Свет с небес

— Распусти волосы, Эллис.

Ее ресницы затрепетали.

— ^:Не думаю, что это будет разумный шаг.

— Черт возьми, женщина, неужели ты всегда так разумна? Всегда осторожна, предусмотрительна и добродетельна?

Ее нижняя губа задрожала, как у обиженного ребенка.

— Нет. Я вовсе не была добродетельна, разумна и осторожна, когда... когда ты... когда мы...

— Боже, Эллис, как ты собираешься сказать об этом?

Грудь ее разрывалась от невыносимой тяжести, тяжести неразделенных желаний и одиночества. От горечи при мысли о том, что даже этот мужчина, почти поднявший ее к звездам восторга, смог разглядеть в ней лишь обделенную лаской старую деву. От сознания того, что судьбе почему-то угодно лишить ее всего, чем богата и счастлива человеческая жизнь, а еще от того, что Нейл Морфи сумел разрушить стены, за которыми она должна скрываться от враждебного мира.

— Черт побери! — Увидев ее глаза, Нейл не раздумывая бросился к Эллис, причем так стремительно, что она подскочила от неожиданности. Он схватил ее руки, крепко сжал. — Прости, Эл. Правда, прости. Разговоры о прошлом превращают меня в ублюдка. Кроме того, я просто не знаю, как вести себя с такой женщиной, как ты.

— Как я? — Ее губы задрожали еще сильнее. — Что же такого странного во мне? Я обычная женщина, такая же, как все остальные!

— Нет, ты не такая! Черт возьми, ты знаешь, что я вырос на улице, как собака?! Моя мать умерла от героина, когда мне было пять, а через год моего отца зарезали в пьяной драке! Никто никогда не учил меня; все, что я знаю, я узнал из книг, выучившись читать. В армии меня научили правильно держать ложку и привили элементарные навыки гигиены. Лишь там я узнал, что сражаться можно не только ножом и битой бутылкой. В армии меня послали учиться, и тогда я с удивлением узнал, что, оказывается, в жизни можно быть кем-то еще, кроме бродяги.

Потом я вступил в ОБН и снова оказался на улицах. Я знаю Все о наркоманах, о торговцах наркотиками и бандитах, я знаю, как безнадежны усилия всякого, кто хочет выбраться из дерьма, но я не знаю ничего об атласе, кружевах и нежных дамочках, посещающих воскресные проповеди в церкви!

— Ты считаешь, что раз я не росла на улице, то сделана из другого теста?

Глаза Эллис яростно заблестели, и Нейл едва сдержал вздох облегчения. По крайней мере это гораздо лучше, чем трясущиеся губы.

— Я не сказал этого. Я сказал, что не знаю, как разговаривать с такой женщиной, как ты. Я груб, неотесан и порой невыносимо вульгарен.

— До сих пор ты вел себя безупречно, Нейл Морфи.

— Благодарю. А теперь, может быть, мы поменяемся ролями и ты расскажешь мне о том, что вспомнила сегодня? И что именно ты так боишься узнать.

Он почувствовал, как напряглись ее руки.

— Ты действительно уверен, что я скоро вспомню все?

— Мне говорили, что чаще всего так и бывает.

— Я не хочу. — Этот тоненький слабый голосок никак не мог принадлежать мисс Эллис, державшей в страхе большую часть мужского населения округа. — Я не понимаю, зачем мне вспоминать об этом? Прошло столько лет, и с тех пор эта история никак не тревожила меня, ну если не считать пару глупых страхов.

И небольшого, но страшного физического изъяна. Интересно, что сказал бы Нейл, узнай он о нем?.. Какая разница, ведь она все равно никогда не расскажет ему об этом.

— Возможно, тебе это совершенно не нужно, но дело в том, что такие вещи не зависят от нашей воли и желания. Раз уж память частично вернулась к тебе, то вероятнее всего скоро ты вспомнишь все.

Эллис отдернула руки. Да, непреклонно заявила она самой себе, пусть руки этого мужчины теплые, чистые и мозолистые от работы, пусть я с радостью позабыла бы о своем целомудрии, если бы эти руки коснулись моего тела, но все равно я не нуждаюсь в том, чтобы кто-то держал меня за руку. Я привыкла сама справляться со всем на свете — должна справиться и теперь. У меня тоже есть гордость.

— Что ты вспомнила, Эл? .

