равно не поверила бы.

А рукопись обещала, что все, наконец, будет хорошо. Встреча, близость, расставание героев – тематика серии «Новый настоящий роман». Кларисса непосредственно храбрилась и закомплексованно трусила уже в синопсисе. Текст полнился энергией ее неимоверного желания рассказать о своей любви. Света и не заметила, как очутилась в первой главе. «Он подвалил к ней в баре – молодой, крепкий, притягательно веселый, почти трезвый парень. Небрежно (форма) и заинтересованно (суть) обратился то ли с вопросом, то ли с утверждением: «Танцуешь». – «Еще как», – обрадовала она его. Он скромно положил большие руки ей на талию. Но когда вполне пристойно двинулся, бедром она почувствовала, что медленный танец – его конек». Света чуть не застонала: так разочароваться сразу же. Еще одна ненормальная, на которую мгновенно встает у любого встречного-поперечного и даже у кобелей знакомых. Их хотели все. Их ненавидели все. Женщины за то, что так желанны. Мужчины за то, что неприступны. В грязной ауре массового вожделения они смиренно ждали любви и без нее, чудесной, никому не давали. С ними было страшно и противно общаться. Одну такую выгнали с работы за очень неблаговидный проступок. А она до сих пор убеждена, что начальник жаждал близости с ней, но не мог изменять супруге, долларовой миллионерше. И, чтобы не свихнуться, уволил причину мук. Другая, гуляя со Светой по парку, указала на неказистого типа: «Кипит страстью. А я холодна». Бедный мужик заприметил ее шагов за десять, исказился лицом, развернулся, ломанулся через кусты и побежал по бесконечным газонам куда-то на закат. «Видишь! Застеснялся и удалился, чтобы скрыть от тебя позор эрекции. Собой не владеет», – объяснила маньячка.

Света, думая, что прощается с рукописью, уперлась взглядом в следующую строку Клариссы. «Он немного смутился и вопросительно посмотрел ей в глаза. Она не была щепетильной. С кем он так возбудился в предыдущих танцах, сколько их было? Главное, кому это достанется…» Света тихонько охнула. Если речь идет о маньячке, то иного рода. Вот так сразу быка за рога? Тьфу ты, после такого начала все звучит двусмысленно, даже «В лесу родилась елочка». Она воровато огляделась. Нинель Николаевны и Павла Вадимовича в комнате не было. Все-таки устроили перекур, а она и не заметила. Девушка быстро достала из сумки блокнот и подрагивающей от волнения рукой записала под номером три: «Роман «Меня не достоин». Автор – Кларисса Славина – веселая бля…» Не закончив последнее слово, вымарала характеристику не автора, но стиля. Нахмурилась в раздумье. Первая – домохозяйка. Вторая – интеллектуалка. А третья? Она в самом начале романа заявила, что ей нужна не любовь вообще, а реальный мужчина. И похоже, отвлекаться от него на быт и рассуждения не намерена. И уже твердо Света вывела «женщина». Спрятала блокнот и принялась читать.

Если бы Кларисса подробно и откровенно написала про «случай из практики», а роман местами тянул на записки начинающего врача-сексопатолога, младший редактор отказалась бы от него. Автора постоянно уносило в подробные воспоминания о бывших любовниках. Каждого она сравнивала с новым парнем из бара. Сравнения оказывались в его пользу. Наверное, из-за того, что все прежние были одинаковыми тупыми скрягами и занудами, а этот еще не успел проявить дурных качеств. Скрывал. Ведь не с ангелом же она рассталась к концу повествования. Начинающая беллетристка истово украшала главы списками мужских подношений. А в живописании выбивания подарков часто звучали трагические ноты. Но в итоге перечень вещиц был краток и однообразен. И способов раскрутки было всего два. Сравнение упрямого козла с другим, более щедрым мужчиной. Рыдания и дурное настроение, пока очередной гад не купит выпрашиваемое или не бросит героиню. «Мало познавательного, – то ли иронизировала, то ли жалела Света. – Какие-то воспоминания неудачницы. Где победы? Как их достичь?»

Вроде умно и полемично написала: женщина обязана стоить мужчине дорого, чтобы жалко было терять хотя бы вложенные в нее бабки. На это младший редактор откликнулась душой. У ее сестры была персидская кошка. Умерла почему-то рано. Но успела разок стать матерью. И нежная дочка гуманистов и бессребреников со стажем заломила за котят такую цену, что родители потребовали объяснений. Она дала, и в них был смысл. Во-первых, чем больше человек заплатил за животное, тем труднее выгнать его на улицу. Как представит, что увозит за город и бросает на обочине не зверька, который теоретически может и выжить, но тяжелый рулончик купюр, так и сжалится над питомцем. Во-вторых, ей нужны приличные джинсы и кроссовки. «Надо еще, чтобы любитель кошек такой рулончик заводчику выложил», – рассмеялся отчим. «Моя проблема», – заверила сестра. Все, кто звонил по объявлению, явились и раскошелились. Но это было уже личным достижением отпрыска учительницы и врача. Таким образом, Света была подготовлена к восприятию информации на тему «лишь бы всем, кого купили, было хорошо». И что вытворила Кларисса? Окрылила: сейчас полно мужиков, которые, бросая женщину, забирают не только ювелирные украшения, но и одежду и обувь. Один пытался унести туфли героини. И хватило наглости рот открыть:

– Они стоят двадцать тысяч, перебьешься.

– Не ври, свинья, их уценили вдвое. Ты за них десять тысяч заплатил, я же с тобой была, примеряла, – возмутилась она.

– Да, уценили. Не важно, сколько заплатил, важно, сколько стоили…

Куда это годится? Не роман о любви, а плач по шмоткам. Девушка уже в который раз приготовилась заняться следующим автором. На пороге возникли старшие редакторы. Под глазами у обоих синели круги от хронического мониторного утомления, но держались они бодро.

– Не выискала ли ты нечто обреченное продаваться на ура? – спросил Павел Вадимович.

– Уточните, – попросила Света.

– Аксенов писал, что в Америке издательство заплатило никому не известной девице миллион долларов. Аванс. За синопсис и название «Промельк чулка», – отозвалась Нинель Николаевна. – К самому роману автор еще не приступала.

– Чулка? У меня тут сияние ляжки и блеск задницы на десять условных печатных листов.

– Мы не в пуританских Штатах, может и сойти, – ухмыльнулся ответственный за мужскую прозу.