— Ничего, серьезного ничего. — Она уставилась в свою кружку. — Просто... Вот я возвращаюсь в общежитие из университетской библиотеки. Было поздно, холодно и шел снег. Как сегодня. Я не могу объяснить, откуда я знаю... что по было как раз перед... перед этим. Просто знаю, вот и все.

Нейл кивнул.

— Просто знаешь, вот и все, Эл. Продолжение здесь, в твоей памяти, просто ты пока не можешь вытащить его на свет. Все тесно связано, поэтому-то ты и уверена, что страшное произошло сразу после этого.

Эллис задумчиво кивнула и посмотрела в глаза Нейлу.

— Да. Ты прав. Сегодня, когда я стояла на парковке, я точно знала, что было потом.

Ее знобило. Обхватив себя руками, Эллис подумала, как хорошо бы снова возвратиться в детство, маленьким клубочком свернуться на материнских коленях, твердо зная, что все страхи и тревоги рассеются в кольце ласковых рук... Со смертью матери она навсегда лишилась этого. И вообще, негодующе обрушилась на себя Эллис, взрослые проблемы не решаются так просто. Все объятия в мире не успокоят ее теперь...

— Поговори со мной, Эллис, — мягко попросил Нейл. — Что ты знаешь о том, что произошло с тобой?

Тяжесть в груди стала непереносимой. Эллис глубоко вздохнула, потом еще раз, не веря, что сможет когда-нибудь заставить себя выдавить хоть слово.

— М-мне сказали, что... он напал на меня по дороге в общежитие. В-возле тротуара нашли обломок свинцовой трубы, на ней запеклась моя кровь и прилипли волосы. Поэтому в полиции решили, что преступник оглушил меня ударом по голове... или двумя.

Нейл тихо выругался.

— Никаких отпечатков?

Эллис еще раз глубоко вздохнула, пытаясь сохранить спокойствие и выдержку.

— Нет. Стояла зима. Он был в перчатках.

Нейл содрогнулся от того, как она сказала это.

— Ты ведь помнишь это, правда? — как можно осторожнее спросил он.

Эллис выглядела совершенно сбитой с толку.

— К-кажется, да. Я вижу кожаные перчатки. Черная кожа... Большие руки. Я не знаю, Нейл, почему я вижу это!

— Все так и должно быть, не волнуйся. Что ты еще знаешь?

— Что он был... что он... О Боже, Нейл! Я не могу!

— Все хорошо, Эл. Все хорошо. Ты в безопасности.

— Я никогда никому не говорила об этом. Никогда. Даже если бы я могла вспомнить, все равно ужасно даже произнести это, выговорить, сказать словами... Я... я не думаю...

— Он изнасиловал тебя? — Нейл вовсе не хотел вести себя так грубое но он обязан знать, что она вспомнит, когда придет час. Если сейчас он позволит ей замкнуться, то никогда уже ничего не добьется. Если она не может сказать сама, ему придется идти напролом. Эллис задохнулась.

— Нет! — И попыталась снова вырвать руки, но Нейл не позволил ей. Лицо его было неподвижно и сурово, без тени жалости.

— Он мучил тебя?

Эллис напряглась и застыла. Лицо ее потеряло всякое выражение, превратившись в безжизненную маску белейшего в мире мрамора.

— Да, — скорее выдохнула, чем произнесла она.

Нейл понял, что с ней произошло. Понял, потому что сотни раз сам проходил сквозь это. Инстинкт самосохранения, коренящийся в каждом живом существе, сейчас заставлял Эллис отрешиться от мучительных воспоминаний. Оиа отстранила их от себя, как будто все, о чем она сейчас говорила, произошло вовсе не с ней.

— Как сильно он изувечил тебя? О коме я уже знаю.

— Ужасно, — безжизненно ответила Эллис. — Он бросил меня умирать в один из мусорных контейнеров. Кто-то что-то увидел, заподозрил неладное и вызвал полицию. Они и нашли меня, прежде чем я умерла бы от холода или потери крови.

Нейл снова процедил несколько проклятий — одно за другим, очень тихо и очень выразительно. Потом поднялся, прихрамывая обошел стол, и помог Эллис подняться со своего места. Довольно, решил он, крепко прижимая ее к себе, теперь я должен сделан, все, чтобы успокоить ее... К сожалению, он мог слишком мало. С Эллис случилось еще что-то, о чем она не сказала, что-то терзало ее гораздо сильнее, чем просто боязнь вспомнить. Что-то ужасное, оставившее в душе кровоточащую рану.